Галина Куликова - Муха на крючке
Тип в очках, изрядно взмокший и встрепанный, в какой-то момент распрямился и, достав сигарету, жадно затянулся, потом двинулся в сторону Василисы.
— Может, добром скажешь, где он ее спрятал? — прошипел он.
— Я не в курсе, — пролепетала Василиса. — Я Мочалкина секретарша.
Тип оскалился и без предупреждения воткнул окурок прямо Василисе в руку. Взвизгнув от боли, та подпрыгнула, подбросив вверх кота. Коротко мявкнув, Мерседес взбрыкнул в воздухе, потом впился когтями в грудь подвернувшегося бандита. Его жирная мохнатая туша поехала вниз, с треском раздирая рубашку.
Бандит отшатнулся, молотя руками перед собой. Мат полился из него, как песня.
— Ах ты, зараза! — закричал второй тип и выхватил пистолет. Почти бесшумно ствол выплюнул пулю, и подоконник рядом с Василисой взорвался маленьким фонтанчиком бетона.
Ни секунды не раздумывая, она сначала встала на подоконнике на четвереньки, потом поднялась, присела и, сгруппировавшись, прыгнула в окно. Короткая широкая юбка взметнулась вверх. Через секунду она уже обнимала руками и ногами водосточную трубу и вертела задом, пытаясь скользнуть вниз. Однако у нее это плохо получалось. Вдобавок ко всему оказалось, что труба нагрелась на солнце и теперь невыносимо жгла ей живот. Преодолев всего один этаж, Василиса завопила не своим голосом:
— Снимите меня! Снимите меня!
Поскольку на улице было жарко, почти все окна в здании были распахнуты, и отовсюду моментально повысовывались головы. Голова, которая очутилась к Василисе ближе всего, разинула рот.
— Да снимите же меня! — заверещала секретарша пуще прежнего.
Голова скрылась и почти тут же появилась снова. Теперь перед ней торчала видеокамера.
— Снимаю! — закричал кретин, улегшись животом на подоконник. — Это для рубрики «Слабо?», я правильно понял?
Вспотевшее тело Василисы начало рывками скользить вниз. Проезжая мимо кретина с камерой, она обозвала его неприличным словом и тут же ободрала живот в том месте, где куски жести были неплотно подогнаны друг к другу.
— Я истекаю кровью! — жалобно кричала Василиса, чувствуя, что еще немного, и она сорвется с проклятой трубы и достигнет асфальта, что называется, своим ходом. Головы, которыми был утыкан теперь весь фасад, наперебой подбадривали ее, обещая скорое освобождение. Кто-то сердобольный потыкал в нее палкой от швабры.
Внизу завыла пожарная сирена. Примерно на уровне третьего этажа Василиса почувствовала, что под нее подставили лестницу. С проворством обезьяны она начала спускаться вниз, но на середине пути уперлась задом в каску пожарника. Паникующая жертва изо всех сил лягнула спасителя ногой. Пожарнику это не понравилось, и он ущипнул завизжавшую Василису за ягодицу. Кончилось тем, что они подрались. Схватка была жаркой и длилась до тех пор, пока к месту происшествия не подогнали еще одну пожарную машину и не выдвинули вторую лестницу. Драчунов с трудом удалось разнять.
— У нее крыша поехала! — оправдывался пожарник, с которым Василиса сцепилась в воздухе. — Вы только посмотрите на нее!
Взбешенная и раскрасневшаяся Василиса, встрепанная и окровавленная, горящими глазами шныряла по сторонам. Почти тотчас же она заметила в толпе бандитов, из-за которых ей пришлось совершить головокружительный спуск.
— Ага! — завопила она, уверенная, что при таком скоплении народа они ничего ей не сделают. — Вы еще пожалеете, что встретились со мной!
Издав боевой клич, Василиса бросилась на обидчиков головой вперед, однако по пути ее перехватили санитары и быстро прикрутили к носилкам. После укола она сделалась вялой и с трудом держала глаза открытыми. По дороге в больницу санитары не обращали на нее внимания и рассказывали друг другу пошлые анекдоты, хохоча и хрюкая.
В мрачном приемном покое Василису перевалили на каталку и задвинули к стене в коридоре.
— Ждите, — сказали ей.
Будь у нее силы, она бы сбежала, но укол все еще действовал. Мимо постоянно ходили люди, некоторые задевали ее локтями, и только один при этом пробормотал неразборчивое извинение. Через некоторое время к каталке приблизился довольно странный юноша в круглых очках. Глаза его тревожно блестели.
— Жизнь прекрасна! — заявил он, вцепившись в бортик каталки побелевшими пальцами. — Что бы ни случилось, надо жить.
Василиса была с ним абсолютно согласна.
Не обращая внимания на ее бурное одобрение, юноша продолжал:
— Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее нужно так…
— Мальчик, ступай отсюда, — пробормотала Василиса. «Может быть, безвредного психа врачи выпустили погулять по коридорам?» — подумала она. Юноша между тем даже не собирался следовать ее совету.
— Конечно, жизнь прожить — не поле перейти, — сообщил он. — Жизнь бывает тяжкой… — Юноша еще подумал и добавил:
— Безденежной.,.
Он был жалок. Над его пухлой верхней губой выступили капельки пота. Василиса ощупала руками свое тело. Сумочка была на месте.
Открыв замок, она достала кошелек и извлекла из него на свет пятидесятирублевку. Держа ее двумя пальцами, протянула в ту сторону, откуда продолжали доноситься сентенции относительно трудности и неотвратимости бытия.
Увидев перед своим носом купюру, юноша замолчал на полуслове.
— Возьми, — пробормотала Василиса. — Можешь выпить за мое здоровье.
Страдалец облизал пересохшие губы, осторожно взял денежку и пошел прочь, суетливо оглядываясь. Василиса вздохнула с облегчением и почти сразу задремала. Разбудили ее совершенно бесцеремонно. Хирург в залихватски сдвинутой на одно ухо зеленой шапочке завез каталку в кабинет, задрал на Василисе кофточку и принялся смазывать ее живот какой-то вонючей субстанцией. Василиса завопила. Хирург улыбнулся и подмигнул ей.
— Кстати, — спохватился он. — Куда делся студент?
— Какой студент?
— Ну, нам сказали, что вы собирались совершить самоубийство. К вам направили студента-психолога. Он должен был возрождать в вас волю к жизни.
— Он возродил и ушел, — сказала Василиса, радуясь, что это был не псих. Уж студент-то найдет ее полтиннику достойное применение.
— Говорят, вы висели на водосточной трубе на уровне седьмого этажа! — с восхищением в голосе продолжал хирург, прижигая царапины на ее животе спиртосодержащим препаратом. У Василисы из глаз посыпались искры. — Надеялись, что труба развалится? Или передумали в последний момент?
— Я не самоубийца. За мной бандиты гнались, — сказала Василиса. — С пистолетом.
— Ага! — обрадовался врач. — Бандиты!
Ну, вы и фантазерка, госпожа Мочалкина!
«Мочалкина? И этот туда же? Значит, бандиты уже здесь! — всполошилась Василиса. — Смываться нужно именно сейчас. В этом случае они никогда меня не обнаружат. Ведь они думают, что работаю я секретаршей Кудесникова и фамилия моя — Мочалкина. Пусть побегают, поищут». Врача, на счастье, куда-то позвали, и он вышел из кабинета. Василиса тут же натянула зеленый халат и шапочку, такую же, как у хирурга, заправила под нее кудряшки, потом схватила со стола несколько папок и чинно вышла в коридор. Типы в темных очках слонялись поблизости. Их челюсти ритмично работали, пережевывая резинку. Один, в футболке, обмахивался газетой, второй, несмотря на жару, оставался в пиджаке. "Значит, именно у него пистолет, — догадалась Василиса, гордо цокая каблучками по выложенному плитками полу. Ей удалось благополучно миновать почти весь коридор, но… Как всякому непрофессионалу, в самом конце ей изменила выдержка. Напряжение было слишком велико, и, завидев дверь, Василиса побежала. Цоканье стало нервным и даже лихорадочным. Бандиты тут же повернули головы в ее сторону и не сговариваясь бросились следом.
Тут уж Василиса припустила во все лопатки. Переходы в больнице были ужасно путаными, и никто не гарантировал, что, свернув в очередной раз, не попадешь в тупик. Не мудрствуя лукаво она нырнула в ближайшую дверь, на которой было написано «УЗИ». Женщина в белом халате стояла спиной к двери, за большой белой ширмой кто-то возился. В кабинете царил полумрак, только светился монитор на столе возле кушетки.
— Вы готовы? Ложитесь! — приказала врач, не оборачиваясь.
Василиса стянула с себя халат и шапочку, легла и задрала кофту. Ей опять намазали многострадальный живот какой-то липкой холодной жижей и принялись щекотать прибором.
— Вы знаете, — удивленно сказала врач через несколько минут, — у вас невероятный прогресс! Удивительный! Надо мне спросить Марью Петровну, чем она вас лечила.
Врач пересела за стол и начала усердно писать, низко склонившись над карточкой. Василиса увлеченно вытиралась бумажными салфетками. Тут врач перестала писать и изумленно воскликнула, глядя в записи:
— Сколько, простите, вам лет?!
— С двадцать пятого года я! — сообщил голос из-за ширмы.
— Не может быть… А ну-ка ложитесь снова!
