Смерть и креативный директор - Рина Осинкина
– Это аликорн, – деревянным тоном ответила Звягина, протягивая ей игрушку.
– Это аликорн! – возмущенно пискнула Настя, выскочившая из квартиры следом за бабушкой.
Забрав свою собственность, удовлетворенно вещь осмотрела, улыбнулась папкиной улыбкой.
– Теть Лесь, вы такая замечательная! Спасибо большое-огромное! Селестия еще красивше стала! Да, пап, замечательная она?
– Ну, твоя Селестия просто супер! – проговорил верзила серьезным тоном, пряча насмешку. – Так что там с крысой, мам? Народ интересуется, народ имеет право.
– А что с крысой? – спросила рассеянно Анна Ильинична, переводя задумчивый взгляд с сына на соседку.
– Олеся хочет знать, какая крыса может заглянуть в твою квартиру.
– Да любая крыса, – ответила она, вперив взгляд в Олесю. – Буквально любая, которая мимо пойдет.
– Разве в подъезде есть крысы? – стесненно спросила Звягина, дабы поддержать разговор.
– Они в любом подъезде есть, можете не сомневаться, – внезапно перейдя на «вы», отрезала Анна Ильинична. – Максим, ты поведешь сегодня Плюшика на прогулку или как? Мальчику пи-пи надо, а ты животное мучаешь.
Затем выжидательно посмотрела на его собеседницу. Поинтересовалась: «Вы зашли, чтобы Настеньке игрушку вернуть?»
Максим хмыкнул, кивнул Олесе на прощанье, и неторопливо направился по ступеням вниз. Пес радостно побежал вперед, обнюхивая по пути закоулки у мусоропровода и придверные коврики соседей.
Женщины проводили глазами его спину.
– Теть Лесь, а можно мне к вам? Баба Аня, а можно мне к ней? – затараторила Настена. – У нее знаешь, как классно! Такой монитор здоровый, как наш телек почти! И картинок много по стенам развешано. Они прикольные.
– Ты ведешь себя, как невоспитанная девочка, – строгим тоном произнесла Анна Ильинична. – Нельзя напрашиваться в гости. Но если Олеся не возражает…
Она прислушалась к шагам сына на лестнице. Похоже, он спустился ниже третьего этажа.
– Если тетя Олеся не возражает… – продолжила она.
Олеся ее перебила:
– Конечно, пойдем, Настенька. Чаю попьем, у меня вишневое варенье есть. И конфеты «Ласточка».
Надежда Михайловна сказала одобрительно:
– Старт неплохой. Хотя мамаша у него проблемная. Ну, и как ваши отношения дальше развивались?
– Надеюсь, он не женат? – спросила строгим тоном Катя.
– Если он холостяк, это тоже подозрительно, – высказала мнение Алина. – Либо такое «добро» даром никому не нужно, либо разведен, потому что его скверный характер жена не выдержала.
– Ты главное скажи: это тот, про которого духи и помада? – задала конкретный вопрос Валерия.
Ну какие там отношения… Встречались изредка и случайно – то во дворе, то на лестничной клетке. Перебрасывались парой-тройкой фраз, и все. Макс Коновалов жил в другом доме, в другом районе, на другой ветке метро. Он был вынужден на летние месяцы переселить дочку к бабушке. Отгремели в московских детсадах майские выпускные торжества, и, снабдив выросших детишек дипломами, букварями и наборами цветных фломастеров, их распустили по домам. С сентября Настюху-первоклассницу ждали уроки в школе, а после уроков – группа продленного дня, ну а пока – свободное плавание в нейтральных водах.
Про его бывшую Олесе ничего узнать не удалось. Анне Ильиничне прямые вопросы она задавать опасалась, а для косвенных умозаключений информации было плачевно мало. Кажется, мадам проживала в другом городе, причем неблизком.
О том, что Коновалов служит в полиции, ей выложила Настя, но без подробностей. Видимо, она их и не знала, иначе непременно поделилась бы со старшей подругой. Время от времени она забегала к Олесе на буднях, чтобы рассказать какую-нибудь девчачью новость, а ее посещения в субботу или воскресенье можно было считать полноценными визитами. Они читали книжки – по очереди! – и смотрели мультики, а потом устраивали чаепитие в компании с куклой Барби или принцессой Селестией. Иногда рисовали, иногда что-то лепили из пластилина. Было весело
Максим не зашел ни разу. Он и к матери заезжал нечасто. Со слов Насти, его автомобиль находится в ремонте, что-то с ним серьезное произошло, а ехать общественным транспортом – большие затраты по времени получаются, да и устает папка очень на работе. Жаль, что у бабушки однушка, втроем им там не поместиться.
Уже с утра Олеся начинала жить глупой надеждой столкнуться-пересечься с ним где-нибудь во дворе или у почтовых ящиков, или у лифта, но день за днем она уходила на работу, и возвращалась с работы, и не торопилась заходить в подъезд, а потом и в квартиру, а Макс все не появлялся. А когда встреча все-таки случалась, волновалась до красных щек и делалась косноязычной.
В конце августа Настя Коновалова перебралась домой – ей предстоял первый в ее жизни День знаний и первый звонок. Редкие встречи Олеси с ее отцом сошли на нет. Звягина обзывала себя рохлей и мямлей, не сумевшей никак заинтересовать мужчину, в которого по уши втрескалась.
«Может, оно и к лучшему, – думала она. – Как говорится, с глаз долой – из сердца вон».
В октябре издание «Пути и тропы» схлопнулось, сотрудников редакции распустили, Олеся начала выживать, зарабатывая на фрилансе. В марте ей посчастливилось пристроиться в «Радугу причуд» на хороший оклад и премиальные. Жизнь налаживалась. И все это время она помнила здоровенного мента – соседкиного сына, а глупая надежда не оставляла ее в покое.
В начале мая он объявился. Олеся увидела из окна, как он выбирается из темно-синей иномарки, и, выпустив с заднего сиденья подросшую за учебный год Настю, нажимает на клавишу брелока, ставя машину на сигнализацию.
Олеся похвалила себя, что удержалась и не выскочила его встречать на лестничную клетку. Правильно сделала: не прошло и получаса, как ей в дверь позвонили, и Настя с улыбкой до ушей переступила порог.
Они хохотали, обнимались, Олеся тормошила ее и спрашивала что-то про школу, учительницу и уроки, и оценки, а Настя хвастливо что-то отвечала, а потом Олеся спросила, а не затеять ли им выпечку крендельков с корицей, ведь это так здорово – вместе кулинарить, чтобы затем вместе пить чай с испеченными собственноручно крендельками, но Настя сказала, что она на минутку, что они с папкой заехали проведать бабушку, прежде чем отправиться в пансионат на берегу Московского моря, а путь неблизкий, так папка сказал.
«В пансионат? – спросила Олеся растерянно. – Вы уезжаете сразу? А потом? После пансионата?»
Глупый вопрос. Потом снова школа. Учебный год завершать.
А потом?
Каникулы!
В дверь снова позвонили, в проеме стоял Максим, нарядный, в недавно купленной, по всему видно, черной ветровке, новых до хруста ярко-синих джинсах, белой рубашке в тонкую черную полосочку. Он улыбнулся официально-приветливо, а взгляд опять был напряженный и слегка неуверенный. Но про взгляд Олеся могла и сочинить себе.
– Привет, Олеся, – сказал он, как ей показалось, стесненно.
