Пьер Сувестр - Фантомас – секретный агент
Но инспектор спокойно выдержал эту бурю. Он сказал в свою очередь:
— Хотел бы заметить вам, полковник, что если бы речь шла о естественной смерти, я ограничился бы тем, что представил вам документы, собранные полицейским комиссариатом. Но, как вам, вероятно, известно, капитан Брок был убит, и убит самым таинственным образом. Передо мной, таким образом, было преступление, расследование которого должны вести гражданские власти, а не военные. Поверьте, что я знаю свое дело и свои обязанности!
Жюв произнес эти слова очень спокойно, по крайней мере, внешне.
Полковник возразил:
— Я настаиваю на своем; вы не имели права вмешиваться в дело, касающееся только нас. Смерть капитана Брока совпала с исчезновением секретного документа — вы или мы должны его искать?
Жюв промолчал.
Офферман продолжал, обращаясь к помощнику статс-секретаря:
— Вообще я нахожу, что вокруг кончины капитана Брока слишком много шума. Этот офицер стал жертвой инцидента, который мы не можем обсуждать, и это все! Мы, военные, сторонники политики результатов. В настоящий момент у нас пропал документ, мы его ищем, пусть же нам дадут действовать! И, господин помощник статс-секретаря, я возвращаюсь к моему вопросу: какого дьявола полиция искала у капитана Брока? До чего же доходит сыскная полиция, присваивая себе недопустимую власть?
Полицейский в свою очередь взорвался:
— Господин помощник статс-секретаря, — заявил он, — я не могу принять подобного замечания! В моем досье вещественные доказательства того, что убийство капитана Брока связано с самыми таинственными и серьезными событиями. Теория, изложенная только что полковником Офферманом, не выдерживает критики! Чтобы понять что-нибудь, надо начинать с начала. Вот это начало я и принес вам, знакомство с ним стоит того, господин помощник статс-секретаря, будьте в этом судьей…
Оказавшись между двух огней, Маранжеволь был просто в отчаянии. Прекрасный парламентарий, которого в соседнем зале ожидали двадцать пять посетителей, хотел бы, как всякий политик, покончить с этим очень быстро и благоразумно; он не желал участвовать в конфликте между полковником Офферманом и инспектором Жювом, представлявшими в его глазах две общественные силы, работающие сейчас, увы, как противники, хотя у них общая цель: защита территории и граждан. Но избежать этого было нельзя!
Помощник статс-секретаря снял трубку личного телефона и сообщил секретарю, что вследствие непредвиденных обстоятельств утреннего приема не будет, и предложил Жюву объясниться.
— Клянусь богом, господа, — начал инспектор, к которому вернулось все его хладнокровие, — я не задержу вас долго. Вы знаете, при каких обстоятельствах мне удалось установить, что капитан Брок был загадочным образом убит. Я начал заниматься его частной жизнью, узнавать его связи, людей, которых он обычно посещал, с тем, чтобы понять, кому из его окружения могло быть выгодно устранить его. Я проник в квартиру Брока на улице Лилль, чтобы собрать разные сведения, имеющиеся теперь в моем досье, которые я кратко изложу вам. Установлено, что капитана Брока регулярно посещала молодая женщина, которую мы пока не смогли идентифицировать, но скоро это сделаем, Это элегантная женщина, на этом я настаиваю. Она была любовницей капитана, о чем свидетельствует письмо или, вернее, начало письма покойного к этой женщине, имя которой он, к сожалению, не назвал, а это облегчило бы нашу задачу. Это письмо, по словам экспертов, было написано за несколько часов до драмы.
Полицейский положил бумагу перед глазами слушателей. Полковник Офферман показывал всем своим видом, что не придает ей никакого значения.
После паузы Жюв продолжал:
— Я уверен, что любовницу такого человека, как капитан Брок, мы вряд ли найдем в среде полусвета. Ее надо искать в более высокой среде, более порядочной, по крайней мере, на вид, более светской. Среди знакомых капитана Брока есть семья старого дипломата австрийского происхождения, де Наарбовека.
У де Наарбовека есть двадцатилетняя дочь, мадемуазель Вильгельмина, которая на следующий день после кончины Брока была в глубоком отчаянии и большом волнении. Я не берусь утверждать, что мадемуазель де Наарбовек была любовницей капитана Брока, но… оставляю вам возможность предполагать это.
— А откуда вам известно, — спросил помощник статс-секретаря, — что мадемуазель де Наарбовек была так опечалена смертью капитана Брока?
— От одного журналиста, который был в доме Наарбовека на следующий день после драмы.
— О, журналист! — запротестовал полковник.
Жюв тонко улыбнулся.
— Это, полковник, не такой журналист, как прочие. Это Жером Фандор! Визит к австрийскому дипломату был не его личной инициативой. Он выполнял поручение, данное ему в высоких сферах. По договоренности с Дюпоном, директором «Капиталь». Военный министр пожелал…
Помощник статс-секретаря прервал инспектора:
— Мы в курсе этого, господин Жюв, однако я должен вам сказать, что особа, о которой министр желал получить сведения, была не мадемуазель де Наарбовек, а ее компаньонка, молодая женщина по имени Берта…
— А по прозвищу Бобинетта! — закончил Жюв. — Я знаю, господин помощник статс-секретаря.
— Что вы о ней думаете? — спросил Маранжеволь.
Жюв задумался, как бы не решаясь сформулировать свою мысль. Не ответив прямо, он начал снова:
— Чем больше я об этом размышляю, тем более я склонен думать, что Вильгельмина де Наарбовек была любовницей Брока. Но третье лицо стало располагать их тайной, что дало возможность очень свободного обращения с ними. Это лицо — мадемуазель Берта, называемая Бобинеттой. Известно, что она много раз приходила к капитану Броку. Что она делала у этого офицера? Чтобы понять это, достаточно заметить, что в день убийства Брок в большой спешке вышел из своей квартиры. Взяв такси на мосту Сент-Пер, Брок преследовал кого-то… С какой целью? Мы этого не знаем, но если он преследовал женщину, то я убежден, что это была Бобинетта. Каково же социальное положение Бобинетты? Я все еще не имею точных данных о ней, я жду их с нетерпением, я даже их страшусь! Потому что, господа…
Жюв на мгновение замолчал.
— Господа, если мои предчувствия верны, то Бобинетта — девушка из очень низкой среды, способная на все и давно уже вошедшая в банду преступников, самую темную и грозную на свете — банду, которую я много раз преследовал, истреблял, рассеивал, но которая без конца возрождалась, реорганизуясь, как многоголовая гидра, банду, господа… Фантомаса!
Жюв замолчал и вытер лоб.
Сухим, резким голосом полковник Офферман прервал молчание:
— Гипотезы! Правдоподобные — в том смысле, что у Брока могла быть любовница, с этим мы все согласны, — но… все это из романа!
В дверь кабинета помощника статс-секретаря тихонько постучали.
— Кто там? — спросил Маранжеволь.
Вошел посыльный.
— Прошу извинения, господин помощник статс-секретаря… Капитан Лорейль приказал доложить полковнику Офферману, что только что вернулся, и у него срочное сообщение.
— Капитан подождет! — вскричал Офферман.
— Капитан предвидел этот ответ, полковник, и велел мне прибавить, что это сообщение не может ждать.
Офферман взглядом спросил помощника статс-секретаря, как поступить.
— Идите и сейчас же возвращайтесь.
Потом, обратясь к Жюву, Маранжеволь начал:
— Правительство крайне удручено всеми этими инцидентами, приобретающими огромные масштабы. Мы вчера говорили об этом в Совете министров. Знаете ли вы, что слухи о войне распространяются все больше? Общественное мнение взволновано. Это прискорбно. Биржевой курс продолжает падать.
— Тут я бессилен, господин помощник статс-секретаря!
Пробило двенадцать часов.
Глава 10
ТЕТКА ПАЛЬМИРА
В этот же самый день, рано утром, хозяин трактира «Три луны» в Шалоне был поглощен разливом вина по бутылкам. Вдруг его оторвал от занятия незнакомый голос, настойчиво окликавший с верха лестницы:
— Эй! Есть здесь кто-нибудь? Где папаша Луи?
Трактирщик, ворча, поднялся в вестибюль.
— Папаша Луи? Это я, — сказал он, — кто меня спрашивает?
Перед ним стояла весьма комическая фигура. Это была толстая женщина, одетая в светлый костюм, юбку которого спереди приподнимал большой живот, на плечи была наброшена большая разноцветная шаль. На чепце с лентами, завязанными на подбородке, развевались перья ярких цветов, но уже помятые. Густая вуалетка скрывала черты женщины, уже довольно пожилой, но несомненно желавшей казаться молодой. Ее лицо было покрыто густым слоем косметики, где без всякого разумного перехода чередовались самые резкие оттенки белого, красного и синего.
«Что за картина!» — подумал папаша Луи при виде этой милой дамы.
