Галина Полынская - Что у принца под короной
– Гера, свари нам всем кофе!
Это прозвучало, как приказ. Видать, Гера у нее по одной половице ходит, у такой тетушки особо не забалуешь. Герман послушно ретировался варить кофе, а Ольга продолжила повествование, сделав голос на полтона ниже. В общем, шло время, пожилой супруг не молодел, а старился, уже с трудом антикварил и совсем плохо коллекционировал, а приемный сын подрастал, расцветал и превращался в красавца редкостного экстерьера. И когда Герману стукнуло шестнадцать, приемная маман попыталась его совратить. Подросток ничего не понял, напугался нешуточно и не придумал ничего лучше, как обо всем рассказать отцу. От таких новостей очень пожилого папеньку грохнул инфаркт с летальным исходом. Отшумели пышные похороны, и Эмма осталась сравнительно молодой и очень богатой вдовой. И продолжила обхаживать приемного сына, нешуточно в него влюбившись. Герману, надо полагать, не очень сильно нравилось такое поведение приемной мамы, более того, он считал его диким. Вскоре тетя Оля тоже решила попытать счастья, справедливо полагая, что Гера не является ей родственником вообще ни с какого боку. И у нее все получилось! Все-таки женщиной она являлась опытной, достаточно молодой, привлекательной… ну в общем, у них закрутилось-завертелось. Отношения от Эммы удавалось скрывать несколько лет, но однажды она все-таки застукала тетю и племянника за весьма неродственными утехами. Скандал разразился страшный. Тут уже не сестры сцепились, а две влюбленные, ревнивые женщины с непростыми характерами.
– Если бы к этому моменту Гере не исполнилось восемнадцать, она постаралась бы засадить меня за растление малолетних, – из крошечной сумочки Ольга извлекла тонкую пачку сигарет и зажигалку. – Эмма настолько обезумела, что я опасалась и за свою жизнь, и за жизнь Геры. Сумасшедшая истеричка, она на все была способна. Мы долгое время не общались, Гера хотел переехать ко мне, ему тяжело было каждый день находиться в таком кошмаре, но Эмма угрожала покончить с собой, если он ее оставит. Еще она начала сильно пить, в доме появились какие-то странные личности, в конце-концов, Гера не выдержал и сбежал ко мне. С неделю Эмма караулила его у подъезда, устраивала телефонные истерики, а потом мне вдруг позвонили и сообщили о ее смерти. Гера! Где кофе?!
Гера мгновенно нарисовался с серебряным подносом. Вот это дрессировка! Обзавидоваться можно. Пока он расставлял чашки и разливал из кофейника ароматный напиток, Оля продолжала рассказывать, выпуская в потолок струйки дыма.
– Теперь понимаете, почему ее смерть нас не особенно удивила? Мы, можно сказать, внутренне были готовы к тому, что она рано или поздно что-нибудь выкинет.
– Вы все-таки считаете ее смерть самоубийством? – Тая взяла крошечную чашечку за тоненькую ручечку и оттопырила в сторону мизинец. Она всегда так делала, когда хотела сойти за культурную светскую даму. И бороться с этим было совершенно бесполезно.
– Разумеется, чем же еще ее считать.
– Завещание она оставляла?
– Нет, все осталось нам с Германом, как единственным родственникам и возможным наследникам. У нее никого кроме нас не было.
Надо же, как все удобно и уютно получилось, несказанное везение для обоих. И зажили они долго и счастливо в раскрутецких Эмминых апартаментах…
– Если вы считаете, что мы каким-то образом могли быть к этому причастны, – Ольга в упор смотрела на меня, – то вы ошибаетесь. Я никогда не желала смерти своей сестре, сколько бы проблем и неприятностей она не создавала окружающим. Я скорее поместила бы ее в клинику, чем подстроила ее смерть.
– А отчего именно она скончалась?
– От цианистого калия. Вы понимаете, что ни я, ни Гера, ни кто-нибудь другой не смог бы отравить ее в душевой бассейна, только она сама. Видимо какое-то помутнение на нее нашло и – вот, результат.
Кофе оказался крепким, горьким и несладким. Так как в чашку помещалось ровно два глотка, которые я выпила залпом, сахар класть было уже не во что.
– Слушайте, но если предположить на минуту, просто предположить, что это не было самоубийством, кто мог бы желать ее смерти до такой степени, чтобы пойти на убийство? И по какой причине?
Во рту было горько, в желудке противно.
Герман с Олей переглянулись и одновременно пожали плечами.
– А вы подумайте, подумайте, – с кривой миной Тая поставила свою чашечку обратно на поднос. – Хорошенько подумайте. Имелись ли у нее враги? Завистники? Недоброжелатели? Вот вы говорили, что в доме всякие подозрительные личности толкались.
«Да, да, – подумала, – хоть кто-нибудь еще кроме вас, кому Эмма мешала жить?»
– Ничего в них не было подозрительного, – Герман наконец устал подпирать стену и присел на диванчик рядом с тетушкой. – Обычная нищая пьянь, называемая мамой «творческой богемой». Она их поила, кормила, давала взаймы на выпивку, а они хвалили ее произведения, всячески льстили и это давало ей ощущение собственной гениальности. Да, кстати, похоже, кому-то она давала в долг крупную сумму денег.
– Что? – заинтересовалась Ольга. – О чем ты?
– Я как-то краем уха слышал обрывки ее телефонного разговора, мама сказала: «Ну, это же очень большая сумма. А на какой срок тебе нужно? Хорошо, я подумаю».
– Когда это было? – я развернула в сторону Германа слуховые локаторы.
– Где-то за месяц до ее смерти.
– С кем она говорила и дала ли в долг ты не знаешь?
Он отрицательно качнул головой. Больше ничего хоть сколько-нибудь полезного для следствия парочка вспомнить не смогла.
– Ладно, – я полезла в сумку за своим многострадальным блокнотом и карандашом, – если что-нибудь вспомните, случайно выясните, кому и сколько Эмма давала в долг, вернулся ли ей этот долг, ну или еще что-нибудь важное вдруг в памяти всплывет, звоните или мне на домашний или Тае на мобильный.
– Хорошо, – Ольга приподнялась с диванчика и взяла листок с нашими координатами, – обязательно позвоним. Хотите еще кофе?
– Ой, нет! Спасибо! Мы торопимся, мы уже уходим…
Глава двенадцатая
Домой ехали в задумчивости, снова и снова прокручивая услышанное и увиденное.
– Тетя с племянничком Эмму не убивали, – сказала Тая, когда мы вылезли из вагона, чтобы перейти на другую ветку. – Они не при чем.
– Это почему еще? – от усталости я еле ноги волокла, сумка казалась набитой кирпичами, а ботинки в одночасье обзавелись свинцовыми подошвами. При одной только мысли, что меня еще прогулка с обожаемым пупсиком ожидает, хотелось удавиться не доезжая до дома.
– На них бы в первую очередь пало подозрение, они же не таясь друг с другом и жили и живут, и они наверняка прекрасно это понимали. Если бы им действительно понадобилось устранить Эмму, ее проще было бы закатать в психушку.
– А деньги? Ты же не знаешь, насколько материально обеспечены Ольга и Гера, возможно, они полностью зависели от Эммы.
– Сдать человека в дурку и стать опекуном свихнувшегося родственника, получая доступ ко всем делам и деньгам – гораздо проще и безопаснее убийства. А вот некто, взявший в долг большую сумму денег и не пожелавший ее отдавать, может стать реальным кандидатом на роль убийцы, ну или заказчика.
– Неизвестно, давала ли она вообще в долг.
Подошедший поезд гостеприимно распахнул двери прямо перед нами. Звезда моего счастья стояла в зените – нашлось аккурат одно единственное свободное место, куда я с наслаждением и рухнула. И тут же закрыла глаза, мобилизуя ресурсы организма на незамедлительный отдых. А Тая осталась стоять и мучаться оттого, что приходится ехать молча и нет никакой возможности поорать, как следует мне в ухо. Ну почему, почему, почему она так любит разговаривать в транспорте? Когда шумно, многолюдно и половины не слышно? Тайна, покрытая мраком…
Домой приволоклась ни жива, ни мертва, такая усталость навалилась, хоть молебен заказывай.
– Пойду-ка я Лавруху выведу, – вздохнула Тая, наблюдая мои вялые потуги попасть ключом в замок, – а то ты что-то совсем раскисла.
– Да, да, да, – закивала я так, что чуть голова не отстегнулась, – совсем раскисла, да-а-а!
Слезно попросив никого больше не избивать Лаврушиным поводком, я проводила их и срочно полезла в ванную. Что могло в кратчайшие сроки превратить меня из уставшей развалюхи обратно в полезного члена общества, так это горячий душ. Как только благословенные струи полились на мою мутную, пыльную и грязную голову, я издала надрывный стон счастья и возблагодарила небесные силы за ниспосланное блаженство. И сразу же все невзгоды, тети, племянники, горы цианистого калия, редакционный офис, стараниями компьютерных вселенщиков превращенный в декорацию к фильму ужасов «Будни и праздники преисподней» – все поблекло и отодвинулось на второй, очень задний план… Ну и тут, конечно же зазвонил телефон. Почему «конечно же»? А потому что злые силы они ведь тоже не дремлют, стоит только человеку почувствовать себя на вершине мира, как ему срочно надо все испортить, чтобы сильно не радовался. Судя по силе грохота-трезвона, аппарат находился не так уж далеко – на кухне.
