Маргарита Южина - Дитя платонической любви
– Ты, дядь Юра, рассказывай, а я, может быть, имя твое честное защитю! – выгнул грудь коромыслом Дуся.
Сторож не стал кривляться. Уселся на стульчике поближе к Дусе и принялся излагать.
– Вот спроси меня – с чего началось-то?
– С чего, дядь Юра?
– Дурацкий вопрос! Ни с чего! – вдруг вызверился сторож и устало продолжал: – Нормальное дежурство намечалось. Все тихо, спокойно, даже романтично! Я уже и телик настроил на ночную программу, там, бывает, такие страстные эпизоды показывают, по всей коже букашки бегают! Ну и вот. Только я прилег, значит, прибегает ко мне Настя. «Вы, грит, дядя Юра, все равно спать не должны, так что присмотрите за моими детишками. Если услышите рев дикий, прибегите, меня под бок толкните. А то, грит, я если усну, никакая собака не разбудит». Ну и побежала спать. А я, значит, вдвойне бдительнее сделался. Сам телик смотрю, а у самого все мысли о работе. А тут еще новенькую медсестру бог послал. Прямо прошлась, как лодка моторная – вся белая, и халат на ней, как парус!
– И ноги кривые? – насторожился Дуся.
– Не, нормальные ноги. Только у нее колготки такие… ну, кривые будто бы, все в такой узор изломанный. И, значит, прошла, а я ей еще крикнул: «И кто это тебя, касаточка, к нам заслал?» Она так на меня глянула, так еще наклонилась бессовестно и с хитрой такой улыбочкой мяукает: «Сам вы, дедушка, засланец!» – и поскакала на второй этаж.
– Так прямо и сказала «засланец»? – не поверил Дуся.
– Так я чего – врать буду, что ли? Самому обидно.
Мужичок от такого недоверия даже закурил.
– А чего за ней не побежал? – тормошил его Дуся.
– Хотел побежать. Хотел. Но забоялся. Ты ж знаешь мою кикимору! Ну, в смысле, жену мою! Ведь она, например, всегда в самый неподходящий момент возникает! И как только пробирается? Я, значит, уселся снова перед телевизором, а у самого все так и просится на второй-то этаж. И тут слышу – хорошо что не ушел, моя откуда-то лезет.
– А чего это ваша жена не в двери?
– Она ж знает, я двери ей ни в жисть не открою! Что она – роженица какая, чтобы ее ночью в роддом пускать? Вот и ищет пути обходные. А я потом эти пути заколачиваю. Тут вот, например, только заколотил, так ведь нет, слышу, опять где-то кряхтит. Значит, новый путь отыскала. Пошел искать и точно – на лестнице с черного хода дыра – бычок трехлетка пролезет! И возле той дыры чья-то корма женская торчит. Застряла, значит, бедняжка моя супружница. Я думаю – сейчас подкрадусь и ка-а-ак рявкну в ухо, может, оглохнет хоть немножко. Подкрадываюсь, только в легкие воздуха набрал, глядь, а это и не моя вовсе! Это у нас на сохранении лежит одна. Давненько уже отдыхает, да вот, видно, по мужу соскучилась, решила в самоволку сбежать. Да вот незадача – застряла. Ну я здесь-то кричать не стал, что ж я, не понимаю! Наоборот, приладился, в седалище ей уперся и значит, по всем правилам, толкаю. Осторожненько, чтобы здоровью вред не нанести. И уже вроде как на лад дело пошло – протискивается дамочка-то! А тут, как на грех, и моя сирена взвыла! Откуда ее черт пригнал, ведь все же дырки, кажется, заколотил!! Дамочка ногами от нервности дрыгает, а обратно просочиться уже не в состоянии. «Ой, – кричит, – вы мне фигуру помяли! Куда, – грит, – вы меня выталкиваете, когда я вовсе даже обратно лезу!» А моя оглобля подскочила, рот растопырила: «Отпусти, – орет, – ее места деликатные! Надо же – весь тыл у женщины руками исщупал! И какая только дура, – кричит, – к тебе задом догадалась застрять!» Ну и чего? Ты ж должен понимать, какая там заваруха поднялась. У меня, например, потом часа три щеки горели, будто на них блины жарили.
– Да чего уж так стыдом казниться?
– Каким стыдом! Сначала моя анафема меня по морде лица приложила, а потом и та дамочка разохотилась. А в конце концов пока мы там в Тянитолкая играли, у нас еще и мамашу куда-то утащили! Ну невезуха и все тут! Да еще и дитёнка… Вот дитёнка мне жальче всего… сам-то за себя не постоит.
– И женщину тоже, говорят, сонную утянули. Сонная ведь тоже сильно руками не намашет, – напомнил Дуся.
– Так она ж проснуться может! Я б, например, и не спал бы вовсе, если б меня куда транспортировать взялись!
Дуся тяжело вздохнул. Ирина бы тоже по доброй воле не дрыхла. Тут все продумано было.
– Спал бы, – успокоил он сторожа. – Укол бы воткнули, и спал бы.
– А ты откуда знаешь, что ей воткнули? А… Так это ж… это ж твоя жена? – испуганно прикрыл рот сторож. – И ты, значит, меня казнить пришел…
– Да нет, я узнать просто…
– А я б, например, казнил. Чего это нет-то? – не согласился дядя Юра. – Ну не хочешь, я не набиваюсь. А вот рассказать, я тебе все рассказал.
Мужчина важно поднялся со стула и направился по длинному коридору – бдеть.
– Дядя Юра! – кинулся за ним Дуся. – Дядь Юра. А вы никаких санитаров вместе с той медсестрой не заметили?
– Каких санитаров? – набычился охранник. – Я тебе, Евдоха, так скажу – я этих санитаров и замечать не собираюсь. Лодыри они! Бездельники! Они, например, женщин на носилках таскать должны, а их самих носить надо – то пьяные, то больные! А деньги, значит, такие же, как я, огребают! А разве ж мой труд с их сравнишь? Я же день и ночь тут пнем сижу – охраняю!
– Ага… Пнем и сидите – из-под носа на носилках женщину похитили. Скоро машинами вывозить станут…
– А ну иди к носилкам, паразит! Чего тут толкешься? Я вот, например, видел, сейчас дамочку привезли, а муж ее от переживаний в обморок улегся, и так неаккуратно – прямо среди порога – ни пройти, ни проехать. А Васька-студент возле него крутится, то за ногу потянет, то за шею, да только разве одному Ваське того быка упереть! А тебя нету! А ты тут мне голову морочишь! Сейчас как наверну тряпкой! Баб Глаша! Дай тряпку, я Дуську бить собрался!
Дуся обиделся. Такого несерьезного отношения к допросу он от дяди Юры не ждал. Прошляпил, ротозей, Ирину Радько, а еще тряпками машет…
Дуся повыше поддернул штаны и побрел осматривать все лазейки. Ведь откуда-то же появилась эта «медсестра» со своими «санитарами»! И эта лазейка должна быть на первом этаже – иначе как же вынесли Радько на носилках? Дуся увлеченно таращил глаза, кривил губы, даже язык вываливался от усердия – он искал дверь, или дыру, или еще что-нибудь, через что могли вынести носилки с несчастной Радько. Ведь не через главный вход ее своровали! И тут Дуся как-то не совсем комфортно себя ощутил. Вот елозит что-то и все, будто червяк какой по спине ползает. В общем, ощущение какое-то было. Надо сказать, неприятное чувство, словно ты сидишь… в ванне, а за тобой подглядывают. К примеру, затылок так и сверлил чей-то взгляд. Дуся напрягся, потом резко обернулся – оп! Никого. Показалось. Ну совершенно пустой коридор… А кто сверлил? Нервы…
Дуся снова принялся соваться во все закоулки, а из дверного проема беззвучно вылезла тень, и пара напряженных глаз опять уставилась ему в затылок.
Евдоким Филин заглядывал в каждый кабинет, в каждую палату, добросовестно облазил даже маленькие закутки – лазеек было великое множество. Однако носилки с лежачим человеком ни в одну просунуться не смогли бы.
– Это ктой-то тут нюхается?! Дуся?! А чегой-то ты шныряешь? Никак рупь потерял? – появилась с неизменным ведром баба Глаша.
– Баба Глаша! Вы-то мне и нужны! Сейчас я вас допрашивать стану. Ну чего вы скуксились, надо же преступника искать!
– Ну уж ты-то искун! Иди вон, работай лучше! Так я и буду допрашиваться! У меня еще работы – почитай на весь день. Да и в душ тороплюсь! – отмахнулась санитарка.
Дуся загородил старушке дорогу.
– Чего это вам приспичило в рабочее время – и в душ? – скривился Дуся. – Хотя, конечно… С вашей работой вечно и руки грязные, и ноги, наверное…
– И ничего не наверное! Я вся как есть чистая! – обиделась старушка. – А в душ тороплюсь вовсе не мыться! Там сейчас сеянс хранцусского языка будет!
– А… А вы ничего не путаете? С чего бы это в душе – французский? – оторопел Филин.
Многое можно было встретить в их роддоме, но вот иностранные ликбезы до сих пор не устраивались. Как-то наивно считалось, что дамочкам в этом месте не до французских языков. Видать, медицина резко вперед рванула – ни часу без образования!
– А и чего с тобой лясы точить? – махнула рукой баба Глаша. – Говорю же – иностранщиной там маются! Вчера вечор приходила тетка, косметику притаскивала – «Запах детства» называется. А сегодня специлист придет, беременным мамочкам по-хранцусски на брюхи орать станет, тода детки в утробе услышат и сразу родются с хранцусскими знаниями. По-ненашему лопотать начнут еще в пеленках, во!
– А нельзя, чтобы сразу в пеленках – и по-нашему, по-русски? – глупо хлопал ресницами Дуся.
Бабуся не стала тратить драгоценного времени на дремучего санитара.
– Ой, да чего тебе толковать! Сам не пользуешься, другим не мешай!
– Не-е-ет, вы, баб Глаша, погодите! Да куда вы несетесь все время?! Прямо на французский она собралась! В вашем-то брюхе кто учиться будет?! – осерчал уже Дуся. – Куда идти?
