Наталья Александрова - Отмычка от разбитого сердца
— Людмила! — неожиданно строго приказала Аглая Васильевна. — Рот закрой и Николая позови!
Снова Надежда в который уже раз удивилась, как кстати у старухи наступает просветление, а Люська и сама видно сообразила, что трещит не в добрый час и стукнула в окошко со словами:
— Коля, выйди во двор! Надо очень!
— Что у тебя, Семен Степаныч? — Участковый, позевывая, вышел на крыльцо — босой, в одних брюках.
— Просьба у меня к тебе, Николай, — глухо сказал старик, — пристрели Найду мою…
Бум! Люська выронила пустое ведро, и оно с гулким грохотом покатилось по ступенькам, а Надежда Николаевна в ужасе прижала руку к губам.
— Помирает она, — едва слышно произнес старик, — пристрели, чтоб не мучилась…
Участковый, как был босой, пересек двор и скрылся за калиткой. Надежда с Люськой, переглянувшись, поспешили за мужчинами, Люська даже про костыль забыла, опиралась на Надежду.
Собаке было плохо. Она лежала в тенечке на вытоптанной траве возле своей будки, рядом стояла нетронутая миска с едой. Услышав шаги хозяина, Найда подняла голову и поглядела на людей глазами, казавшимися бездонными от страдания. Левая передняя лапа была странно откинута в сторону, и даже сквозь слипшуюся шерсть видно было, что она сильно распухла.
— Третьего дня напоролась в лесу на железину, — скорбно объяснил дед Семен, — возле старых дотов мы были.
— Угу, — понимающе кивнул Николай, — вроде умная у тебя собака, а вот поди ж ты…
Найда застонала и опустила голову.
— Помирает, — всхлипнула Люська, — кто у старых дотов на железяку наступит — обязательно заражение крови будет!
— Сделай, Николай, — настойчиво говорил старик, — что животная зря мучается…
— Да как же это, Семен Степаныч… — запинаясь, заговорил Николай, и Надежда увидела, что этот большой и сильный человек растерялся, — да я и не могу из пистолета-то, у меня оружие табельное, патроны все подотчетные…
— А я тебе ружье дам! — Дед Семен шагнул в дом и вынес оттуда охотничье ружье. — А сам я не могу, сил нет…
С тяжелым вздохом участковый взял ружье и оглянулся на женщин.
— А ну, идите отсюда!
— Стойте! — неожиданно для себя закричала Надежда. — Ее лечить надо!
— Какой там лечить! — отмахнулся участковый. — Собаки сами знают, какую травку съесть, а если у старых дотов поранился — то ничего не поможет… Человека и то едва спасут, если сразу в больнице рану обработают…
— Туда никто не ходит, с тех пор, как двое мальчишек умерли от инфекции, мне в поселке рассказывали, — встряла Люська.
— От инфекции помогают антибиотики, — не уступала Надежда, — Семен Степанович, у меня такое лекарство есть, я зимой болела, вот осталось немножко. Оно новое, очень сильное…
Действительно, в феврале на Надежду Николаевну напала какая-то непонятная болезнь. Всегда привыкшая считать себя человеком патологически здоровым, Надежда вначале не придала значения упорному кашлю и головной боли — обычная простуда, через три дня пройдет. Однако, когда дней через десять соседи стали жаловаться на шум, который производит Надежда по ночам, муж не выдержал и потащил Надежду к врачу, у нее уже не было сил упираться. Доктор долго отчитывал Надежду Николаевну за легкомысленное отношение к собственному здоровью, после чего выписал ей зверский курс сильных антибиотиков, которые, надо сказать, живо справились с инфекцией. И вот, собираясь на хутор и по совету мужа, беря с собой аптечку, сама не зная почему, Надежда сунула в пакет оставшиеся капсулы.
Дед Семен смотрел хмуро и недоверчиво, но участковый Надежду поддержал, уж очень ему не хотелось выполнять функции палача для больной собаки.
— Давайте попробуем, а станет хуже, я приеду, слово даю!
Надежда метнулась за лекарством, едва не сшибив по дороге замешкавшуюся Люську. Она разломала капсулу и половину содержимого растворила в воде, прикинув, что собаке все же нужна меньшая доза, чем человеку. Найда смотрела обреченно, но дала разжать челюсти и проглотила лекарство.
— Теперь вечером, — быстро говорила Надежда, — с одного раза, конечно, не поможет…
Участковый засобирался, пообещав, что непременно явится завтра утром, а там будем решать.
К вечеру собака настолько ослабела, что у нее даже не было сил поднять голову. Дед Семен на Надежду не смотрел. С замиранием сердца она впихнула очередную порцию лекарства собаке в глотку и ушла на свою половину.
Ночью спала только старуха, даже у Люськи допоздна горел свет. Утром прикорнувшую Надежду разбудил негромкий стук в окно, во дворе маячил сосед.
— Слышь, Надя, — хриплым от радости голосом произнес он, — Найда-то моя воду всю выпила, на ноги поднялась, только кашу есть не стала…
— А мы ей колбаски… — засуетилась Надежда, — что ж все каша да каша… когда болеешь, всегда вкусненького хочется…
Найда выглядела лучше. Она вежливо съела кусочек вареной колбасы и без сопротивления приняла очередную порцию лекарства. У Надежды отлегло от сердца.
Участковый приехал, когда они с соседом с трудом уговорили Найду показать больную лапу, и Надежда выстригла слипшуюся шерсть, обработала вскрывшийся нарыв и сделала повязку с тетрациклиновой мазью, которую опять-таки на всякий пожарный случай привезла из города.
— Брось ты это дело, — бубнил дед Семен, — народными средствами пользоваться надо — подорожник вон или дегтем смазать…
— Живете как при царе Горохе! — вскипела Надежда. — Чуть собаку на тот свет не отправили!
— Слушайся ее, Семен Степанович, она дело говорит! — крикнул из-за забора участковый.
Дед глянул хмуро и ушел в дом.
— Характер такой, — пояснил Николай, присев рядом с Надеждой, — я не обижаюсь.
— А что это за старые доты, про которые вы говорили? — спросила Надежда, почесывая Найду за ушами.
— Да финские укрепления, — ответил Николай. — Линия Маннергейма, не слышала, что ли?
— Да слышала, конечно, — Надежда даже слегка обиделась. — Я же все-таки в Питере родилась, не где-нибудь! В детстве на Карельском перешейке в пионерском лагере была, мы на финских дотах грибы собирали. Вожатые нас не пускали, говорили — опасно, но мы все равно тайком ходили… змей там, и правда, много, без сапог не пойдешь, но и грибов — тьма-тьмущая! А еще у нас двое мальчишек на этих дотах гранату нашли неразорвавшуюся, притащили тайком в лагерь, хвастались. Ну, одна девчонка из второго отряда вожатому настучала. Что с ним было! Его чуть инфаркт не хватил. Мальчишек этих хотели в город отправить, потом, правда, передумали: наверное, не захотели шум поднимать.
— Что — граната! — Николай усмехнулся. — Там мужички наши чего только не находили! И снаряды целыми ящиками, и винтовки, и пулеметы… прошлым летом парень с девчонкой купаться пошли, он нырнул — ящик зацепил, ухватил его, вытащил на берег — целый ящик мин для миномета! Ну он, дурачок, наладился этими минами рыбу глушить. Хорошо, я услышал, отобрал, а то могло все это плохо кончиться. Костя Захаров из Суоярви тоже минами рыбу глушил, теперь на одной ноге скачет, вторую взрывом оторвало. Чудо, что сам жив остался!
За разговором они дошли до дома с зелеными ставнями и присели на завалинке. Николай вытащил из кармана пачку сигарет, степенно закурил и продолжил:
— Это так, мелкие развлечения. В этих дотах чего только нету! Да и сами-то доты хорошо сохранились. В соседней деревне Леха Стариков надумал себе новый дом строить, а у него на участке небольшой дот был. Бетонный, однако. Так он свой дом на этом доте, как на фундаменте поставил. А что? И готовый фундамент, и сухой бетонный подвал — что хочешь в нем хранить можно. Но и это — мелочь… Вот возле поселка Окуневого огромный дот был, три этажа под землей, сверху — ворота железные. В этом доте бомжи поселились, так мы, менты, их оттуда никакими силами выкурить не могли. Подъедем, окружим этот дот — а они ворота изнутри запрут и из-за ворот над нами прикалываются. Всякими словами нецензурными обзываются. А мы и сделать ничего не можем: тут без осадной артиллерии или без авиации нечего и подступаться, настоящая крепость!
— И чем это закончилось? — поинтересовалась Надежда. — Так и живут в этом доте бомжи?
— Так чем? Известно чем! Недавно, года три назад, один богатый мужик из Питера купил огромный участок земли вместе с этим дотом. Как уж он бомжей выкурил — это я не знаю, только избавился от них. Потом пригнал он несколько самосвалов и неделю оттуда мусор вывозил. Почистил дот, провел в него электричество, так что ты думаешь? — Николай сделал паузу, выпустив облачко дыма. — Оказалось, что в том доте даже лифты работают!
— Лифты? — недоверчиво переспросила Надежда. — Какие лифты? Это же дот, а не жилой дом!
— То-то и оно, что дот! — важно проговорил участковый. — Да не простой, а артиллерийский! Наверху пушки стояли, а внизу, в подвалах, — артиллерийские погреба, то есть там снаряды были сложены. Этими лифтами снаряды к орудиям и поднимали. Короче, тот мужик подвалы в порядок привел, сверху дом трехэтажный каменный построил, мрамором отделал, стеклопакеты вставил, и получилось у него не жилище, а чудо из чудес: сверху настоящий дворец, а снизу бункер, который прямое попадание атомной бомбы выдержит! Три этажа под землей и еще три сверху!
