Семь футов под килькой - Елена Ивановна Логунова
Все изменилось год назад, когда медиахолдинг, где я работала, развалился в пыль. Владелец бизнеса, скорбно всхлипывая, объявил, что настали совсем плохие времена для бумажной прессы, после чего, продав все активы, уехал горевать на ПМЖ в Испанию. Сотрудников, разумеется, уволили, причем с долгами по зарплате. Все тут же кинулись искать новые места, конкуренция за вакансии в городских СМИ стала запредельной, и я нашла работу не совсем по профилю, но где-то рядом с ним.
Частной лавочке с претенциозным названием «Клуб ДОРИС: ДОставка Радости И Счастья» требовался эсэмэмщик, копирайтер и пиарщик в одном лице. Владельцем бизнеса оказалась та самая Дора Доронина. На собеседовании мы закономерно встретились, узнали друг друга и решили, что это судьба.
Вернее, это Дора так решила. Меня-то, если честно, подкупила обещанная внушительная зарплата. Я, правда, не думала, что за нее придется пахать днем и ночью, изо всех сил стараясь не скривить борозду и не выпасть из правового поля. Бизнес-леди Доронина виртуозно балансирует на грани закона, и я вынуждена заниматься аналогичной акробатикой вместе с ней.
«Ох, Федор Михалыч, – говорю я иногда начальнице, потому что по паспорту она Феодора Михайловна, а это забавно: имя совсем как у Достоевского, – будешь ты однажды в местах не столь отдаленных писать свои собственные мемуары «Преступление и наказание»!» – «Молчать, Генералюссимус! – огрызается Доронина, потому что меня зовут Люся Суворова и я мастер победоносных кампаний. – Если что, писать там будешь ты, а я – надиктовывать!»
Конечно, ничего по-настоящему криминального мы не делаем, но временами я чувствую себя без пяти минут аферисткой и мошенницей.
Пять минут, пять минут – это много или мало?
Логика утверждает, что рано или поздно мы с Дорой допрыгаемся. Здравый смысл подсказывает, что нет резона думать о морали и этике прямо сейчас, когда мне очень нужны деньги. А коматозная совесть и вовсе сладко похрапывает.
И я продолжаю работать у Дорониной. Мы с ней даже подружились и временами ведем задушевные разговоры.
– Что, неужели Караваев тебя бросил? – предположила Дора, заинтересованно сопя в телефонную трубку.
– Почему сразу бросил? Просто улетел подписывать договор с партнерами в Турции.
– А почему тебя с собой не взял?
– На следующей неделе я должна организовать юбилей Петрика! А завтра – заседание твоего клуба!
– Нашего клуба, – поправила Дора строго, опять меняя амплуа и превращаясь из доброй подружки в строгую начальницу. – Короче, Суворова, чтобы все свои недоделки сегодня закончила и завтра как штык была на работе без опоздания! И не с зареванной мордой, а в полном ажуре! Я Петрику позвоню, чтобы он проследил. – И она отключилась.
Я сделала вдох-выдох, покосилась в старое бабулино трюмо – там и впрямь обнаружилась какая-то зареванная морда, а не то, что хотелось бы.
Так, все! Надо взять себя в руки.
Я еще подышала, стараясь успокоиться, потом протерла лицо тоником и мелкими щипками выправила загнутые вниз уголки губ, вылепив себе подобие улыбки. Она получилась странноватой и малость пугающей, но все же была определенно лучше, чем страдальческий оскал.
Решив, что в таком виде и настроении меня уже можно выпускать к добрым людям и собакам, я вышла на крыльцо и поинтересовалась:
– И что у нас с орехами?
– Лучше бы ты спросила, что у нас с пальцами, – пожаловался Эмма, баюкая правой рукой левую.
«Вот! – укоризненно сказала мне совесть, неожиданно пробудившись. – Пока ты там растравляешь свои воображаемые душевные раны, ребенок тут получает реальные физические!»
– Покажи. – Я потянулась к «ребенку» (двадцать один год, рост сто восемьдесят пять сэмэ) и осмотрела его микротравмы. – Пара ссадин, один ушиб – ерунда, до свадьбы заживет.
– До чьей свадьбы, твоей с Михаландреичем? – встрепенулся Эмма.
«Устами младенца!» – нервно хохотнул мой внутренний голос.
«Ребенок» ткнул не в бровь, а в глаз. Точнее, в мою кровоточащую душевную рану.
Караваев уже дважды звал меня замуж, но я не спешила соглашаться – хотела в полной мере насладиться необременительными добрачными отношениями. И что? Домариновала мужика до того, что он улетел к теплому морю с другой.
Но Эмме я этого говорить не стала, только нахмурилась:
– Тебе, брат, не о свадьбах надо думать, а о завтрашнем представлении.
Братец учится в Академии культуры и подрабатывает приглашенным актером на разных мероприятиях. Разброс ролей у него широчайший – от Винни-Пуха в костюме ростовой куклы до Гамлета в рубашке с кружевами.
– На завтра у меня все готово, – заверил меня юный талант и потянулся за веником, чтобы смести с крыльца ореховую скорлупу. – Нет только денег на такси, но ты же мне дашь?
Я оставила ему деньги и ценные руководящие указания, взяла орехи и отправилась к себе. Вернее, в нашу с Петриком съемную квартиру.
На даче, которую с подачи моей покойной прабабушки Зины все называют милым словом «именьице», я не живу, а только наведываюсь туда иногда. В последнее время – даже реже, чем Эмма, которому я великодушно отдала свой ключ. У моего сводного брата нет собственной жилплощади, а от матушки и отчима очень хочется держаться подальше.
Вечерело, и по-хорошему мне надо было вызвать такси или позвонить шоферу Караваева Косте, которого шеф уже приучил к тому, что он как бы наш общий водитель. Но в свете того, что я подозревала Мишаню в подлой измене, беспокоить Костю решительно не хотелось: от подлого изменщика мне ничего не надо!
А такси в именьице я вызывать не люблю. Может, это и не заметно, но у меня тонкая душевная организация, и она страдает всякий раз, когда таксисты самыми нехорошими словами ругают нашу проселочную дорогу.
Да мне идти-то по ней всего с полкилометра, потом будет мост через реку, а за ним уже – город со всей его инфраструктурой. Сяду там на трамвайчик, еще и денежки сэкономлю…
Размышляя таким образом и посматривая по сторонам, я бодро топала по глубокой колее, продавленной в глинистой почве автомобилями, пока мой взгляд не зацепился за нечто неожиданное.
Опля! Алое закатное солнышко слепящим пламенем отразилось в полированной поверхности. Ну-ка, ну-ка, что тут у нас такое? Я выбралась из колеи и, путаясь ногами в цепких вьюнках, двинулась на манящий блеск.
Неподалеку от нашего дачного товарищества есть небольшой пустырь, превращенный несознательными гражданами в стихийную свалку. Выбрасывают туда преимущественно строительный мусор, поломанную мебель, старый домашний скарб и прочую рухлядь. Иногда на эту свалку истории незаслуженно отправляются вполне годные вещи. К примеру, именно отсюда в нашу с Петриком квартирку перекочевала изящная деревянная консоль – трехногий гримировальный столик, мечта красавицы-кокетки.
На сей раз кто-то, не мелочась, сплавил на помойку целый рояль!
Да,
