Дмитрий Черкасов TM - Братва особого назначения, или Демьян и три рекетера!
Демьян чувствовал, как гроб вынули из катафалка, как понесли, потом поставили, потом снова понесли.
Сквозь дубовую крышку до него доносились характерные шумы аэропорта: резкие взрывоподобные наборы оборотов мощными турбинами на рулежках, свистящий рёв взлетающих лайнеров, разговоры рабочих, электрический шелест моторов автопогрузчика… Он почувствовал толчок. Это погрузчик подхватил гроб своими вилками и стал поднимать его в грузовой люк. Вот ещё толчок, ещё…
Ругань рабочих, — приходится, мол, таскать такую дрянь… И тут Демьян чуть было не выдал себя. Один работяга другому анекдот рассказал про гробы. Мол, один дурак все поговорки собирал, вроде Шурика из комедии, который тосты собирал. Так вот, дурак этот был в деревне и видел, как мужики таскают мешки с зерном в амбар, и, как один добрый человек, желая выразить этим мужикам доброе почтение, сказал: «Таскать вам, не перетаскать, хозяева!» И мужики благодарили дяденьку за доброе слово. Дурак эту поговорку запомнил и, увидав на кладбище процессию, несущую гроб, решил её употребить, — авось меня тоже поблагодарят за доброе слово…
И тут Демьян чуть было смехом не подавился. Затрясся весь в гробу — нос и рот себе зажимает, а сам как в истерике — остановиться не может. И от страха быть разоблачённым аж вспотел весь… Еле унялся.
Но вот наконец послышался шум гидравлической системы, закрывающей грузовой люк. И наступила тишина. Долгая тишина. Демьян сперва задремал, а потом и уснул.
Проснулся уже, когда самолёт пошёл крутиться по рулёжке. Гроб слегка вибрировал. Слышался шум турбины… «А в грузовом отсеке давление и температура нормальные будут?» — подумалось Демьяну. Правда, тот спец, которого расспрашивал Папа Эдуард Аркадьевич, клялся-божился, что в грузовом ИЛа такая же температура, как и в пассажирском салоне.
И вот побежали, побежали, побежали, побежали… Оторвались наконец. Глухо стукнули убирающиеся шасси.
Все! Летим в Париж.
Приключение началось.
Теперь — или пан, или пропал. И никто не поможет! Только сам.
Эх! Поля… Поля… Поленька!.. Дождёшься ли меня?..
Глава восьмая
ПРИНЕСЛИ ЕГО ДОМОЙ, ОКАЗАЛСЯ ОН ЖИВОЙ!
1Алла Замоскворецкая решила сперва на денёк задержаться в Париже. Ну, подумаешь, поедет она в этот Трувилль не прямо из аэропорта, а завтра утром!
Ничего с этим заданием Герика не случится. Не убудет ни у кого, если она, Алла, пользуясь случаем, задержится на вечерок в Париже — встретится с подругами по варьете из «Пары гнедых». И никуда эти кассеты в Трувилле за один вечер не денутся!
Алла прекрасно знала Сушёного и его возможности, а оттого предполагала, что он сделает, как и обещал, все, чтобы больше никто из интересующихся с той стороны за бугор из города вылететь не смог.
Едва пройдя паспортный контроль и выйдя из вестибюля, она подозвала такси. Классического вида — словно из комедии семидесятых годов — похожий на Луи де Фюнеса шофёр белого «Рено» с улыбочкой обратился к ней по-французски: «Же сюи а вотр сервис, мадам! Же ву депоз у?» Красота!
Алла, не отошедшая ещё от бурных застолий последних двух дней, хоть и сносно говорящая по-французски, состроила из себя настоящую леди, которая не станет просто так болтать с каким-то простым шофёром, и, усевшись на заднее сиденье, коротко бросила по-русски:
— Отель «Наполеон», авеню Фридланд.
Шофёр понимающе кивнул и более приставать с разговорами не стал.
Замоскворецкая закурила и принялась разглядывать сперва проносившиеся слева и справа пустыри предместий, стыдливо прикрытые гигантскими рекламными щитами всякой известной ей и неизвестной всячины — от разноцветной одежды всемирной молодёжной марки «Беннетон» и бензина местного разлива «Эссо», до морских полуфабрикатов быстрого приготовления «Монго» и телефонных карточек «Франс-телеком», с помощью которых можно из любого телефона-автомата дозвониться аж до Рио-де-Жанейро. .
Не успела она выкурить первую сигарету, как пустыри сменились непрезентабельной застройкой в виде каких-то бесконечных складов и пакгаузов. Потом появились такие же, как в любом российском городе, железобетонные пятиэтажки, будто сделанные наспех. Правда, французские панельные дома всё же выглядели повеселей… как-то побуржуазней. Она знала, что в этих домах приличные парижане не живут.
Алла не первый раз была в Париже…
Если и можно было считать обитателей этих кварталов парижанами, то с такой же степенью условности, как приезжих азиков, что торгуют в городе арбузами, считать за коренных петербуржцев… Ещё со времён первого приезда во Францию Алла знала, что непосредственно сам Париж — это двадцать восемь округов-рендисманов, очерченных условной линией центра города. А спальные районы, и даже небоскребно-американский бизнес-сити, Дефанс, непосредственно Парижем уже не считаются. Поэтому-то, по статистике, огромный Париж имеет весьма скромное количество жителей, всего три миллиона… Это не как в их областном центре или Москве, где все эти Чупчины, Дачины, Синие Поляны, Новогиреевы, Свибловы и Черёмушки включены в черту большого города… А Париж… зачем ему смешиваться с деревней? Даже такой деревней, которая в России вполне сошла бы за крупный административный центр? Так что, глядя на пятиэтажки, Алла знала, что в этих домах живут алжирцы или тунисцы… или негры из Ганы и Гвинеи — самые бедные, типа наших бомжей, годных, разве что, уборщиками в метро работать, да траншеи на улице копать.
Настоящий Париж, красивый, манящий, волнующий души всех русских женщин, — он дальше!
Вот уже и Сена справа показалась. Но это все равно ещё не Париж.
Машина встала в пробке.
Шофёр, тот, что на Луи де Фюнеса похож, бегло глянул в зеркальце заднего вида на пассажирку и включил радио. Из колонок понеслись сперва позывные какой-то их радиостанции, потом быстро-быстро затараторил диктор, так что вообще ни одного слова было нельзя разобрать… А потом полился типичный французский шансон — с невообразимо растянутым грассирующим «эр». Песня оказалась как нельзя кстати. Алла стала тихонько постукивать ладошкой себя по коленке и даже подмурлыкала пару раз в рефрене, там, где уловила часть слов, — «тю мади же рандэву»… Она поймала в зеркале слегка удивлённый взгляд шофёра, его слегка ироничную улыбочку, но презрительно хмыкнула и отвернулась…
Слева и справа, сзади и спереди стояли «Рено» и «Пежо», «Мерседесы» и «Ситроены». И повсюду люди. Хорошо одетые, со спокойными лицами. Они привыкли по два-три часа в день париться в пробках. Именно такие выражения лиц у людей, живущих в больших городах, где главным правилом выживания является девиз: «Не лезь в чужие проблемы, когда полно своих!»
«Дезоле, он э при дан ламбутейаж», — нарушил молчание шофёр, показав жестом на стоящие рядом машины.
Алла и так догадалась, что они попали в пробку, а она и не торопилась. Это ему, шофёру, наверное, невыгодно. Счётчик-то с километра, а не с минуты деньги считает! Наверное, дома куча детей, а то и внуков, и у всех потребности: новая игровая приставка к компьютеру, новый скэйборд, новые роликовые коньки и шлем… Да и у самого, небось, потребности — соседку Жаклин в пятницу в ресторан вытащить… а жена — старая карга… И тёща… И куча счётов за горячую воду, за платные компьютерные курсы, за гараж, за ремонт машины… Представив себе такую картину, Алла даже прониклась к своему шофёру пониманием… Однако через некоторое время, когда машина уже десять минут не трогалась с места, а счётчик, тем не менее, пять раз успел щёлкнуть, Алла поняла, что парижские таксисты не так просты, как кажутся, и что они давно уже приспособились к своим «каменным джунглям», как приспосабливаются и выживают самые устойчивые биологические виды… И тут же перестала жалеть этого де Фюнеса.
Машины в пробке двигались чрезвычайно медленно. Видимо, где-то впереди произошло дорожное происшествие.
Алла чиркнула зажигалкой, прикуривая ещё одну сигарету.
Сейчас приедет она в отель, позвонит Светке Абрамовой, той, что ещё в восемьдесят шестом из страны свалила, и Маринке Поляковой, которая года три как уехала… Про Светку говорили, что в «Крэйзи Хоре» танцует чуть ли не сольный номер. А Маринка писала, что в «Мулен-Руж» в кордебалете пляшет — ноги выше головы задирает… Голая…
Поехали, слава Богу.
Как там у классика? Увидеть Париж и умереть! Ну, вот, она уже четвёртый раз в Париже и пока ещё не умерла!
Кафешки со столиками на тротуаре, за которыми сидели преимущественно японские туристы, круглые рекламные тумбы с крышами, словно башенки старинных замков, стилизованные под бронзовую старину, зелёные неоновые кресты «фармаси».
Вот он — настоящий Париж! Наконец-то!
* * *«Наполеон» — дорогой отель. Поехала бы на свои, выбрала бы что-нибудь подешевле, на бульваре Клиши или возле Северного вокзала. Но если платит Сушёный, то можно и шикануть!
