Дарья Донцова - Любовь-морковь и третий лишний
Я окинула взглядом злую Юлю, красного Костина, слишком сладко улыбающегося Сережку и воскликнула:
– Вы о чем?
– Где ты сегодня побывала? – протянул Вовка.
– Ну.., обед делала.
– Его нет, кастрюли пустые!
– Ой, я совсем забыла! Бегала по городу в поисках работы, «Бум» – то перешел в другие руки.
– Знаю, – отмахнулся Костин, – так в какие организации ты наведывалась?
– А.., а.., а, во всякие, их много…
– Хватит лгать! – заорала Юля. – Кошмар!
– Тише, тише, – замахал руками Сережа. – Лампудель, я уважаю твое право на личную жизнь, но…
– Нам не нужен неизвестный человек, – рявкнул Костин.
– Кого ты приводишь сюда днем, когда мы на службе? – вскочила Юля. – Сейчас же отвечай!
– Назови имя, фамилию, отчество, место работы, – потребовал Сережка.
– Тебя обдурить, как у младенца конфету отнять!
– Колись, голуба!
– Хотим все про него знать!
– Ребята, – потрясла я головой, – вы никак белены объелись. Объясните нормально, чего от меня хотите?
Юля и Сережка переглянулись, а Костин, покраснев еще больше, подошел к мойке, раскрыл дверцы и ткнул пальцем в помойку.
– Вот смотри! Их тут очень много!
Я уставилась на пустые обертки из-под презервативов.
– Тридцать штук, – прозвенела Юлечка, – я очень аккуратно пересчитала Из коридора донеслось тихое хихиканье, стало понятно, что Лиза и Кирюша далеко не ушли, дети, навострив уши, стоят в коридоре.
– Конечно, – с легким раздражением воскликнул Сережка, – тебе на жизненном пути попался какой-то мешок с тестостероном, снимаю шляпу перед субъектом, способным на столь могучий сексуальный подвиг, но мы, твои родственники, желаем знать имечко кадра и его паспортные данные!
Я на секунду онемела, потом стала чесаться.
Юля нахмурилась.
– Прекрати дергаться.
– Эй, Лампудель, – попятился Сережка, – ты что подцепила?
И как бы вы поступили на моем месте? Естественно, ни малейшего желания говорить про чесотку я не имела, но иного выхода просто не было.
Горько вздохнув, я встала со стула, открыла балконную дверь, приволокла в кухню мешок, развязала его, высыпала на пол игрушки собак и сказала:
– Вот на что пошли презервативы.
– Просто офигеть! – подскочила Юлечка. – Час от часу не легче! Что за идея пришла тебе в голову!
Костин потер подбородок.
– Мне кажется, что беспорядочная половая жизнь все же лучше психического заболевания, – ляпнул майор.
Я топнула ногой:
– Замолчите и слушайте спокойно.
Глава 11
Узнав правду, Сережка взвизгнул:
– Ужас!
– Чесотка, – подхватила Юлечка, – какая гадость.
– У меня нос свербит, – сообщил Костин.
Сережка сморщился и принялся скрести шею, а мои руки потянулись к голове.
Лиза влетела в кухню и затарахтела:
– Кто-нибудь, поводите ногтями по моей спине, эй, Кирюха, иди сюда!
– Не могу, – донеслось из коридора, – нога зудит.
Воцарилось молчание, во время которого все домашние принялись сладострастно чесаться.
– Лампудель, – взвыл наконец Сережа, – немедленно говори, как избавиться от заразы.
– Натереться специальным гелем, обработать поверхности…
– Давай сюда баллончик, – заорал Сергей, – у меня завтра встреча с крупным заказчиком, не могу же я дергаться, словно вшивый бомж!
Юлечка взяла протянутую мной упаковку и вдруг громко сказала:
– Все не так просто.
– Ты о чем? – взвизгнул муж.
– Тут написано: обработать тело, удалив с него все волосы!
Домашние замерли.
– Это чего? – завозмущалась Лизавета. – Наголо бриться?
– Похоже, да, – задумчиво пробормотала Юлечка, – клещи откладывают яйца. Это я вам листовку читаю. Тело спокойно обрабатывается, а на волосистых частях кладка остается, и новенькие дряни вылупляются.
– Ни за что, – в один голос заявили Костин и Лиза.
Потом они переглянулись и начали чесаться.
– Так вот почему собаки как масляные! – догадалась Юля. – Ты их обработала.
– Ага, – ответила я.
– Нет слов, – прошипел Костин, – чесотка! Жуткая зараза! Я отлично про нее знаю, в СИЗО порой вспыхивает, вот беда, все тогда – и заключенные, и контролеры, и адвокаты – трястись начинают!
Сережка почесал шею, ноги, руки, уши, спину, потом сказал:
– Давайте гель, я первым в ванную пойду!
Ночь прошла без сна. Сначала мы с Юлечкой и Лизаветой продезинфицировали все, что попалось на глаза, и вымыли полы. В квартире прочно поселился едкий запах, не лучший аромат исходил и от людей, Сережка побрил голову.
– А ничего, – сообщил он, рассматривая себя в зеркало, – просто Брюс Уиллис, даже модно. Давай, Кирюха, теперь твоя очередь.
Но больше никто не согласился расстаться с волосами, мы просто тщательно промыли их особым шампунем, на этикетке которого было нарисовано непонятное насекомое с большим количеством ног.
– Он для блох или от блох? – хихикнул Кирюшка, увидав бутылочку.
– Не умничай! – рявкнула Юля и взбила на голове у мальчика обильную пену.
Угомонились мы лишь в шесть утра, Сережка, Вовка и Юлечка, злые, невыспавшиеся, уехали на работу, а мы с детьми расползлись по кроватям. Лизавета и Кирюшка не преминули воспользоваться возможностью пропустить школу, а я, провертевшись под одеялом, встала в десять.
* * *Около полудня я вошла в «Лео» и обнаружила бабу Лену за стойкой.
– Привет тебе, – сказала старуха.
Я выложила перед ней пару купленных по дороге журналов.
– Вот, читайте на здоровье!
– Ну спасибо, – обрадовалась бабка, – дорогие какие! Наверное, интересные. А ты чего приперлась?
– Так на работу!
Баба Лена усмехнулась:
– Выходной севодни, спектакля нет и репетиции тоже.
– Да ну? Разве в театре такое возможно?
Старуха кивнула.
– Редко, но случается, последний раз все отдыхали, когда Петр Исаакович преставился. Похороны севодни, али не знала? На третий день принято погребать!
– Так Бурская позавчера скончалась, – растерянно ответила я.
– Во! Верно! Это первым днем считается, второй был вчерась, ща третий пошел. Панихида тута, в театре, в фойе, в тринадцать ноль-ноль, гроб уже привезли.
Я вздрогнула.
– Там покойница?
– Не боись, – мрачно ответила баба Лена, – чего мертвого опасаться, весь вред от живых! Ежели не по себе, лучше уходи, тебя никто не заметит, улепетывай спокойненько!
Но я пошла в глубь театра, скорей всего, этот Павлуша, любовник Тины, обязательно явится на скорбную церемонию, посмотрю хоть издали на парня, а может, удастся еще и поговорить с ним.
Ни в гримерных, ни в кулисах никого не было, я спустилась в подвал и добралась до буфета.
– Кофе сегодня отпускаю только сотрудникам театра, – ледяным тоном заявила худенькая, ярко накрашенная тетка за прилавком, – имейте совесть! Надоели!
Я улыбнулась:
– Меня зовут Евлампия Романова, теперь я у вас гримером работать буду.
Буфетчица мгновенно заулыбалась в ответ:
– Нюся, рада познакомиться. Чего хочешь?
– Чай, если можно.
– Вот, бери пакетик, чайник сбоку, булочку не желаешь? Свежее некуда. Ты извини, что я окрысилась, тут в двух шагах от нас перекресток, и милиционеры на нем дежурят, нас обязали их в туалет пускать. Ясное дело, не в актерский, а в общий в подвале, придут, натопают, нагваздают, да еще поесть забесплатно норовят. Возьмут бутерброд и уйдут. Я, конечно, Батурину пожаловалась, а он даже не вздрогнул. «Давай, – говорит, – им все так, а то они в отместку наши машины на эвакуаторах увозить станут». Вот ловко придумано! У меня автомобиля нет, пешком хожу, а кому стаканы мыть и грязь за гаишниками убирать? Пусть тот, кто за свои тачки трясется, их кофеем и поит! Верно? И, представляешь, там женщины работают! Пару раз приходили! Бабы, а неаккуратные, хотя всяко случается, иная тетка грязнее мужика. Я и подумала, может, ты из этих, только без формы, уж извини.
– Ерунда! – кивнула я. – Не знаешь, где поминки устроят, в буфете?
Нюся повертела пальцем у лба.
– Ты че! Ясно дело, в доме ихнем богатом, не тут же.
Внезапно из репродуктора полилась печальная музыка, и раздался торжественный голос:
– Сегодня мы прощаемся…
Нюся перекрестилась, я глянула на большие настенные часы.
– Уже началось?
– Нет, репетируют, – пояснила буфетчица.
Мелодия стихла, затем зазвучала вновь.
– Мы прощаемся…
– Второй час подряд слова подбирают, – вздохнула Нюся. – Ну, Жанна! Мразь.
– Ты ее не любишь?
– Кулакову? Фу! Одна спесь, – скривилась Нюся, – есть у нас такие, ничего собой не представляют, а уж гонору! Мама родная! Вот Тина другая была, подойдет, поговорит нормально. Наши тут из-за ее брюликов бесились, а я считаю, что актрисе положено хорошо выглядеть, кстати. Тина своим богатством не кичилась и возраст свой не скрывала. Ой, цирк!
– Ты о чем?
Нюся захихикала:
– Есть у нас Софья Сергеевна…
– Щепкина?
– Да, знаешь ее?
