Наталья Александрова - Смерть под псевдонимом
– Но я не знаю, что вам нужно… если вы скажете, что ищете, – может быть, я смогу…
Мужчина и женщина переглянулись.
– Ну ладно, раз она не хочет помогать… – мужчина шагнул к двери, на самом пороге остановился, пристально взглянул на Марию.
– Ты видела его мертвым?
– Кого? – переспросила Мария, хотя сразу поняла, кого он имеет в виду.
– Кондратьева! Ты видела его?
И тут Мария поняла, что действительно не видела Алексея Ивановича мертвым. Так, может… но это дико и бессмысленно!
Видимо, они прочитали ответ по ее лицу, потому что снова переглянулись и собрались уйти.
– Постойте! – Мария облизала пересохшие губы. – Пить! Пожалуйста, дайте мне пить!
– А вот это запросто! – женщина снова усмехнулась, взяла кружку, налила в нее воды. – Только прежде тебе придется принять вот эту таблетку…
Она вложила в рот Марии голубую капсулу, поднесла к ее губам тяжелую фаянсовую кружку. Мария сделала несколько жадных глотков, бессильно откинулась на спинку кровати. Комната перед ее глазами поплыла, закружилась, и Мария провалилась в глубокий, тяжелый сон без сновидений.
Она просыпалась, ее кормили отвратительной сухой кашей или лапшой из пакета, снова заставляли принимать голубые капсулы, и она снова засыпала. Мария потеряла счет времени. Впрочем, наверное, его прошло не так уж много, потому что, когда она проснулась в очередной раз, тюремщица вместо голубой дала ей розовую таблетку и сообщила:
– Сегодня Кондратьева хоронят. Мы пойдем на похороны.
– Мы? – Мария не могла поверить. Если они привезут ее на похороны Алексея Ивановича, она… она сможет освободиться! Похитители не смогут контролировать каждый ее шаг!
– Да, мы, – спокойно повторила тюремщица. – Мы пойдем на похороны, ты посмотришь на него и скажешь – он это или не он.
Вдруг Мария почувствовала странное безразличие, апатию. Ей было совершенно все равно – сумеет она вырваться на свободу или навсегда останется в этой жалкой комнате…
Тюремщица оттянула ее веко, заглянула в глаз и удовлетворенно кивнула:
– Подействовало!
«Розовая таблетка… – подумала Мария безразлично. – Это действие розовой таблетки…»
С нее сняли наручники. Прежде она была бы рада этому, теперь же ей все было совершенно безразлично. В наручниках, так в наручниках, без них, так без них…
Потом ее одели во что-то темное. Одевали ее как куклу, она только послушно поворачивалась, поднимала и опускала руки.
Наконец ее вывели из дома, и все вместе они сели в черную машину.
Мария краем сознания поняла, что машина выехала на поселковую улицу, оттуда – на шоссе, потом – на кольцевую дорогу. Скоро они уже были на территории крематория.
Мария, как кукла, послушно шла, куда ее вели, машинально отвечала на приветствия. Кого-то из людей, пришедших на похороны, она знала, но это было давно, так давно, что утратило всякий смысл… все, все утратило смысл, все было безразлично…
Ее привели в зал, где стоял гроб. В гробу лежал какой-то незнакомый мужчина.
Мария вгляделась в мертвое, размалеванное лицо трупа.
Это был не Алексей Иванович. Не тот Кондратьев, которого она знала.
Но что это значит?
Мысли ворочались в голове тяжело, медленно, как мельничные жернова.
– Это он? – прошептала ей на ухо похитительница.
– Я не знаю, мне кажется… – вялым, невнятным, полусонным голосом ответила Мария.
– Кажется? Что значит – кажется? – прошипела женщина, вцепившись в ее плечо.
Мария промолчала.
– Да говори же ты толком! – женщина сказала это таким громким шепотом, что на них оглянулся пожилой мужчина в старомодном длинном пальто. Кажется, Мария видела его в Союзе писателей, но это было так давно…
Служительница крематория закончила свою речь, присутствующие потянулись к гробу – проститься с покойным.
Марию тоже подвели к гробу.
– Смотри, – шипела ей в ухо женщина. – Он это или не он?
Мария вгляделась в мертвое размалеванное лицо. Лицо совершенно незнакомого человека.
– Да, это он… – проговорила она негромко.
В ушах ее звучал чуть глуховатый голос Алексея Ивановича:
«Маша, мы договорились, вы никому и никогда не будете про меня ничего рассказывать, согласны?»
Тогда она ответила «да» и теперь решила не нарушать их соглашения. Почему? На этот вопрос у нее ответа не было. Хотя… если она никому не должна ничего о нем рассказывать, то этих двоих людей это касается в первую очередь.
Всю обратную дорогу ее спутники молчали. Когда машина подъезжала к поселку, Мария почувствовала, что начинает оживать. Она встрепенулась, огляделась по сторонам…
– Кажется, кончается действие таблетки! – проговорил мужчина.
– Ничего, скоро приедем… – ответила его спутница.
Марию провели обратно в ее комнату, толкнули на кровать, застегнули наручники. Тюремщица положила ей в рот голубую таблетку, поднесла к губам стакан воды.
И тогда Мария сумела спрятать таблетку за щекой.
Похитители не дождались, пока она заснет, – им не терпелось обсудить новости.
Как только они вышли, Мария выплюнула таблетку.
С тех пор она делала так каждый раз, до сегодняшнего дня… Она долго ждала подходящего случая и наконец дождалась.
Надежда отбивалась руками и ногами, пытаясь вырваться из сжимающих ее сильных рук.
– Отпустите! Немедленно отпустите! – верещала она. – Да отпустите же меня!
Она умудрилась высвободить левую руку и ткнула локтем назад. Локоть попал во что-то мягкое, сзади хрюкнули, и хватка ослабела. Надежда не смогла вырваться, но извернулась и увидела человека, который втащил ее в машину.
Это был толстяк с выпуклыми маслянистыми глазами, которого она видела на похоронах Кондратьева. Толстяк, который там, на похоронах, не находил себе места и сновал между людьми, как капля ртути.
«Они тут что – все собираются? – подумала Надежда раздраженно. – Все, кто был тогда в крематории? Что, сегодня – девятый день?»
– Это вы? – проговорила она вслух. – Вы что – с ума сошли? Что вы себе позволяете? Отпустите меня немедленно! Что вам от меня нужно? И вообще – что вы здесь делаете?
– А вы? – ответил толстяк вопросом на вопрос. – Я вас отпущу, но не раньше, чем вы объясните, что вы делаете возле дома Кондратьева! Ходите тут, вынюхиваете… я вас еще на похоронах заметил! Вы и там что-то вынюхивали, высматривали!
– Аналогично! – огрызнулась Надежда. – Да отпустите же меня, наконец! Вы что – сексуальный маньяк?
– Вот еще! – фыркнул толстяк, скорее даже не фыркнул, а раздраженно хрюкнул, как откормленный кабан, которому вместо распаренной картошки подсунули пачку старых газет. – Во всяком случае, вы не в моем вкусе!
– Аналогично! – повторила Надежда. – Тогда чего вам от меня надо?
– Я же спросил: что вы здесь делаете? И кто вас пустил в дом?
– Василий Артурович… – брякнула Надежда, вспомнив имя человека, который осматривал квартиру Кондратьева, пока они со Сперанским прятались в шкафу.
– Василий Артурович? – удивленно переспросил толстяк и ослабил хватку. – Так вы с ним знакомы?
– И с ним, и с Любовью Макаровной! – заявила Надежда, почувствовав, что нащупала уязвимое место толстяка.
– Так это они вам квартиру показывали? – всполошился тот и окончательно отпустил Надежду.
Первым ее побуждением было немедленно выскочить из машины и дать деру. Но она справилась с этим побуждением и решила выведать у толстяка все что можно. Тем более что толстяк был явно ошарашен. Надежда решила ковать железо, пока горячо.
– Не кажется ли вам, что вы задаете слишком много вопросов? – проговорила она, устраиваясь поудобнее и в упор разглядывая своего незадачливого похитителя.
– Так вы… вы его наследница? – глаза толстяка загорелись, как габаритные огни машины.
– В какой-то степени, – ответила Надежда уклончиво. – А у вас-то какой здесь интерес?
– Так вот я вам сразу скажу: имейте дело только со мной! – заторопился толстяк. – Алексей Иванович работал только со мной, и ему ни разу не пришлось об этом пожалеть!
Надежда Николаевна понятия не имела, о чем он говорит, но не хотела этого показать.
– Я подумаю над вашим предложением, – проговорила она осторожно. – Хотя не уверена… у меня есть и другие предложения.
– Другие предложения?! – толстяк побагровел. – Вы имеете в виду Сельдереева?
– Неважно, кого я имею в виду! Вы сами понимаете, это конфиденциальная информация! – как можно увереннее ответила Надежда.
– Если вы говорите о Сельдерееве – так вот что я вам скажу! Держитесь от него подальше! Он жулик и болтун!
– На этот счет есть разные мнения! – отрезала Надежда. – Во всяком случае, я еще должна подумать… прикинуть варианты…
– Тут не может быть двух мнений! – клокотал толстяк. – Алексей Иванович работал только со мной, и вам незачем менять канал! Коней на переправе не меняют!
– Все зависит от условий, – бросила пробный камень Надежда, в конце концов, нужно же было выяснить, о чем идет речь.
