Людмила Ситникова - Прайс на прекрасного принца
– У Евы были папины глаза. Заметь, я говорю, папины. Ничего от матери, зато сходство с отцом – потрясающее, – сказал Марк.
– Прекрати!
Собрав снимки, Марк протянул:
– Можешь считать меня сумасшедшим, но я практически не сомневаюсь, что мы – родные дети Альберта! Мать приемная, а он… наш отец – настоящий.
– Тебе известно, что скука способствует развитию нервных расстройств и психических заболеваний?
– При чем здесь скука?
– Ты изнываешь от безделья, поэтому тебе в голову лезут совершенно идиотские мысли. Вдумайся в свои слова. Они абсурдны.
– Недавно я посмотрел фильм, в котором герой с супругой усыновили мальчика.
– И?
– В конце выяснилось, что пацан – родной сын главного героя, родившийся на стороне. И я сразу вспомнил папу. Он был ходок со стажем. Забыла о его неприкрытых изменах? Что, если сюжет того фильма в точности повторяет нашу историю? Мы могли рождаться на стороне, после чего отец с матерю официально нас усыновляли. Мама, естественно, ни о чем не догадывалась…
Яна нахмурилась.
– Тогда где наши настоящие матери? С какой стати они с такой легкостью отдавали новорожденных в Дом малютки?
– Повторю твои слова о материальной независимости семьи профессора. План довольно простой. Некая протеже отца, узнав о своей беременности, сообщает эту безрадостную новость Германову. Воспитывать ребенка она не хочет, влачить жалкое существование матери-одиночки не есть хорошо. И тут наш папаша приходит на помощь. Организовав все таким образом, чтобы мать ничего не заподозрила, он усыновлял собственных отпрысков.
– Марк, мне неприятен этот разговор.
– Но ведь Клим с Евой очень на него похожи.
– Чего не скажешь о нас с тобой, – хохотнула Яна. – Или мы действительно приемыши?
– Не иронизируй.
– В любом случае, даже если на минутку предположить, что в твоих словах есть доля истины, какой смысл сейчас, по прошествии нескольких десятилетий, копаться в грязном белье родителя? К тебе плохо относились в детстве? Ты был обделен заботой, любовью, вниманием? Тебя били? Нет, Марик, родители в нас души не чаяли. А это главное. И, к слову сказать, тебя баловали больше остальных.
– Но, правда…
– Правда в том, что у нас были замечательные мать с отцом. Все! Никакой другой правды не было, нет и быть не может. Уясни это раз и навсегда.
Поднявшись с кровати, Германов прошелся по спальне и, остановившись у трюмо, тихо прошептал:
– А если все сказанное мной было на самом деле?
– И пусть. Меня это не колышет.
– Яна… а как же тогда твоя тайна?
Германова встрепенулась:
– Марик, какая тайна?
– Ева мне все рассказала. Месяц тому назад я был у нее дома. Она вернулась с тусовки немного подшофе. Дома еще коньячку хлопнула, ну и… короче, мне известно, что ты неровно дышишь к Юрке.
Яна Альбертовна начала задыхаться:
– О-ох…
– Янка, ты что? Тебе плохо? – Марк поднес к посиневшим губам сестры стакан апельсинового сока: – Выпей.
– Она… кто ей позволил? Ева… Боже!
Марик ехидно усмехнулся:
– Я до последнего не верил, думал, ты поднимешь меня на смех и выставишь за дверь. Теперь вижу, что… Твоя реакция – громче всяких слов. Ну и дела!
– Сядь! – приказала сестра.
Пока Марк устраивался на краю кровати, Яна судорожно вертела в руках книгу.
Что сказать брату? Как оправдаться перед Марком? Она себя выдала, не сумела себя проконтролировать, сохранить лицо.
Ну за что ей такое наказание? Она ни в чем не виновата. Видит Бог, Яна всего лишь жертва коварных обстоятельств.
Два года тому назад Германова впервые поймала себя на мысли, что смотрит на восемнадцатилетнего племянника не как на родственника, а как на мужчину. Данное открытие здорово напугало Яну. Ведь это ненормально, это извращение, и с ним необходимо бороться. Но как? Какими средствами?
Пару месяцев Германова ходила как в воду опущенная, она старалась не сталкиваться с Юрием в особняке. На студию Германова уезжала, когда племянник сладко посапывал у себя в комнате, домой возвращалась поздно вечером.
Справедливо полагая, что в скором времени наваждение пройдет, Яна Альбертовна с головой погрузилась в работу. Время шло, а наваждение усиливалось. Юрий занимал все ее мысли, перед глазами упорно стоял его образ: мужественное лицо, пронзительный взгляд, очаровательная улыбка.
Не в силах бороться с собой, Яночка обратилась за помощью к сестре. Ева прореагировала несколько холодно.
– А чего ты от меня ждешь? Совета? Извини, не знаю, что сказать. Ты увлеклась Юркой, потому что не имеешь мужика. Заведи любовника. Окунись в головокружительный романчик, и наваждение пройдет.
– Нет, Ева, не пройдет. Мне кажется… я его люблю.
– Да, тяжелый случай.
– Что делать?
– Во всяком случае, не причислять себя к извращенкам. Не забывай, Юрка – сын Клима, а Клим тебе не родной брат. В ваших жилах течет разная кровь. И, теоретически, между тобой и Юркой может быть нечто большее, чем родственные отношения.
– Ева! Прекрати! Он мой племянник.
– Только по документам. В действительно вы друг другу – никто.
– Спасибо за поддержку, сестра.
Несколько минут Ева молчала, потом проговорила:
– Попробуй обратиться к психологу. Они такие проблемы щелкают, как орешки.
– Стыдно.
– Или продолжай и дальше грезить Юркой. Глядишь, попадешь в психушку.
– Может, мне уехать?
– Куда?
– Купить квартиру, например.
– Вряд ли это что-нибудь изменит. Но попробовать можно.
Разговор с сестрой не принес облегчения. Яна всерьез задумалась о переезде. Но в последний момент передумала. Она не сможет жить вдали от любимого. Парадокс: Германова страдала, когда Юрий находился радом, и мучилась, если он был далеко.
Обратиться к специалисту она не решилась. Гордость не позволяла переступить через себя и откровенно признаться в нездоровых чувствах к племяннику.
На протяжении года Яночка пребывала в подвешенном состоянии. Она потеряла аппетит, у нее пропал сон, а нервы, натянутые словно гитарные струны, грозились вот-вот лопнуть, вызвав сильнейший стресс.
Яна купила альбом, куда поместила фотографии Юрия. Каждый вечер женщина листала страницы, вглядываясь в лицо парня, и тихо вздыхала. Выхода из создавшегося положения Германова не видела. Оставалось надеяться, что Юрка, закончив учебу, женится и покинет родные пенаты.
Возможно, тогда она сможет вздохнуть спокойно. А пока он здесь… совсем рядом, она будет продолжать страдать, предаваясь греховным мыслям.
Марк толкнул сестру в бок:
– Эй, не впадай в транс. Мне надоело сидеть в полной тишине.
Германова с мольбой посмотрела на брата:
– Ева обещала держать язык за зубами.
– После драки кулаками не машут. Она проговорилась, ничего изменить нельзя.
– Можно, если ты забудешь эту историю.
– Я бы забыл, да только как поступим с моим открытием? Если Клим твой родной брат, то Юрка – родной племянник.
– Марк, это не открытие, это бред умалишенного! Клим мне не брат… во всяком случае, не кровный.
– Как знать.
Внезапно Яна насторожилась:
– Ты ведь неспроста затеял этот разговор. Я по глазам вижу, ты не все сказал.
– В проницательности тебе не откажешь.
– Сколько надо на этот раз?
– Я же сказал, деньги у меня есть.
– Сколько? – повторила Яна.
Марик облизал верхнюю губу.
– Много, – наконец выпалил он.
– Назови сумму.
– Двадцать тысяч.
– Рублей?
– А ты сама как думаешь?
Яна Альбертовна заерзала:
– На что ты тратишь деньги? Как ты умудряешься транжирить огромные суммы со скоростью света?
– Не моя вина, таким уж я уродился. А тут одному перцу машину немного помял. Срочно нужны бабули.
– Двадцать тысяч – слишком много. Могу дать десять.
– Не пойдет. Мне нужно ровно двадцать. Ни больше ни меньше.
– Когда?
– Через неделю.
Германова простонала:
– А если я откажу?
Марик шмыгнул носом.
– На нет и суда нет. Придется попросить у Клима.
– Мне не нравится твой тон.
– Тон как тон, – огрызнулся брат.
Взяв себя в руки, Яна неуверенно проговорила:
– Тебе никто не поверит. Доказательств-то нет.
Не переставая лыбиться, Марик выудил из заднего кармана очередную стопку фотографий:
– Посмотри, сестренка, что я нарыл у тебя в спальне. Как ты думаешь, это неопровержимое доказательство?
Яна зажала рот рукой.
Пару месяцев тому назад она сфотографировала Юрия, плавающего в бассейне. И тем же вечером Германовой удалось сделать несколько снимков парня, когда тот находился в душевой кабинке.
– Ну? Впечатляет? Эти фото, вкупе с моим рассказом, могут возыметь эффект разорвавшейся бомбы.
Германова отвернулась. Закрыв глаза, она тихо прохрипела:
– Через неделю получишь деньги.
– Сколько?
– Двадцать тысяч!
Довольный Марк вышел в коридор.
Яна Альбертовна глотала соленые слезы:
