Дарья Донцова - Хождение под мухой
Капа стала загибать пальцы:
– Толя, Сеня, Федя, Миша… Кого-то забыла… Никита! Нет, мы с ним не расписывались. А! Роберт! Вечно я его забываю, очень противный был, зануда и брюзга. По паспорту сорок лет, а старик стариком, вечно ныл: «Капа, веди себя прилично. Капа не надевай мини-юбку, тебе пятый десяток катит».
Будь его воля, нацепил бы на меня серый халат и противогаз. Кстати, Лампа, тебе никогда не приходило в голову, что если ты накрасишь глаза и губы, то станешь просто красавицей?
Сказав последнюю фразу, бабуся ринулась в коридор, откуда незамедлительно донесся вопль.
– Лампа, закрой сковородку крышкой, я за сметаной побежала, кончилась, зараза.
– У нас еще и картошки нет, прихвати пару килограммчиков, – гаркнула я и тут же прикусила язык.
Похоже, совсем ума лишилась, посылаю старуху за тяжелыми корнеплодами. Но Капитолина не усмотрела в просьбе ничего особенного.
– Ладно, – крикнула она в ответ и исчезла.
Да уж, Капа ведет себя как пятнадцатилетний подросток, и я невольно стала общаться с ней, как с молоденькой девушкой. Странным образом я теперь совершенно не замечаю ее морщин. Взгляд упал на зеркало. Не успев сообразить, что делаю, я схватила Капину косметичку и принялась тщательно краситься. Когда-то, выходя на сцену в обнимку с арфой, я, естественно, накладывала макияж. Все актеры, в том числе и мужчины, используют декоративную косметику. Делают они это отнюдь не из кокетства, а из самых простых утилитарных соображений. Ненакрашенное лицо кажется из зрительного зала белым пятном. Но в обычной жизни я редко пользуюсь косметикой.
Стукнула входная дверь, и появилась усталая Катюша.
– Что с тобой? – удивилась она. – Просто кабаре-канкан!
– Ничего, – буркнула я и отправилась смывать макияж.
Большую половину дня я провела в хозяйственных хлопотах, периодически пытаясь дозвониться до больницы, куда уложили Володю. Но в справочном бюро кто-то просто повис на проводе, и узнать о состоянии здоровья майора мне не удалось. В «Шерлоке» никто не отзывался. Очевидно, Федька работала вовсю, получив таинственного клиента, желавшего иметь дело только с ней.
Посчитав себя свободной, где-то около шести вечера я поехала на улицу Ударников. Небось Королев Евгений Сергеевич, отправивший ту подлую телеграмму, уже вернулся с работы и коротает время, уютно устроившись перед теликом с бутылочкой пивка.
Дверь распахнула раскрасневшаяся женщина, лет пятидесяти. Вытирая мокрые руки фартуком, она спросила:
– Ищете кого?
– Королев Евгений Сергеевич тут проживает?
Хозяйка испугалась:
– Господи, вы из милиции, опять Воробьев жаловался? Ну, поверьте, коли у него вновь шины проколоты, мой сын ни при чем. Мальчишка сегодня весь день сидит дома, температура у него. Женька, урод, поди сюда!
В коридор выглянул худенький бледный подросток лет двенадцати и ломающимся баском спросил:
– Чего?
– Того, – заорала мать, – допрыгался, дохулиганился, довыражался. Явились тебя арестовывать.
– Ничего я не делал, – загундосил паренек, – телик смотрел и в приставку играл, честное слово.
Мамаша попыталась ухватить его за ухо, но сын ловко увернулся. Видя, что хозяйка готова начать боевые действия, я попыталась задушить конфликт в зародыше:
– Нет, нет, просто мне нужно побеседовать с Евгением, по-дружески.
– О чем? – насторожилась мать.
Я вытащила из кармана телеграмму и показала парню.
– Ты отправлял?
– Ну, – настороженно протянул тот, – было дело, а чего – нельзя?
– Видишь ли, Евгений, – ласково сообщила я, – естественно, можно заниматься почтовыми отправлениями. Только ты, дружочек, к сожалению, влип в крайне неприятную историю. Впрочем, думается, что ты тут ни при чем, ну зачем тебе доводить до смерти Надежду Киселеву, а? Или я ошибаюсь? Ты ее за что-то ненавидел?
Парень попятился:
– Вы че?
– Ой, горюшко, – зарыдала в голос его мать, – у всех дети, как дети, а мой урод! Одна тяну, без отца, вся извелась, как одеть, обуть, а он! Вечно гадости на уме. Говори сейчас же, что за телеграмма!
И она со всего размаха отвесила сыну звонкую оплеуху. Подросток стукнулся головой о косяк и неожиданно заплакал.
– Не бейте его, – испугалась я, – не надо. Давайте я пройду в комнату и поговорим спокойно.
Хозяйка посторонилась и указала рукой на дверь, ведущую в кухню. Втиснувшись между столом и подоконником, я уселась на колченогую табуретку и спокойно сказала:
– Разрешите представиться, Евлампия Андреевна Романова, но, поскольку я хочу избежать официальности, можно просто Лампа.
– Вера, – буркнула хозяйка.
– Очень рада. Верочка, не надо волноваться, похоже, Женя совсем не виноват. Скажи, дружочек, как ты оказался в Журавлеве? Не ближний ведь свет.
– Свекровь там живет, – ответила Вера, – бабка его, мать моего бывшего мужа. Та еще пройдоха. Уж как меня терпеть не могла, прямо изводила. Из-за нее и с Сережкой развелась, только напрасно карга радовалась. Думала, я хуже всех. Ан нет. Женился Серега во второй раз, вот новая сноха за меня и отомстила, небо в алмазах старухе показала. Разменяла их хоромы в центре и получила себе трехкомнатную возле метро «Сокол», а бабку отправила в маломерку в Журавлево. Дальше не нашла, дальше только Киев. Вот теперь бывшая свекровь меня полюбила и Женьку к себе приглашает.
– К бабке ездил, – хмуро подтвердил парень, – в ее доме почта.
Женя преспокойно шел по дорожке, когда к нему подошла прилично одетая дама. Внешний вид женщины говорил о хорошем достатке. Синее пальто с мехом, такого же цвета сапожки, шляпка, и пахло от тетки чем-то вкусным.
– Мальчик, – спросила она, – хочешь заработать сто рублей?
Женя обрадовался. 16 марта у матери день рождения, он присмотрел ей кошелек, который как раз стоил стольник.
– Дурак откажется, – ответил подросток, но на всякий случай поинтересовался: – А делать-то что? Если что-то плохое, то не стану.
– Как можно, дружочек, – ласково улыбнулась тетка, – просто помоги мне, видишь, руку сломала, правую.
Женя поглядел на гипс.
– И чего?
– А надо телеграмму отправить, вот текст. Сделаешь, получишь денежки. Не хочешь, другого подожду.
Женька не усмотрел в просьбе ничего особенного. Со сломанной рукой и впрямь невозможно держать ручку. Он пошел в почтовое отделение и мигом заполнил бланк. Возникла только одна незадача. Служащая велела написать обратный адрес. Не слишком мучаясь, парень указал свой, потом вынес квитанцию, отдал сдачу, получил «гонорар» и побежал к бабушке.
– Можешь описать незнакомку?
Женя напрягся.
– Ну такая, в общем…
– Какая?
– Обычная. Нос, глаза, рот…
– Волосы какие, короткие, длинные?
– На ней шапка была, с мехом, вроде торчали волосья…
– Глаза голубые?
– Нет.
– Карие?
– Нет.
– Серые?
– Нет.
– Так какие тогда? – вышла я из себя. – Зеленые?
– Глаза как глаза, – вздохнул мальчишка, – не разглядел. Вот пальто синее, сапоги такие же, гипс… Больше ничего не увидел, да и зачем мне? Сто рублей получил, и все.
Признав полное поражение, я направилась к выходу. Неожиданно Вера, зарыдав, отвесила сыну еще одну затрещину.
– Ну погоди, одни останемся и поговорим.
Я вышла за порог, потом повернулась и сказала:
– Вера, вы не правы, ребенка нельзя бить.
– Мой сын, – обозлилась тетка, – воспитать хочу, чтобы человеком стал, а он все проказничает.
Я посмотрела на бледного, испуганного мальчишку и сказала:
– Он у вас замечательный, а баловство пройдет. Лучше вспомните, на что Женя потратил сто рублей, не на «Сникерсы» и жвачки, он вам подарок купил.
Вера зарыдала и бросилась обнимать сына. Дверь в квартиру она забыла закрыть, и я, пока не приехал лифт, видела, как мать гладит подростка по взъерошенным волосам.
ГЛАВА 12
На улице совсем похолодало, зима не собиралась сдавать свои позиции. По тротуару мела мерзкая поземка. Внезапно мне очень захотелось есть, а впереди призывно сверкнула вывеска «Ростикс». Отлично, жареная курица то, что надо.
В просторном зале не оказалось ни одного свободного места. Побродив с подносом в руках, я наконец устроилась у окошка и принялась жевать. Напротив поедал такое же блюдо мужик лет пятидесяти, большой, толстый, совершенно чудовищного вида. Я смотрела в окно, хватая машинально руками кусочки филе. Да, хороший свидетель получился из Жени. Ничего не запомнил, кроме синего пальто, сапог и гипса. Как теперь искать тетку? Объявление давать? Минуточку! В полном ступоре я, доев филе, оттолкнула в сторону поднос. Бомжиха Валя рассказывала о даме, которая, испугавшись ее, швырнула гипс. И она называла цвет одежды той женщины – синий.
Я придвинула к себе поднос, но он поехал в сторону, я сердито дернула его к себе и вновь схватила курицу. Даю голову на отсечение, это одна и та же баба! Поднос снова ожил и начал убегать. Я вцепилась в него, схватила стакан с колой, глотнула и чуть не выплюнула. Пиво!
