Галина Куликова - Сумасшедший домик в деревне
— Там Бунимович.
— Боже мой! — раздраженно воскликнула Анжела и, щелкнув зажигалкой, прикурила. — Андрей, тебе пора задуматься, как ты живешь!
— Если тебя это утешит, я не живу с Бунимовичем, — ехидно заметил он, продолжая удивляться, как мог купиться на эти гладкие ножки и выпяченные, будто надутые, губки. — Кроме того, я вообще не понимаю, с какой стати ты собираешься со мной серьезно разговаривать. Мы развелись сто лет назад!
— Ровно полтора года, — жестко заметила она.
— Нас ничто не связывает!
— Это как сказать, — пожала плечами Анжела. — Ты не все знаешь. Кстати, раз у тебя Бунимович, предлагаю зайти в кафе и посидеть там за чашечкой кофе. — Она показала рукой на то самое кафе, где угощалась Джульетта.
— Нет! — взвился он. — Только не кофе! В последнее время меня тошнит от него. Я работал ночами и перебрал кофеина.
Он воровато оглянулся и увидел через стекло, что Джульетта почему-то встает и складывает салфетку. Или она не ела несколько дней и проглотила курицу вместе с костями, или решила, что он сбежал насовсем, и потеряла аппетит.
— Ты можешь минутку подождать? — спросил он у Анжелы и, не дожидаясь ответа, выпрыгнул из машины, на ходу доставая из кармана бумажник.
Выхватил оттуда купюру достоинством в пятьсот рублей и, ворвавшись в зал, подлетел к Джульетте.
— Как дела? — запыхавшись, спросил он, одной рукой пряча бумажку за спину, а другой подзывая официанта. — Вы что же, хотите уйти, не дождавшись меня?
Джульетта и в самом деле, поддавшись порыву, собиралась сделать ноги, а потом позвонить Никифорову и попросить, чтобы документы он привез на службу. Но вот.., не удалось.
— Этого хватит? — спросил Никифоров и потряс бумажкой перед носом невозмутимого официанта.
— Да, — лаконично ответил тот, незаметно сглотнув.
Никифоров сунул ему деньги и велел:
— Я на минуту выйду, принесите нам пока по чашке кофе.
— Слушаюсь, — уже веселее ответил официант и потрусил «за кулисы».
Джульетта медленно опустилась на свое место.
— Простите меня, — проникновенно сказал Никифоров, наклонившись к самому ее уху. Он знал, что короткие, но интимно произнесенные извинения действуют на женщин гораздо сильнее пространных и униженных.
— Прощаю, — задушенным голосом ответила та и, когда он вышел, приподнялась, чтобы посмотреть, куда его влечет.
Его влекло к длинноногой, крутогрудой блондинке, которых мужчины встречают по одежке и по ней же провожают. Она стояла в коротенькой юбочке и какой-то фигне вместо кофточки и, опершись о капот красной машины, с независимым видом курила. Никифоров подошел к ней, наклонил голову и начал что-то быстро говорить. Блондинка протянула руку и потрепала его по щеке. Джульетта поняла, что выглядит по сравнению с этой экзотической птицей примерно, как серая утка по сравнению с колибри. Следовало немедленно убираться прочь.
Она так и сделала. Когда Никифоров вернулся в кафе, сел за столик и начал озираться, невозмутимый официант принес ему две чашки кофе и сообщил, что его дама ушла. Никифоров почувствовал досаду. Подлая Анжела, налетевшая, как тайфун, так ничего ему и не сказала. Не захотела разговаривать на улице! Джульетту он, конечно, перепугал. Лучше отправил бы ее к Бунимовичу смотреть телевизор. С горя он принялся за кофе, не подозревая о том, что дома его ждет невероятный сюрприз.
Полине удалось-таки ускользнуть от своего преследователя и нырнуть во двор никифоровского дома, оставшись незамеченной. Возле подъезда она перевела дух и тут увидела, что дверь закрыта на кодовый замок. Набрав номер квартиры, она принялась молиться, чтобы Никифоров ее впустил. Ведь коньяк-то он сразу не увидит! Ответил ей совершенно незнакомый мужской голос.
— А… Андрей Андреевич дома? — с тоской спросила Полина, сообразив, что если сейчас же, немедленно, не встретится с Никифоровым, то просто пропадет. Куда она денется? Кто ей поможет? Все пути к спасению отрезаны.
— Он сейчас вернется. Да вы входите, — радостно ответили сверху.
Полина забыла спросить, на какой следует подняться этаж, поэтому пошла пешком, прижимая к себе пакет с коньяком и сигаретами. Костя Бунимович, уверенный, что явилась обещанная математичка, приосанился и изобразил на своем лице самую добродушную улыбку, имевшуюся в его распоряжении.
— Здрасьте! — сказал он, встретив Полину на пороге, и шаркнул ножкой. Он был огромный, как гардероб, и казался безвредным, словно божья коровка. Лицо его имело умилительное выражение.
— Понимаете ли, — начала Полина. — Я к Андрею-Андреевичу по делу…
Она скинула босоножки и посеменила за Бунимовичем в комнату.
— Знаю, знаю! — замахал руками тот. — Он предупредил, что вы можете зайти.
— Да? — несказанно удивилась она.
— Конечно! Он мне много о вас рассказывал.
Полина села на диван, и Костя тоже сел, сложив ручки на коленях, как пай-мальчик. Мысль о том, что вот эта самая растрепанная деваха достигла высот в математике и готовит какие-то важные проекты, распаляла его воображение. Но Никифоров велел к ней не цепляться, и Костиному воображению приходилось трудиться вхолостую. Поэтому он не мог выдавить из себя ничего путного.
Полина, которая нервничала не меньше, чем он, принялась ерзать на своем месте.
— Может, хотите посмотреть канал «Культура»? — спросил Бунимович с тайной надеждой.
— Да нет, — струсила Полина. — Я не хочу.
После некоторой паузы Костя снова подал голос.
— Не желаете послушать группу «Ю-ту»?
— Нет, спасибо, — еще больше испугалась Полина. — А попить у вас не найдется?
— Конечно! — оживился тот. — Попить — это я на раз! Пойдемте со мной на кухню. Может быть, хотите кофе?
— Хочу! — призналась Полина, которая пила настоящий кофе только у Никифорова на даче.
Костя принялся топтаться по кухне, сопеть и кашлять. Наконец, придумал тему для разговора и воскликнул:
— Андрей рассказывал о вашей сложнейшей работе!
Полина решила, что он подразумевает ее работу в доме престарелых, и охотно откликнулась:
— Да-да! Иметь дело с таким контингентом чрезвычайно сложно!
Бунимович не представлял себе, какой контингент она имеет в виду. Наверное, студентов. Он немедленно отбил подачу:
— Они… Э-э-э… Требуют много внимания?
— Еще бы! — воскликнула Полина. — Самое ужасное, что ночью за ними тоже нужно присматривать. Порой мне приходится оставаться и ночевать с ними. Хотя, конечно, за это не платят.
— Ночевать с ними? — пробормотал Бунимович, замирая с чашкой в руке. — Простите, а зачем с ними.., ночевать?
— А как же? — всплеснула руками Полина. — Вдруг кому-нибудь захочется в туалет? Этот процесс надо контролировать.
— Понимаю… — пробормотал Костя, нахмурив лоб, за фасадом которого проходила напряженная умственная работа. — Я представлял себе ваши обязанности несколько другими.
— Обязанности! Да я все делала! — сообщила Полина, закидывая ногу на ногу и страшно смущая Бунимовича симпатичными коленками. Она вообще была вся такая.., приятная, что хотелось немедленно привлечь к себе ее внимание. Потрогать ее или, в крайнем случае, рассмешить. Он поставил перед ней чашку с кофе, не спрашивая, бросил в него без меры сахару и налил молока. Полина поблагодарила, подняв на него чистые зеленые глаза, и Бунимович обмер.
— Знаете анекдот? — спросил он, позабыв о том, что Никифоров строго-настрого наказывал ему забыть об анекдотах. — В армии утреннее построение. Все стоят в сапогах, а Иванов босиком…
В этот момент позвонили в дверь. Костя немедленно вскочил и бросился в коридор, страдая от того, что едва не нарушил обещание. Щеки у него сделались томатного цвета, а глаза увлажнились от волнения. Впустив Никифорова в квартиру, он наклонился к его уху и зашептал:
— Послушай, пришла твоя математичка!
— Да ты что? — тоже шепотом удивился Никифоров, не зная, радоваться ему или нет. — Впрочем, это хорошо. А то мы некрасиво расстались…
— Андрюха, скажи честно, у тебя с ней шуры-муры?
— С ней? — всей физиономией просиял Никифоров. — С чего ты взял?
— Я на всякий случай спросил. Понимаешь, она мне дико понравилась. Она такая.., аппетитная. — Никифоров фыркнул. — Такая аккуратненькая вся… Еще и рыжая в придачу.
— Рыжая? — одними губами переспросил Андрей, цепенея. И еще раз повторил:
— Рыжая?!
Оттолкнув Бунимовича, он бросился на кухню, откуда доносился аромат кофе — сладостный и горький, как любовь. Рыжая штучка сидела на его табуретке, отхлебывала из его чашки, закинув ногу на ногу и покачивая маленькой голой ступней.
— Вы?! — закричал он с таким возмущением, что Бунимович не поверил своим ушам. — Вы имели наглость явиться ко мне домой?! Я бежал от вас, как от бубонной чумы, потому что вы не давали мне работать!
Полина непроизвольно втянула голову в плечи и вся сжалась, словно щенок, привыкший к тому, что его пинают ногами. Никифоров наступал на нее грудью, продолжая громко вопрошать:
