Арто Паасилинна - Лес повешенных лисиц
– Скажи, кто ты? – попросил Ремес.
Ойва Юнтунен задумался. Ремес знал, кто он такой, больше не имело смысла играть роль друга природы и исследователя ягелей. Он сказал, что зовут его Ойва Юнтунен, профессия – преступник. Здесь, в Лапландии, у него действительно припрятано кое-какое золотишко. Он забрался в такую глушь подальше от своих подельников, которые должны тем временем выйти на свободу. Он высказал надежду, что майор поймет его. Ремес был счастлив, что ему не придется идти в деревню и объяснять, что здесь случилось. Обоюдное доверие было восстановлено. Мужчины перешли снова на ты, раз уж теперь и новые имена появились.
– Ойва!
– Суло!
С этого времени в бараке на Куопсуваре больше ни упоминались ни фон Ройтерхольм, ни младший научный сотрудник Асикайнен. Жизнь в бараке стала теперь на удивление приятной.
Мужчины договорились, что заработная плата Ремеса будет увеличена на тысячу марок в месяц. Затем они решили приготовиться к зиме, и для этого Ремес отправился в Киттилю. Для закупки месячного провианта и снаряжения Ойва Юнтунен дал майору пять тысяч марок. Перед уходом заботливый Ремес приготовил больному поесть и посоветовал:
– Ты только не утруждай себя слишком. В твоем положении нужно отдыхать, чтобы набраться сил.
Через три дня майор вернулся на тракторе-вездеходе, доверху нагруженном всякой всячиной. Майор оказался исключительным снабженцем и не забыл ничего важного. Даже для Пятисотки он купил несколько банок собачьей еды и роскошную искусственную кость.
– Думаю, лисенку это понравится.
Пока майор ездил за продуктами, Ойва Юнтунен быстро пошел на поправку, а когда Ремес привез купленную в аптеке мазь от синяков и болеутоляющие таблетки, бинты "Идеал" и растирания, он стал поправляться еще быстрее.
Вечером, когда майор зажег огонь в очаге и они сидели, прихлебывая чай из цветов шиповника, Ремес произнес:
– Позвонил жене в Испанию. Говорит, что очень ей там нравится.
Ойва пристально смотрел на огонь, минутку помолчал, затем ответил:
– И нам теперь не на что жаловаться.
– Это все благодаря тебе, Ойва.
Глава 8
Проводя вечера у теплой печки в бараке лесорубов, лесные робинзоны наслаждались вкусной едой, играли в игру, называющуюся миилу и отдаленно напоминающую нарды, и рассказывали друг другу разные истории. Беседы стали более жизнерадостными, поскольку приятелям не нужно было скрывать друг от друга свое прошлое.
В один из таких вечеров майор спросил у Ойвы Юнтунена:
– Так ты действительно бандит, настоящий преступник?
– Я бандит: Кроме того, профессиональный преступник. Хотя я иногда бывал и в университетской библиотеке. Снимал копии с трудов по криминалистике. Это для нашего брата просто клад.
Майору было интересно узнать, из-за чего Ойва Юнтунен пошел по кривой дорожке.
– Дома условия, должно быть, были скверные?
– Все думают, что у преступников всегда трудное детство и молодость. Обычно так и есть, но не в моем случае. У нас, в Вехмерсалми, не страдали от плохих семейных условий, да и приятелей, которые могли бы дурно влиять на меня, там не было. Напротив. У нас дома все было хорошо.
Жили бедно, конечно, но не особенно, если сравнить с соседями. Дома – тишь да гладь да божья благодать. Мать пекла хлеб из белой муки, а отец ловил сетями ряпушку. В школе учитель хвалил и ставил хорошие отметки. Действительно не на что было жаловаться. Единственное, что мне в хозяйстве не нравилось, так это работать. Честно говоря, я всегда был какой-то ленивый.
Майор согласно кивнул.
– После армии не хотелось домой возвращаться, пришлось бы сеять хлеб и кормить скотину. Это отнюдь не радовало. Я попытался устроиться в Хельсинки помощником кладовщика. Тем временем умерла мать. Я подумывал эмигрировать в Австралию, двоюродный брат оттуда писал и очень хвалил тамошние заработки. Я заказал уже в австралийском посольства в Дании бланки для эмигрантов и чуть не улетел на другую сторону шарика. Однако, к счастью, от двоюродного брата пришло письмо, в котором он описывал, как там приходится вкалывать. Я задумался и решил остаться в Финляндии. И никогда не раскаивался в своем решении. Видел бы ты двоюродного брата сейчас. Ему еще только сорок, но вены повылезали, как у марафонца. У него повреждения костей, каждая косточка изношена. Он просто трудоголик. Позапрошлым летом, когда он был в Финляндии, мы сходили к массажисту. Он кричал, как будто его убивают, так эти кости болели. Работая кладовщиком, я крал сварочные трансформаторы и продавал их в Похьянма. На этом сделал приличные деньги и получил год тюрьмы. В это время умер отец. К счастью, успел умереть до вынесения приговора: останься он жив, ему было бы стыдно. Когда я вышел из тюрьмы, то решил, что не буду даже пытаться работать. Честный труд, по-моему, крайне неприятен. Кажется унизительным делать работу, за которую другой человек еще и платит. К тому же работа изнуряет. Мне всегда было жалко трудоголиков.
– Наверное, напрасно спрашивать, но есть ли у тебя совесть?
– Совесть никогда не мучила меня. Мне украсть, что два пальца обоссать. Конечно, у вдовы какой или там алкаша я последние гроши брать не стану, но не потому, что мне жалко этих бедолаг, а скорее потому, что им самим негде взять. Совсем спокойно я мог бы унести у убитой горем вдовы все ее наследство, и такое я проделывал. В Кераве я увел у одной бабы обстановку целого зала. Антиквариат, хорошо его продал. За то дело я до сих пор не попался, да и наказать меня не могут, потому что истек срок давности, а старуха померла уже. Не смогла забрать мебель с собой в могилу и она. Я и впрямь сукин сын, ну и что с того? Может быть, это смахивает на бахвальство, эта жестокость, но профессиональный преступник обречен, если будет после каждого дела вновь убеждать себя в том, что он жесток. Так и отчаяться можно. Нужно быть жестоким и плохим изначально, такое уж у нас, преступников, ремесло. На том стою.
Майору было интересно узнать мнение Ойвы Юнтунена о тюрьмах. Разве повторные наказания не должны направить преступника на истинный путь?
– Больше десятка раз я отсидел в тюрьме. Нужно признать, что время отсидки – обратная сторона этой профессии. Если бы преступник время от времени не оказывался в тюрьме, то это было бы действительно мечтой, а не профессией. Скрываться, как вот теперь я здесь в лесу, это еще ничего, но тюрьма мне так и не понравилась. В первое время это был просто ад, и я несколько раз подумывал о том, чтобы добывать себе хлеб чем-нибудь другим. Кажется, что заключенного низводят до уровня животного. Гремят тяжелые металлические двери, коридоры резонируют, и никуда нельзя пойти. Сам не можешь решать ничего, все заранее определено. Если хочешь поговорить с кем-нибудь, то каждый раз одна и та же песня: братва не может говорить ни о чем другом, как о бабах и выпивке, планах побега и своих подвигах. Я, в свою очередь, никогда не горел желанием вспоминать свои проделки. Я не хочу, чтобы мои методы работы стали известны. Иногда хочется поговорить, например, о политике или обществе, об искусствах, но тюремная братва в этом ничего не смыслит. Жизнь в тюрьме мрачная и одинокая. Иногда я думал, что если бы мог выбирать, то я с большим удовольствием пошел бы работать, чем в тюрьму.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? – спросил майор Ремес.
– Нет. Насилие, по-моему, грубо и низменно. Я встречал мужиков, которые стреляли в людей, поили их ядом, перерезали шейные артерии, разбивали головы кирпичом. У меня бывали такие сокамерники. Все они одним миром мазаны. Сидеть в тюрьме с убийцами действительно тоскливо. Я не встретил ни одного веселого убийцы. Выпив, и убийца может быть чуть приятнее, но в тюрьме они все трезвые. С ними каши не сваришь.
Ойва Юнтунен вспомнил коммерц-техника Сииру.
– Однажды я познакомился с очень жестоким мужиком, одним коммерц-техником. Он убийца-рецидивист, убил, наверное, несколько человек. Зовут Сиира. Я определил его грабануть золото, это он умел. От него я тут теперь прячусь. По-моему, неразумно делиться добычей с таким зверем.
Ойва Юнтунен поведал майору об убийце-рецидивисте Сиире. Он рассказал, что Сиира вскоре выйдет из тюрьмы на свободу, а может быть, даже вышел и ищет теперь подельника.
– Вообще, убийцы народ тупой. Однако у этого чертяки ум есть. Этим он и опасен.
– В бизнесе всегда стараются зря не рисковать, в преступном же мире рискуют совершенно бездумно, совершают ненужные преступления, жадничают, транжирят и пьют. Поэтому тюрьмы переполняются непрофессиональным сбродом. Появилась система, которая, собственно, совсем не была бы нужна, если бы преступники действовали умнее. Если бы преступники меньше рисковали по-глупому, тюрьмы бы пустовали. Но это в теории, а на практике, конечно, преступность вырастет сразу же, как только исчезнет риск быть задержанным. Число преступников увеличилось бы в несколько раз... и я думаю, что большинство людей стали бы совершать преступления. Значит, и добычи стало бы меньше, если бы бандитских шаек стало больше. В результате возник бы хаос, когда нечего будет грабить. Преступность задохнулась бы в силу собственной невозможности. Красиво звучит, как по-твоему, Ремес?