Дарья Донцова - Спят усталые игрушки
– Странно, – пробормотала я, – вы так много для нее сделали, а она перестала с вами общаться.
Елена Вадимовна грустно улыбнулась.
– Ничего странного. Когда моего мужа уволили с занимаемой должности, две трети знакомых от нас отвернулись. Перестали звонить, а кое-кто прекратил и здороваться. Меня сразу освободили от должности завуча. Вот Милочка и решила, наверное, что я ей больше не нужна. Знаете, дети, воспитывающиеся в приютах, как правило, эмоционально бедны. Наверное, только в семье они могут с малых лет понять, как надо любить, поэтому очень часто они практичны, аккуратны, талантливы, но, увы, душевно глухи. Бывают люди без музыкального слуха, а бывают без способности сопереживать, радоваться, иметь привязанности, наконец. Милочка из таких. И это не ее вина.
Я вспомнила, как нежно на фотографии Людмила обнимает Верочку, но не стала спорить с Еленой Вадимовной.
– А что с ее сестрой и братом?
Директриса пожала плечами.
– Попали в другие детские дома. Их специально разделили, чтобы дети побыстрей забыли время, проведенное в секте. Сестру, впрочем, я никогда не видела. А вот брат несколько раз приходил по воскресеньям, но мы были вынуждены его не пускать.
– Почему?
Елена Вадимовна машинально переложила какие-то папки.
– Он старше, причем лет на пять-шесть, а то и семь, не помню точно, во всяком случае, выглядел почти как взрослый юноша.
– Что же здесь плохого?
– Воспитательницы заметили, что после его появлений Милочка отказывается от еды, плачет и не желает ходить в школу. Выяснилось, что брат пугает маленькую сестричку страшным наказанием за то, что она «отошла от веры». Вот и пришлось указать ему на дверь. Кстати, Милочка совершенно не переживала, когда он перестал появляться, а про сестру и совсем не вспоминала.
– Адреса Мостовой и Рыклиной у вас есть?
– Откуда? – удивилась Елена Вадимовна. – Просто слышала от Милочки, что они учились в одной группе. Кажется, обе девочки москвички, во всяком случае, Рыклина точно, она приглашала Милочку к себе летом пожить на даче.
– А год рождения Шабановой…
– То ли 1970-й, то ли 1972-й, – ответила Елена Вадимовна и включила компьютер.
Поняв намек, я поблагодарила директрису и откланялась.
Глава 9
Часы показывали шесть. Я вытащила телефон и позвонила Лиане.
– Хочу предложить вам компенсировать расходы на похороны и поминки…
– Ах, оставьте, – вздохнула женщина, – сама виновата, ведь я опознала тело. Честно говоря, даже не разглядела как следует, лишь на волосы посмотрела и решила: она, Нинель!
Ладно, пора домой, а поиски продолжим завтра.
В гостиной опять незнакомые люди. В холле пахло чужими духами и сигарами. Тихонько приоткрыв дверь, я увидела Филю, азартно пускающего клубы вонючего дыма. Мне домашние строго-настрого запрещают появляться с сигаретой в комнатах. Матери добрые дети в качестве курильни выделили чуланчик под лестницей, где Ирка хранит пылесос, тряпки и прочие полезные предметы. А колдуну позволили заниматься «дымоглотством». Надо позвонить Максу и спросить, как долго он собирается выяснять с Алиской материальные проблемы. Еще несколько таких вечеров, и я потихоньку сойду с ума.
Стараясь не шуметь, на цыпочках я пошла на второй этаж. Сейчас приму ванну и почитаю детективчик. По дороге домой остановилась у книжного лотка и смела все новинки. Главное, чтобы Алиска не услыхала, как я хожу в спальне. Моментально заставит спуститься к гостям и принимать участие в дурацкой вечеринке.
Я толкнула дверь в свою комнату и обомлела. Еще утром тут царил относительный порядок. Конечно, я никогда не отличалась особой аккуратностью. Поэтому на стульях частенько висит моя одежда, а на столике у кровати лежат банановые шкурки и обертки от шоколадок… Но такое вижу у себя впервые!
Весь пол усеян мелкими обрывками. Подняв один, я поняла, что ковер покрывают разорванные криминальные романы, стоящие, между прочим, в шкафу. Платья, юбки, костюмы, туфли горой навалены в углу. С кресел и дивана сдернуты накидки, постель превращена в груду лохмотьев, в воздухе, словно снежинки, летают перья из разодранной подушки… Я прислонилась к косяку. Неужели в дом залез вор? Услышав, как хозяева веселятся в гостиной, поднялся наверх и, не найдя ценностей, устроил от досады погром? Уму непостижимо!
Куча рваных простыней на кровати зашевелилась, сначала высунулась темная рука, затем, показалось смуглое личико… Быстрее молнии я выскочила за дверь и заорала:
– На помощь, грабят!
Раздался топот, по лестнице бежали люди. Впереди, подобрав почти до пояса прозрачное шифоновое платье, неслась Алиска.
– Что тут за трам-тарам? Насилуют, что ли?
Ну всегда она думает только об одном! Я молча показала на дверь.
– В дом залез грабитель, причем негр. Наверное, искал деньги, но не нашел, разгромил всю комнату, жутко смотреть. А теперь прячется в кровати.
– Каков идиот! – воскликнула Алиса и велела: – Ну-ка, мальчики, посмотрите.
Трое мужчин весьма спортивного вида переглянулись и шагнули в спальню. Филя остался на лестнице. Мы затаили дыхание. Из-за двери несся визг и какое-то щелканье.
– Фредди, любовь моя, – завопила Алиска и распахнула дверь.
Взору предстала изумительная картина. Посередине комнаты на люстре качалась кривляющаяся обезьяна.
– Фредди, иди к мамочке, – взывала балерина.
Мартышка отцепилась и побежала на зов.
– Маленький мой, солнышко, испугался, – присюсюкивала Алиса, – в чужую комнату попал. Ах, шалунишка, кушать, наверно, хочешь…
Противная обезьяна обхватила хозяйку за шею и склонила голову к ней на плечо.
– Пойдем, мой славный, мама сейчас покормит Фреддичку, – ворковала подруга. Потом она повернулась ко мне и с чувством произнесла: – Только такая придурочная, как ты, могла перепутать Фреддиньку с каким-то негром! Он терпеть не может запаха апельсинов. Наверное, унюхал из твоей спальни аромат кожуры и обозлился. Так что запомни: никаких цитрусовых, лимон ему тоже не по вкусу. Ладно, пошли пить чай.
И она ураганом полетела вниз. Мартышка, повизгивая, кинулась за ней. У подножия лестницы безмятежно лежал ротвейлер. Он, как обычно, не предполагал ничего плохого, потому нападение Фредди для Снапа оказалось полной неожиданностью. Мартышка ухватила с журнального столика «ТВ-парк», абсолютно по-человечески скрутила его в трубочку и изо всей силы врезала псу по голове. Несчастный ротвейлер подскочил и заскулил.
– Слушай, – начала я злиться, – уйми своего бандита.
– Ничего, ничего, – заметила Алиска, – Фредди терпеть не может мух и всегда их бьет, вот только плохо разбирается и лупит что по столу, что по лбу с одинаковой силой. Умница, Фреддинька, убил противное насекомое…
Обезьяна радостно скалилась, размахивая журналом. Снап от греха подальше забился под лестницу. Впрочем, остальные собаки тоже куда-то пропали. Да и детей не видно, в доме гуляет лишь Алиска с приятелями. Выслушав ее настойчивые приглашения принять участие в вечеринке, я пошла искать Ирку.
Домработница нашлась в кладовке.
– Вот уж странно, так странно, – бормотала она, разглядывая пустую бутылку.
– Что стряслось?
– Купила на днях трехлитровую емкость «Аякса» для протирки стекол, а сегодня она пустая, глядите!
И она потрясла перед моим носом остатками голубой жидкости. Я принюхалась. Так вот чем брызгал Филя, когда вчера отгонял злых духов! То-то запах показался удивительно знакомым.
– Очень странно, – продолжала недоумевать Ира, – может, закрутила неплотно, а она испарилась?
Я усмехнулась и, попросив ее навести в спальне порядок, с тяжелым сердцем отправилась в гостиную веселиться.
Утро началось в восемь часов.
– Сколько можно тебе повторять, оловянная твоя голова, – вопил женский голос, – чай должен быть горячим, а сливочное масло холодным, но не наоборот!
В ответ донеслись невнятные оправдания.
– Уволю, – бушевала Алиска, – выгоню на мороз босиком! Унеси пойло на кухню и подай горячий!
Послышались сдавленные рыдания. Я вылезла из тепленькой уютной постели и спустилась в гостиную.
У стола в зеленом пеньюаре с перьями восседала Алиса. При виде меня она заулыбалась.
– Очень вовремя, сейчас кофе будет.
В ту же секунду Ира втащила поднос. Я поглядела на ее красный распухший нос и твердо сказала:
– Не смей ругать Ирину и грозить ей увольнением.
Домработница поглядела на меня с благодарностью.
– Ха, – вскинулась Алиска, – да у тебя в доме делается все кое-как, твердая рука нужна!
– Это мой дом, – отрезала я.
Ирка предпочла испариться. Алискино личико скукожилось. Театральным жестом она схватилась за виски и запричитала:
– Вот она, тяжелая судьба несчастной женщины без кола и двора, все, кому не лень, обидеть норовят.
– Хватит ерничать, – обозлилась я вконец.
