Ирина Волкова - Люблю секретных агентов
"Господи, что же он такое делает?" подумала я, с ужасом отгоняя пришедшую мне в голову мысль.
Похоже, бармен и посетители думали о том же самом, и выражение на их лицах было весьма и весьма странным.
— Привет! — наигранно весёлым тоном сказала я.
Бобчик подпрыгнул на месте и испуганно уставился на меня с таким видом, словно я застукала его на месте преступления.
Бармен и посетители тоже вздрогнули.
— Чем это ты тут занимаешься? — не удержавшись, шёпотом спросила я.
— Ничем, — пожал плечами Бобчик. — Соль обтачиваю.
Я подрясла головой.
— Извини?
— Обтачиваю соль, — повторил он.
— Я правильно поняла, ты сказал, что обтачиваешь соль? — на всякий случай уточнила я.
— Именно так я и сказал, — подтвердил Бобчик.
Он уже оправился от испуга, и выражение его лица стало таким же спокойным и приветливым, как обычно. В отличие от Бобчика, мне становилось всё хуже и хуже.
— Значит, ты обтачиваешь соль, — почти не дрогнувшим голосом повторила я, прикидывая с каким именно расстройством психики мне приходится иметь дело, и почему это случилось именно сейчас. — И какую же именно — каменную, поваренную, морскую?
— Новую, — сказал Бобчик. — Что это с тобой? На тебе лица нет. Я это делаю по твоему же совету.
— Отлично, — кивнула я. — Значит, ты по моему совету обтачиваешь соль. И чем же ты её обтачиваешь?
— Как чем? Напильником! Да что с тобой, в самом деле? Тебе нехорошо?
Бобчик движением ног отодвинул стул и вынул руки из-под стола. В одной из них был зажат небольшой треугольный напильник, а в другом — монета.
Бармен разразился хохотом, а двое посетителей оживлённо заговорили, указывая пальцами в нашем направлении.
— О, господи! — выдохнула я. — Так ты же обтачиваешь соль!
— Кажется, я об этом уже упоминал, — с лёгким удивленим произнёс Бобчик. — Это ведь ты посоветовала обзавестись смертельным оружием. А ты что подумала?
— Да так, ничего, — соврала я, усаживаясь за столик. — Просто я ещё не привыкла к названию перуанских денег.
Свою национальную валюту перуанцы назвали в честь солнца — главного божества древних инков. По-испански "солнце" звучало, как "соль". После того, как из-за неуклонно растущей инфляции буханка хлеба стала стоить около тысячи солей, а зарплаты начали исчисляться в миллионах, перуанское правительство убрало с денег лишние три нолика, а обновлённая и резко возросшая в цене валюта стала называться "нуэво соль" — "новое солнце".
— Ну ладно, с моим смертельным оружием мы разобрались, — заметил Бобчик. — А что купила ты?
— Сейчас увидишь, — загадочно улыбнулась я.
Пошарив в сумочке, я выхватила оттуда зеленовато-бурую армейскую гранату и, воздев её над головой, с безумным видом выдернула чеку.
После того, как он чуть не доконал меня своим обтачиванием соли, моя душа жаждала мщения.
— Patria o muerte! Venceremos! No pasaran![4] — заорала я знаменитые лозунги кубинских революционеров.
Эффект превзошёл все мои ожидания.
Бобчик отшатнулся и замер с раскрытым ртом и выпученными от ужаса глазами. Бармен со сдавленным воплем ужаса упал ничком за стойкой, а парочка мужчин, перевернув стол, укрылась за ним. Я с восхищением отметила, что, прежде, чем заняться спасением собственной жизни, они успели прихватить со стола кружки с недопитым пивом.
— Не беспокойтесь! Она не настоящая! Это игрушка! — поспешно объяснила я по-испански.
В доказательство своих слов я положила гранату на стол между мною и Бобчиком. Из-за стойки доносилось негромкое и жалобное бормотание бармена. Он молился святой деве де ла Мерсед.
Укрывшиеся за перевёрнутым столиком посетители не молились. Они быстро и жадно допивали своё пиво, вероятно, думая о том, что это может быть их последняя в жизни кружка.
Секунд через двадцать допившие пиво мужчины выбрались из-за стола.
— Эй, всё в порядке, — с нервным хихиканьем постучал по стойке бара один из них. — Выходи. Это была шутка. Граната игрушечная!
— Господи, помилуй, — пробормотал бармен. — Ничего себе шуточки!
— А ты испугался, — обличающе ткнул в него пальцем другой посетитель.
— Я? — возмутился бармен. Как истинный латиноамериканец, он скорее признался бы в совершении семи смертных грехов, чем в трусости. — Что я, по-вашему, шуток не понимаю? Как насчёт пива за мой счёт? Всех угощаю!
— Ну, ты даёшь, — покачал головой Бобчик, глядя на то, как я зачековываю гранату. — Бедняга Даунфолл и не подозревает, с кем он связался.
Сорок минут спустя в "Старую индюшку" ворвалась запыхавшаяся Адела. Её руки были заняты полиэтиленовыми пакетами, и судя по тому, как пригибалась к полу подруга, эти пакеты весили немало.
— И это всё — шедевры доколумбовой эпохи? — ужаснулся Бобчик. — Ты что, между делом разграбила пару древних храмов?
Адела с гордостью извлекла из пакета завёрнутый в обрывки газет широкий и очень грязный керамический сосуд с двумя маленькими оббитыми ручками.
— Это ещё что за кошмар? — брезгливо поморщился Бобчик.
— Это ночной горшок Хатун-Таки, льяктамайока из рода Иньяка Панака, знаменитого вождя руна-руна, — объяснила сияющая Адела. — Я заплатила за него всего двести пятьдесят долларов. Здорово, правда?
— За двести пятьдесят долларов я мог бы привезти тебе грузовик битой керамики, — раздражённо сказал Бобчик.
— Но эта керамика не имела бы никакого отношения к Хатун-Таки, льяктамайоку[5] Иньяка Панака и вождю руна-руна[6], — резонно возразила Адела.
— Ты эти слова на барахолке выучила? — язвительно поинтересовался Бобчик.
— Между прочим, это кечуа, язык моих предков, с достоинством произнесла подруга. — Как ты смотришь на то, чтобы поставить этот шедевр доколумбова искусства на ночной столик у нашей кровати?
— Ни за что, — решительно сказал Бобчик. — Ни за что на свете на моём ночном столике не будет стоять черепок, в который испражнялся какой-то там Панака из руна-руна.
Адела зловеще прищурилась.
— Это твоё последнее слово? — мрачно поинтересовалась она.
— Да, — уже менее решительно сказал Бобчик.
— Ну что ж, — сказала Адела. — В таком случае я буду ночевать в спальне с горшком Хатун-Таки Иньяка Панака, а ты вполне обойдёшься диванчиком в гостиной.
— О, господи! За что мне всё это? — простонал Бобчик.
Бармен, с любопытством созерцавший из-за стойки шедевр доколумбова искусства, подошёл к нашему столику, и взяв в руки бывшую собственность льяктамайока, принялся внимательно её разглядывать.
— Que raro! — произнёс он. — Es mi maceta. Ayer la tiro a la vasurera. Para que demonios lo han sacado?
— Что он говорит? — поинтересовался не знающий испанского Бобчик.
— Не переводи! — прошипела Адела.
— Он утверждает, что вчера выбросил этот горшок в помойку и интересуется, какого чёрта мы его оттуда извлекли, — с усмешкой перевела я.
Промашка с ночной вазой вождя руна-руна не сломила жаждущую деятельности подругу. Горшок она так и не выбросила, утверждая, что то, что сказал бармен, было злонамеренной ложью, поскольку негодяй надеялся, что, поверив ему, она немедленно избавится от этого бесценного произведения искусства, а бармен тут же его подберёт и продаст за бешенные деньги какому-нибудь американскому коллекционеру. Вряд ли она сама верила в это, но в любом случае подобная версия помогала ей "сохранить лицо".
Мы пообедали в ресторане "Шератон Лима отеля", за обедом последовала традиционная испанская сиеста — послеобеденный отдых, а затем Адела постучала в мою комнату.
— Ты должна будешь обеспечить мне алиби, — понизив голос, чтобы Бобчик из соседней комнаты её не услышал, сообщила подруга.
— Ты собираешься убить кого-либо или ограбить банк? — поинтересовалась я.
Адела наградила меня укоризненным взглядом.
— Ты что, уже всё позабыла? Я должна встретиться с этим человеком, но так, чтобы Бобчик ничего не заподозрил. Я узнала у консьержа, что он тоже остановился в этом отеле. Мы скажем Бобчику, что отправимся по магазинам в поисках женского белья с индейской символикой, тогда уж он точно за нами не увяжется. Потом мы пойдём в город, ты останешься там и немного погуляешь, а я незаметно вернусь в гостиницу. Договорились?
— Не нравится мне всё это, — покачала головой я. — Слишком много совпадений.
— Выброси эти глупости из головы, — махнула рукой подруга. Просто расслабься и получай удовольствие. Ну так как, договорились мы или нет?
— Договорились, — вздохнула я. — А ты уверена, что нижнее бельё с индейской символикой вообще существует в природе?
— Какая разница, — пожала плечами Адела. — Если не существует, так это даже к лучшему. Когда мы вернёмся в отель с пустыми руками, то объясним Бобчику, что так и не смогли его найти.
