Фаина Раевская - Принц на белом костыле
Нет, это не Клавке, это мне нужен холод на голову, а то она уже буквально разрывается на кусочки от мыслей! В отличие от меня Клавдия сохраняла просто олимпийское спокойствие и выдержку. Прямо-таки Железный Феликс!
— Ты все слышала? — набросилась я на сестру, когда Михалыч с Кузей гордо удалились.
— Угу, — флегматично кивнула сестра.
— И все?! Ты можешь сказать только это дурацкое «угу»?! Кто-то проник в нашу квартиру под видом липовых милиционеров, устроил там Куликовское поле… Они явно что-то искали, а ты можешь сказать только «угу»?!
Я взволнованно кружила вокруг Клюквы и громко возмущалась. Подумать только, тут такие дела творятся, а моя сестра спокойна, как те самые скульптуры Церетели!
— Ой, Афоня, не мелькай, в глазах рябит, — сморщилась сестра. — А что, собственно, ты хотела от меня услышать? Ну, хочешь, стишок какой-нибудь прочитаю? Что это изменит?
— Да, наверное, ты права, — мгновенно остывая, согласилась я, — это ничего не изменит.
Но могла бы хоть как-то среагировать. Сама посуди: неизвестно кто ищет неизвестно чего у нас дома, мы даже не имеем представления, чего… А ты…
— Хорошо, — вздохнула Клавдия, — можешь считать, что я крайне возмущена и взволнована.
Я злобно пыхтела, но, делая скидку на Клавкино самочувствие после травмы, молчала.
На улице сестра решительно подошла к багажнику и велела:
— Открывай, посмотрим, что там творится.
— Пожалуйста, — сердито мотнула я головой, выполняя требование. — Можно подумать, там что-то могло измениться за последние полтора часа.
Сама я внутрь заглядывать не стала. А чего я там не видела? Пустой багажник?
Какое-то время слышалось только Клавкино сопение, а потом удивленный возглас откуда-то из недр железного коня:
— А это что?
Отфыркиваясь, Клавка явилась на свет божий. В руках она держала продолговатую стеклянную ампулу. С обоих концов на нее были надеты тонкие металлические обручи. Никаких надписей на ампуле не обнаружилось, зато внутри болтался какой-то белый порошок. Я взяла ампулу, повертела ее в руках, понюхала, потрясла… Совсем как та мартышка у дедушки Крылова: «…то их понюхает, то их полижет»! Никакой информации осмотр ампулы не дал, поэтому я предположила:
— Может, это наркотик? А труп был курьером?
— А разве наркотики так выглядят? — задала глупый вопрос сестра.
— Откуда я знаю! Я их видела только по телевизору. Но там они, знаешь, были в пакетиках, и количество намного больше, чем одна ампула.
Слушай, Клавка, — осенило меня. — А может, их и было больше, только эта выпала и осталась в багажнике, а остальные ушли с трупом? Ну, с бывшим трупом, а… Короче, остальные ампулы унесло тело, которое ушло из багажника.
Клюквина внимательно меня выслушала, а потом посоветовала:
— Тебе нужно голову в тепле держать, в отличие от меня. Это точно не наркотик.
— А что? — осипшим отчего-то голосом спросила я.
— Не знаю. Но надеюсь в скором времени узнать. Ты, Афоня, убери-ка пока ампулу подальше. Да смотри, не повреди ее ненароком, вдруг там какой-нибудь сильнодействующий яд!
Испуганный писк сам собой вырвался у меня из груди. Я зажала ампулу в кулак и стрелой взлетела домой. Логика моих действий проста, как все гениальное: в квартире обыск уже был, значит, снова никто ничего искать здесь не будет, следовательно, квартира — самое безопасное и надежное место для тайника.
Оказавшись дома, я стала лихорадочно подыскивать надежное хранилище для ампулы. Не такое это легкое дело, доложу я вам, найти надежный тайник в разгромленной квартире! В холодильник нельзя. Вдруг она треснет? И тогда прощайте наши молодые жизни! Через некоторое время невыносимых страданий тайник был найден. На мой взгляд, просто великолепный!
К стыду моему, у меня имелась дурацкая привычка хранить пустые флаконы от духов, «патрончики» от помады и прочий дамский хлам.
Вот в один из таких «патрончиков» я спрятала ампулу, закрыла крышечку и для надежности засунула «помаду» в коробку с осенними туфлями, вернее, в одну туфлю, и убрала коробку на антресоли.
С улицы послышался пронзительный свист.
Это Клавка. Я научила ее свистеть, и теперь она с удовольствием пользуется вновь приобретенным умением.
Шестое чувство подсказывало: с этим свистом кончилась для нас спокойная жизнь. Вообще-то она закончилась, конечно, гораздо раньше, еще тогда, когда Клавка впервые переступила порог моей квартиры. "Но теперь, и я ощущала это каждой клеточкой своего организма, нас ждут сплошные неприятности.
"Может, уже пора Брусникину звонить? — мелькнула трусливая мыслишка. Но я тут же ее отогнала:
— Нет, рано еще. А может, и вовсе не придется, может, сами справимся. Чего Димке зря нервы мотать". Вообще-то фантастику я не люблю, но помечтать-то иногда можно? Свой мобильник я все-таки переложила из сумочки в карман куртки. Так, на всякий случай, вдруг потребуется Клавке врача вызвать? С ее-то головой… Свист повторился.
— Во, видали, Соловей-разбойник! Научи дурака богу молиться, он и будет молиться! Иду, иду уже, не свисти, — беззлобно пробубнила я, спешно покидая квартиру.
Все-таки рано давать Нобелевскую премию изобретателю сотового телефона. Некоторые плюсы, конечно, имеются, но есть и минусы.
Например, фотокамера. Она здорово искажает реальность. Если на снимке жена Виктора выглядела просто уставшей женщиной, то действительность оказалась гораздо хуже.
Дверь нам открыла очень худая женщина, похожая на собственный рентгеновский снимок. Одежда, старенькие джинсы и линялый свитер, болталась на ней как на вешалке. Лицо Оксаны было не просто уставшим, это было лицо женщины, измотанной жизнью. Единственное, что и на снимке, и в реальности оказалось одинаковым, так это «конский хвост».
— Наконец-то, — выдохнула Оксана. — Я уже почти сошла с ума. Да проходите, проходите же скорее!
Она почти втащила нас в квартиру. Пока мы с Клавдией раздевались, я успела окинуть взглядом помещение. Не скажешь, что Виктор хорошо зарабатывал, хотя Степка и уверял в обратном. В коридоре обои висели, другого слова я просто не подберу, только на одной стене. Вторая являла миру свое бетонное основание. На полу лежал старый линолеум, местами вздувшийся пузырями, словно на него в течение длительного времени выливали не менее двух литров воды. Тусклая лампа без абажура освещала все это убожество вместе с желтым потрескавшимся потолком с паутиной по углам.
— Проходите на кухню. Я сварю кофе. Проходите… Олежек спит еще. Пара часов у нас есть в запасе. Проходите! — с этими словами рентгеновский снимок прошелестел на кухню.
Помещение, которое Оксанка называла кухней, напоминало скорее хозблок какой-нибудь заброшенной и забытой богом клетки для хомячков и по размерам, и по интерьеру. В углу у окна тарахтел старенький холодильник «ЗИЛ».
Видно было, работал он из последних своих пенсионерских сил и только и мечтал о покое.
Вплотную к холодильнику примыкал стол-раскладушка, столешница которого была облеплена коричневой, в серых разводах «самоклейкой».
Такой же пленкой оклеен набор кухонной мебели, собранный, очевидно, из разных кухонных гарнитуров. Стены тоже не радовали: те же, что и в коридоре, обои, заляпанные жиром и противный сине-серый цвет там, где обои отсутствовали. Я так думаю, что эта квартира не видела ремонта с момента сдачи дома в эксплуатацию.
Может, они действительно в плену? Разве может нормальный человек жить в таких пещерных условиях?!
Оксана суетилась возле двухконфорочной плиты, залитой молоком, кофе и еще непонятно чем. Мне почему-то сразу расхотелось угощаться кофе, но обижать хозяйку, и без того расстроенную, было неудобно. Мы с Клавкой сидели за столом, не зная, с чего начать разговор. Из неловкого молчания вывела сама Оксана. Она поставила перед нами по чашке жиденького растворимого кофе, уселась на старенький стул возле плиты (втроем мы за столом не умещались) и в волнении сжала маленькие, почти детские кулачки:
— Что с Виктором? Он выживет? С ним все будет в порядке? Что говорят врачи?
Я поспешила успокоить несчастную женщину: снова рассказала, как мы нашли ее мужа, и передала обещание хирурга.
Оксанка заплакала:
— Говорила же ему: не ходи, не ходи! Да разве ж он послушает? Упрямый, как.., как…
Женщина махнула рукой и уткнулась в несвежее кухонное полотенце.
Мы с Клавкой переглянулись: только дамских истерик нам не хватало. Чтобы прекратить слезоизвержение, я поспешно спросила:
— Оксан, а почему вас не охраняют? Ведь вы в плену…
Истерика мгновенно прекратилась. Ксюха отняла от лица полотенце и изумленно приоткрыла рот.
— К-кто в п-плену? — заикаясь, спросила она. В глазах женщины застыло крайнее изумление.
— Ну.., ты с сыном, Виктор. С вас четыреста тысяч долларов требуют, так хоть охраняли бы, что ли!
Оксанка побледнела как мел, прижала руки к груди, прошептав: