Богатая бедная Лиза - Елена Викторовна Яковлева
— Ну и где она, эта ваша горничная? осведомился Москалец не предвещающим ничего хорошего тоном, бараном уставившись на мой опрокинутый инвентарь и натекшую вокруг него лужу, пенную от моющего средства.
— Да вон она! — привычно заложила меня Банный Лист.
Меня ликеро-водочный олигарх рассматривал долго и внимательно. Будто картинку в неприличном журнале. Даже голову набок склонил. Затем, все так же неотрывно сверля меня взглядом, затребовал на мой счет справку у Банного Листа:
— Так это что, новая?
— Да, сегодня первый день, — отрапортовала домоправительница. — Ее из агентства по найму прислуги прислали.
— М-м-м… — пожевал губами непрезентабельный олигарх, и я приготовилась к тому, что сейчас он и у меня чего-нибудь спросит, но он продолжал изучать меня молча.
Пока один из держиморд, до тех пор вместе с напарником шаривший у Макса по карманам, не подошел к своему патрону с докладом, состоящим из одного-единственного слова:
— Ничего!
Только после этого хозяин кондратовского ликеро-водочного наконец перестал на меня пялиться и снова уставился на мертвого специалиста по патогенным зонам.
А держиморда потоптался-потоптался поодаль и снова к своему мелкотравчатому шефу подрулил. С очень заманчивым предложением:
— А, может, его того?.. Отвезти куда-нибудь подальше, и дело с концом?
— А если это провокация? — шумно выдохнул Москалец и распорядился: — Нет уж, вызывайте «скорую», милицию и кого там еще положено!..
Ну все, влипла, подумала я, живо себе представив, как обрадуется нашей очередной встрече на очередном месте происшествия мой бывший одноклассник Мишка Косоротов.
ГЛАВА 8
Предчувствия меня не обманули. Мишка мне обрадовался. Только чуть позже. А прежде я около часа проторчала в Гарлеме, в компании поварихи Антонины и ее дочки Ларисы. Ну, той самой лупоглазой кобылки с фотографии.
Сразу скажу, что поначалу я к ним обеим достаточно настороженно отнеслась. Особенно после того, чего мне пришлось под лестницей наслушаться. Когда каждый, кому не лень, считал своим долгом с дерьмом меня смешать. Из-за какого-то поганого ведра! Нет, но откуда ж я знала, что этот Макс на него налетит!
А тут еще Антонина первым делом «чумой» меня обозвала. Хотя вроде бы и беззлобно. Типа по-свойски.
— Почему это я чума? — поинтересовалась я, не испытывая восторга от поварихиной фамильярности.
— А потому что разные у нас здесь были, но ты — прямо буренка-рекордсменка! — весело отозвалась со своей кровати у окна повариха.
Должна сказать, что обращение «буренка-рекордсменка» понравилось мне еще меньше, чем «чума», а потому я демонстративно отвернулась от Антонины, твердо решив не поддерживать ее разговоров.
— Ой, ты что, обиделась? — удивилась повариха. — Да я ж пошутила!
— Да у тебя всегда шуточки не к месту, — прошипела ее дочка, которая, сидя на подоконнике, уныло таращилась в окно. — Человек шею свернул, а она хихикает!
— А ты вообще, сиди помалкивай, — огрызнулась вмиг посуровевшая повариха. — А то явилась мать учить. До выходного подождать не могла!
— Да, не могла! — лупоглазая кобылка не собиралась уступать своей родительнице. — Мне сапоги нужны!
Опять? — рявкнула на нее Антонина и тут же практически без перехода, но уже совсем другим тоном: — Нет, но это ж надо, как он свалился! И сразу насмерть! Ну ладно бы ногу там сломал или руку, а то бац — и готов! Хотя, конечно, много ему и не надо было. На вид-то он хлипкий совсем. Слишком много думал, наверное. Про эти свои зоны, как их там?..
— Патогенные!.. — протяжно зевнула дочка Лариса, и в ее круглых, на выкате, глазах отразилась неземная тоска по новым сапогам.
Черт-те что придумают! Зоны какие-то патогенные… Это в которых потеют, что ли? А наша… Наша-то корова кровать переставлять собралась! — подмигнула мне Антонина, как бы приглашая коллективно хозяйские косточки перемыть.
А уж, когда я и на эту удочку не клюнула, подалась вперед и с заговорщицким видом выпалила:
— Слушай, чего скажу!.. Ты у нас тут с весны четвертая горничная, но ни одну так быстро не выпирали! Даже Лизавету!
Заслышав имя той, из-за которой я угодила в логово ликеро-водочного олигарха со всеми вытекающими из этого факта трагическими последствиями, я скривилась и нарушила обет молчания:
— Выходит, мне повезло!
— Это ты так шутишь, да? — догадалась Антонина и похвалила: — Молодец, остроумная! — И, бросив взгляд на дверь, перешла на громкий шепот: — Да я бы и сама отсюда ноги сделала, было б куда… Хозяйка — дура дурой, а корчит из себя английскую королеву! Горничных вышвыривает одну за другой. Чуть что — вперед и с песнями. Никто еще испытательного срока не проходил. А девчонки все до одной хорошие были, работящие. Что Светка, что Ирка. Да и Лизавета тоже.
— Лизавета? — во мне помимо моей воли проснулся интерес к Тониному трепу. — Это та, что передо мной была?
— Ну да. Вот тут она и спала, — повариха кивнула на кровать, на которой я сидела. — Мы с ней нормально жили. Не ругались ни разу. А корове-то как угождала, прямо из кожи вон лезла! А та ее тоже раз-два и выгнала!
— Как? Ни за что? — изобразила я изумление.
— Ну не то чтобы… В принципе, конечно, за дело. Но мне ее все равно жалко, — эта Антонина была настоящая находка для шпиона. Ну или для крота, как выражается Марго. — Короче, застукали ее. С хозяйскими денежками в кармане! Только пятидесяти долларов не хватало! Ну, все обыскали не нашли! Главное, не понятно, куда она могла их деть, если всего каких-то пятнадцать минут прошло, а из дому она никуда не выходила!
Даже не знаю, стоит ли мне особенно усердствовать в описании смешанных чувств, которые я испытала, выслушав этот бесхитростный рассказ поварихи Антонины. Уверена, вы и без лишних слов легко их себе вообразите. А от себя лишь добавлю, что я, как вам опять же известно, хоть подозревала в оригинальных Лизиных кульбитах сугубо корыстные мотивы, на такие масштабы все равно не рассчитывала.
Да, выходит дело, на нашей сиротке клейма ставить негде. Еще та аферистка! Одного в толк не возьму, чего она от нас-то добивалась? Неужто не понимала, что в процессе восстановления ее «честного имени» мы так или иначе о ее подвигах пронюхаем? Или она все-таки какую-то другую цель преследовала? Только, боюсь, от нее я про это не узнаю, потому что к моменту моего возвращения она стопроцентно смоется. И не исключено, что не с пустыми руками…
А что? Вот вам и мотив! Сначала втереться к нам в доверие, затем
