Дарья Донцова - Чудовище без красавицы
Катя тоже сначала пыталась пробиться со своими полотнами, на которых всеми цветами радуги переливались разноцветные шарики, кубики и дуги… Но потом девушка поняла, что следует срочно менять направление.
Чего только не делала бедная Катька, чтобы хоть чуток заработать! Расписывала матрешек, подделывала палехские шкатулки, сидела в подземном переходе с мольбертом, зазывая народ обещанием в десять минут сделать шарж… Но все попусту, редких гонораров хватало лишь на кефир и самые дешевые булки. Катя одевалась в секонд-хенде и чувствовала себя совершенно несчастной. Но потом фея удачи расправила над Виноградовой роскошное крыло. Катюшку позвали в галерею «Арт-Мо».
– Куда? – переспросила я.
– «Арт-Мо», – повторил Федор, – там работала Машка Говорова, ближайшая подружка Катьки. Она тоже в нашем институте училась. Вот Говорова и посодействовала подружке.
Чем Катя занималась в галерее, Лузгин не знал, их отношения к тому времени испортились вконец, но у бывшей супружницы разом появились деньги. Катюха невероятно повеселела, приоделась, запахла хорошими духами и стала приносить вкусные продукты.
Видя такой поворот событий, Лузгин, по-прежнему валявшийся на диване в ожидании вдохновения, мигом поставил ей условие:
– Плати за квартиру или съезжай!
Федька знал, что делает. Катюшка жутко боялась темноты, спала всегда со светом и жить одна в квартире просто бы не смогла! Сначала муж потребовал от жены двести долларов, потом триста, затем четыреста… Но когда его аппетит опять возрос, Катя устроила скандал, и планку зафиксировали на четырех сотнях. Федя, правда, понял, что у Катьки тугой кошелек, потому что Виноградова купила себе машину, хоть и подержанную «восьмерку», но все же…
– Машина-то ее и сгубила, – спокойно пояснил Федор.
– В аварию попала?
– Нет, хуже, – отозвался Лузгин, – приехала откуда-то из гостей, выпивши… Вообще она не пьяница была, даже совсем не употребляла…
Но в тот день Катюша расслабилась и опрокинула бокал-другой сухого вина. Количество явно недостаточное для того, чтобы опьянеть. Катя спокойно доехала до дома, и тут, очевидно, алкоголь «догнал» девушку. День выдался холодный, Виноградова включила в машине печку… Ее разморило, и она заснула прямо в «Жигулях», не заглушив мотор, в двух шагах от подъезда. Старенькая «восьмерка» оказалась неисправной, угарный газ пошел в салон…
Утром сосед, пытавшийся выехать со двора, обнаружил за рулем труп. Нелепая, глупая смерть… Если бы хоть одно из окон было чуть приоткрыто, если бы Катька выключила двигатель… но все случилось так, как случилось, Федор неожиданно стал вдовцом. В наследство от Катерины ему досталась «восьмерка», только проку от нее никакого, водить Федор не умеет, и денег на бензин нет. Если честно говорить, денег нет ни на что, так как со смертью Катерины «баксопровод» иссяк, и вот теперь Лузгин, наступив на горло собственной песне, готов идти в фирму, занимаюшуюся упаковкой.
На улице стемнело, а ветер совершенно озверел. Добравшись до метро «Сокол», я села на деревянную скамеечку возле большой колонны и призадумалась. Похоже, пока вытаскиваю пустые номера. Ни Аня Кленова, ни Федор Лузгин тут ни при чем, денег они в глаза не видели… Конечно, завистливая Анечка сильно нуждается в средствах, мечтает о собственной квартире, но… Но она один раз воскликнула: «Вы что, хотите сказать, будто я украла Ленкины побрякушки?»
То есть Анечка была уверена, что пропали кольца, серьги и брошки, а не деньги… А вот второй раз Кленова возмутилась: «Так вы считаете, будто я прирезала Ленку!»
Но Лену не били ножом, в нее стреляли… Правда, Аня могла делать подобные заявления из хитрости, отводя от себя подозрения… Но, вспомнив ее расплывшуюся фигуру, плохо причесанные волосы и сомнительной чистоты халат, я вздохнула. Голову даю на отсечение, такой тетке слабо пристрелить подругу, пусть даже и бывшую…
Не вызывал подозрений и Лузгин. Противный, ленивый парень…
Я когда-то ходила давать уроки немецкого языка Косте Карелову. Его отец – признанный скульптор, трудился с утра до ночи, ваяя жуткие скульптуры: мальчиков, девочек, бабушек, козочек… Может, конечно, это и не искусство, но гигантский труд. Скорей всего никакой памяти о Карелове в веках не останется, но пахал он, как раб на галере, без перерыва на обед и перекуры. И такая работоспособность вызывает у меня глубочайшее уважение.
А Федор! Одно недоразумение, даже если в момент рождения его и поцеловал в лоб ангел живописи, то сделал это божий посланник явно зря. Феденька великолепно существовал за счет жены, он и не собирался выходить на работу, и только смерть Кати подвигла его на какие-то телодвижения… А теперь скажите, может такой слизень украсть полмиллиона долларов? Наверное, да, Лузгин пойдет на все, чтобы не работать, а продолжать валяться на диване… Хорошо, теперь следующий вопрос. Захочет ли подобный экземпляр устраиваться на службу в фирму, где рисуют этикетки, имея в загашнике бешеную сумму денег, а? То-то и оно, что нет! А милейший Феденька страшно желал получить постоянный заработок, до такой степени, что даже не поленился одеться и проводить меня до метро, раз десять спросив по дороге: «Когда сообщите о принятом решении? Вы не забудете позвонить?»
Однако интересно получается… Катя Виноградова дружила с Леной Федуловой… Обе женщины погибли. Правда, первая – в результате трагической случайности. Сколько же надо выпить вина, чтобы заснуть в машине, не выключив мотора? Почему она не вышла на улицу? Так, завтра поеду в галерею «Арт-Мо». У меня есть великолепный повод для того, чтобы потолковать с Машей Говоровой, единственной оставшейся в живых из трех подружек. Лена собиралась выставить в галерее свой пейзаж, тот самый, который попросила меня спрятать…
Вот и отлично, утром отправлюсь в галерею, а сейчас пора домой, ноги подкашиваются от усталости, желудок противно сжимается… За всеми хлопотами я забыла перекусить. В довершение ко всему на улице разыгралась ноябрьская непогода, и когда я вылезла из метро, вокруг стояла стена ледяного, жутко противного дождя. Прохожие неслись по лужам, выставив перед собой зонтики. Я надвинула на лоб капюшон и побежала проходными дворами. Скорей домой, там тепло, уютно светит торшер в спальне, на кровати мягкая подушка, теплый плед, на тумбочке ждет новый детектив и коробочка конфет, а на ужин Томуська небось сварила мою любимую гречневую кашу.
ГЛАВА 11
– Явилась? – грозно спросил Аким, выходя в прихожую. – Ну, где шлялась?
Его корявый палец уперся в циферблат настенных часов.
– Без пятнадцати девять, пора программу «Время» смотреть!
– На работе была, – пояснила я, стаскивая вконец промокшие сапоги.
Тело почувствовало приятное домашнее тепло, нос уловил знакомый аромат: картошка! Жаль, что не каша, но тоже вкусно.
– Перед едой следует мыть руки, – зудел, как осенняя муха, свекор, – и, придя в квартиру, необходимо переодеться, виданное ли дело, идти к столу в уличных брюках…
Я вдохнула крепкий запах грязного тела, исходящий от Акима, и промолчала.
На кухне сидели все: Филя, Лерка и Томуська. Увидев меня, Тома подскочила:
– Садись, Вилка, сейчас положу…
– Что за дурацкое прозвище, – взвелся Аким, – вилка, ложка, нож… Еще кастрюлей назовите! Звать положено так, как родители крестили!
– Вы встречали в святцах имя Виола? – прищурилась Лерка. – И потом, вашего сыночка вообще Филей обзывают! Вот где кошмар. Так и хочется поинтересоваться, где Степашка с Хрюшей.
– Это кто же такие? – удивился Аким.
– Ваши дети не смотрели «Спокушки»? – удивилась Лерка.
– Не говори глупости, – ответила я, – передаче, кажется, лет двадцать, не больше…
– Да ну? – изумилась Лерка. – А мне кажется, «Спокушки» существуют с основания телевидения.
– Вы о чем? – строго поинтересовался Аким.
– Папа, – пояснил Филя, – на телевидении есть программа «Спокойной ночи, малыши», вот о ней и речь.
– Но они употребляли какое-то другое слово, – не успокаивался учитель.
– «Спокушки», – ответила Лера, – так все говорят, просто сокращение!
Аким Николаевич резко отодвинул от себя тарелку, прокашлялся, поднял указательный палец…
– Папа, – быстро начал ветеринар, – ты опоздаешь к новостям, пара минут всего осталась!
Педагог еще раз издал звук «кха, кха», и понеслось:
– Как словесник, человек, всю свою жизнь преподающий детям основы русского языка и литературы, я не могу смириться с тем, во что превратилась наша лексика. Вспомним времена Петра I. В те далекие годы…
У меня начало сводить скулы. Лерка возила вилкой в тарелке, Томка устало села на табуретку и уставилась немигающим взглядом в стол. Филя мрачно кивал головой, я наклеила на рожу улыбку и погрузилась в транс.
Надо отдать должное Акиму, он был опытным преподавателем и великолепно знал, что монотонные речи усыпляют. Поэтому примерно через каждые пять минут мужик делал паузу. Мы, обрадованные тем, что поток заезженных истин иссяк, просыпались и начинали воспринимать окружающий мир. Тут-то свекор и обрушивал на нас новую порцию сентенций.
