Галина Куликова - Сумасшедший домик в деревне
Полина непроизвольно втянула голову в плечи и вся сжалась, словно щенок, привыкший к тому, что его пинают ногами. Никифоров наступал на нее грудью, продолжая громко вопрошать:
— Какой повод я дал вам думать, что мной можно пользоваться, как носовым платком? Зачем вообще, ради всего святого, я вам сдался?! Чего вы от меня хотите?!
— Хочу поздравить вас с днем рождения, — пискнула Полина.
— Издеваетесь, да?!
— У него день рождения в январе месяце, — вмешался Бунимович, окончательно утративший свойственную ему невозмутимость. Он никогда не видел, чтобы Андрей кричал на женщину. Вообще не видел, чтобы он так кричал.
— Значит, я имела в виду другой праздник, — настаивала на своем Полина, хотя и делала это не слишком уверенно. — Следующий.
— Следующий праздник — Новый год! — исходя ядом, заметил Никифоров, придвинувшись к ней вплотную. — Как вы узнали, где я живу?
— Заглянула в ваш паспорт, — пробормотала она. — Случайно. — И посмотрела на него доверчиво, словно первоклассница на первую учительницу.
— Оч-чень интересно, — Никифоров раздул ноздри и тут только почувствовал, до какой степени распалился.
Оглянулся на Бунимовича и увидел, что тот стоит столбом и пялится на него во все глаза.
— Знакомься, Костя. Это Поля. Моя соседка по даче.
— Так вы не математичка! — воскликнул Бунимович, мгновенно пожалев об упущенных возможностях.
— Если хочешь ей что-нибудь сказать, сделай это сейчас. Потому что я собираюсь ее выгнать.
Представив себя на улице, беззащитной, без денег, без дома, без надежды на лучшее, Полина пришла в такое отчаяние, что не смогла сдержаться. Лицо ее сморщилось, как печеное яблоко, она закрыла его ладонями и зарыдала в голос.
— Вот, — заявил Никифоров Косте, принимаясь расхаживать по кухне и указывая на нее рукой. — Полюбуйся. Пример того, как они добиваются своего. Классика жанра. Моя бывшая жена тоже рыдала, когда ей не удавалось победить меня иными способами. Я опытный. Так что вы меня, Поля, не разжалобите. Я не желаю быть вашей нянькой. Я думал, у вас достаточно мозгов, чтобы это понять.
Он схватил ее за локоть, стащил с табуретки, вывел в коридор и велел:
— Обувайтесь.
Она сунула ноги в босоножки и вышла на лестничную площадку. Дверь Никифоров предусмотрительно распахнул. Она хотела сказать ему напоследок, что он не может, не должен так с ней поступать, но ей не хватило духа.
— Извините, Поля, но у меня своя жизнь, и я не желаю вас в нее впускать только потому, что вам этого хочется.
Он захлопнул дверь и, фальшиво насвистывая, вернулся на кухню. Бунимович вертелся на табуретке, кряхтя и вздыхая.
— Ну ты крутой, — сказал он, качая башкой. — Я бы так не смог. А какая девка!
— Хочешь, догони и возьми ее к себе, — буркнул Никифоров, катастрофически недовольный собой.
Он полагал, что испытает чувство облегчения. Ведь он проявил настоящую мужскую твердость и упредил все неприятности, которыми рыжая штучка пыталась щедро с ним поделиться. Она могла испортить ему самые замечательные летние месяцы!
Увидев пакет, он заглянул в него и сказал:
— Ты гений, что принес коньяк. Сейчас мы тяпнем по пятьдесят грамм и забудем о плохом.
— Это не я принес, — хмуро заметил Костя, которому тоже было несколько не по себе. — Это она.
— Кто? — переспросил Никифоров, не веря своим ушам.
— Твоя Поля!
— Не может быть, — покачал тот головой, достал коньяк и добавил:
— Для нее это слишком дорого.
После чего заглянул в пакет, увидел там пачку «Мальборо» и понял, что это действительно она.
— О, черт! — воскликнул он, беспомощно оглядываясь на дверь. — Полагаю, она пыталась меня задобрить. Почему ты мне сразу не сказал, что это ее коньяк?
— Чтобы ты выбросил их вместе?
— Если я верно оценил ее материальное положение, она собирается умереть с голоду, — зло бросил Никифоров. — У нее ничего нет. У нее даже дома нет!
— Как это? — испугался Бунимович.
— Сдала свою коммуналку жильцам. Почему-то я уверен, что аванса она с них не потребовала. Как вариант есть дача кузины, но без меня ей там, судя по всему, не в кайф.
— Знаешь, я приглашу ее к себе пожить, — неожиданно решил Бунимович.
— Остынь! Она не из тех девиц, которые легко относятся к случайным связям.
Костя, которого обозвали случайной связью, рассердился:
— Мне не нравится, что хорошенькая девушка ушла отсюда в слезах! Бунимовичи никогда не заставляли женщин плакать.
— Закажи себе герб и сделай на нем такую надпись, — ехидно сказал Никифоров. — Кроме того, она не так молода, как тебе кажется.
— Но ей ведь не больше тридцати?
— Лет двадцать восемь. Ну, двадцать семь. В таком возрасте женщины уже должны иметь семью, воспитывать детей, а не бегать с коньяком по случайным знакомым!
— Что она тебе такого сделала? — с любопытством спросил Костя.
— Она не дает мне работать. У нее масса проблем, которые некому решать.
— Так, может, ты реши, и все утрясется? — спросил мудрый Бунимович. — И ей будет хорошо, и тебе. Мне кажется, ты злишься именно потому, что тебе хочется ей помочь, однако считаешь, что это ниже твоего достоинства.
Никифоров оттолкнул от себя коньяк, вскочил и заметался по кухне.
— Пропади ж она пропадом! — выплюнул он. — Рыжая заноза! Если бы ты только знал, какая она наивная, уму непостижимо! Ее ничего не стоит обвести вокруг пальца.
Бунимович немедленно решил, что, когда Полина вернется, он не станет хватать ее за коленки. Никогда ни одна женщина не вызывала в его друге такого шквала эмоций. А где эмоции, там и чувства. Надо немедленно вернуть девицу обратно.
— Я ее догоню, — заявил он и поднялся.
— Я сам, — оттолкнул его Никифоров и, распрямив плечи, отправился к двери.
Вышел на лестничную площадку и тут же испугался, что она ушла совсем и он ее не найдет.
— Поля! — крикнул он в гулкую тишину подъезда.
В ответ откуда-то снизу шмыгнули носом.
— Идите сюда! — приказал он, расслабившись. — Будем пить ваш коньяк и курить ваши сигареты.
— Вы меня ненавидите! — раздался полный горя всхлип. — Я вам никто — посторонняя тетя!
Никифоров ухмыльнулся и понял, что ему безумно нравится роль покровителя.
— Идите-идите! — повторил он, постукивая ногой по полу.
Она продолжала сопеть и не шла. Пришлось спуститься на один этаж. Бедолага сидела на подоконнике зареванная, с красным носом и пятнистой физиономией.
— Перейдем на «ты»? — предложил Никифоров.
— Зачем это? — подозрительно спросила она.
— Думаю, ты прибежала ко мне с очередной девичьей заботой.
— Меня хотят убить! — выпалила Полина.
— Ну да!
— В привидение ты тоже не верил! — напомнила она, и это «ты» прозвучало так трогательно, что Никифоров даже сжал челюсти, чтобы не размякнуть. Действительно, он не поверил ей в первый раз и совершенно напрасно. Может, она и сейчас не придумывает? Кто-то действительно хочет ее убить? Он вспомнил, как она выскочила из лесу с перекошенным лицом, и решительно взял ее за локоть:
— Давай вернемся в квартиру. Иначе Костя выпьет коньяк сам, и мы не выгоним его из дому.
— Я не собиралась оставаться у тебя на ночь, — испугалась Полина. — Вернее, я хотела бы остаться, но не в том смысле, в каком ты, может быть, подумал! — выдавила она из себя.
— Не волнуйся! — Никифоров с самым серьезным видом похлопал ее по плечу. — Если ты останешься, мы будем как брат и сестра.
Полине совершенно не хотелось крепить в нем братские чувства, но она, конечно же, с радостью кивнула. Ей казалось, будто она только что тонула и уже погрузилась в черную пучину отчаяния, но каким-то волшебным образом вдруг снова очутилась на поверхности, глотнула воздуха и увидела солнце.
Важный Бунимович встретил их на пороге кухни.
— Я думал, вы математичка, — заявил он, чтобы сразу расставить все точки над "i".
— Мы перешли на «ты», — сообщил Никифоров, подталкивая Полину к облюбованной ею табуретке. — Вы с ней тоже можете перейти. В конце концов, мы собираемся вместе напиться.
Бунимович решил, что это метафора, потому что Никифоров никогда не напивался.
— Послушай, Поля, — спросил он, охотно переходя на «ты». — Возможно, ты голодна? Мы можем тебе что-нибудь предложить. Ты любишь кальмары из пакетиков?
— Она любит все! — уверенно заявил Никифоров и двинулся к холодильнику. Никогда, ни с кем он не чувствовал себя таким всемогущим, таким великодушным, таким замечательным! Зачем он ее гнал? Ее надо всего лишь хорошенько накормить и держать при себе. И тогда можно заниматься делами и не раздражаться, и не думать поминутно о том, что она куда-то делась и с ней что-то случилось.
— Я не могу есть! — остановила его Полина. — Кофе я бы еще выпила, а есть не могу. Я очень нервничаю.
— Ого! — немедленно насторожился Никифоров. — Тогда дело серьезное. Привидение, помнится, не лишило тебя аппетита.
