Иоанна Хмелевская - Подозреваются все (вариант перевода Фантом Пресс)
А еще этот прокурор. Сейчас я его смогла хорошенько разглядеть. Просто какая-то игра природы! Где это видано, чтобы прокуроры были такие красавцы! Может, стоит попытаться его охмурить, и тогда он позволит мне тоже принять участие в расследовании? Известно, сколько глупостей совершали мужчины ради любимой женщины… Хотя едва ли у меня что получится. Такой красавчик наверняка избалован женщинами и вряд ли поддастся моим чарам. Нет, не стоит и пытаться.
Тут игра природы, сидя на краешке директорского стола, прервала мои размышления, направив мои мысли по другому руслу:
— Будьте любезны, перечислите нам все телефонные разговоры, которые велись в вашей комнате сегодня. С самого утра.
Тревога кольнула сердце. Телефонные разговоры, боже милостивый! Не я ли сама выдумала, что Тадеуша вызвали в конференц-зал по телефону? Неужели и эта моя выдумка оказалась реальностью?
Оказалась! Из дальнейших расспросов я без труда поняла, что в двенадцать тридцать пять проклятый телефон выманил несчастную жертву из ее комнаты, тем самым скрыв ее из поля зрения сослуживцев. И еще одно я поняла: именно меня подозревают в этом злодействе!
— Ну уж нет! — самым категоричным тоном заявила я. — Раз и навсегда примите к сведению: я преступления выдумываю, но не совершаю. И в данном конкретном случае мое участие выразилось в том, что я только все придумала, но для претворения в жизнь собственной фантазии и пальцем не пошевелила. Все утро я просидела в нашей комнате, не вставая с места. В комнате вместе со мной работают еще три сотрудника — один сидит передо мной, один за мной, один рядом. Правда, они выходили из комнаты, но по одному. Чтобы сразу вышли втроем — такого не было. Так что как минимум двое могут подтвердить — я с места не вставала. Надеюсь, показаний двух человек достаточно?
— Пока у нас таких подозрений нет, — пробурчал капитан. А я подумала: ведь Лешеку, этому шуту гороховому, ничего не стоит заявить, что он не обращал на меня внимания, есть ли я, нет ли меня, ему без разницы, он, Лешек, дескать, не заметил бы, сижу я на своем рабочем месте или стою там на голове.
Меня продолжали допрашивать, и чем дальше, тем интереснее и загадочнее становились вопросы, которые мне задавали. Меня расспрашивали о том, как сотрудники мастерской прореагировали на страшную весть, что они делали, узнав о смерти Тадеуша, следователей интересовали взаимоотношения сотрудников друг с другом и с покойным Тадеушем. Смысл этих вопросов был мне понятен. Следствие пыталось установить мотив убийства, совершенно справедливо полагая, что не задержка же проекта в самом деле стала причиной удушения инженера-сантехника. Понятно также, что устанавливают алиби каждого из нас, чтобы из числа подозреваемых исключить тех, кто имеет это алиби, ибо двадцать подозреваемых — слишком много даже для специалистов, свыкшихся с преступлениями.
Все эти расспросы понятны и логичны. Непонятными для меня, прямо-таки загадочными были другие. Совершенно непостижимой для меня оказалась информированность следователей о самых личных, интимных делах моих коллег.
Каким-то таинственным образом они безошибочно угадывали особые отношения между некоторыми сотрудниками, узнавали об их совершенно секретных делах, удивительно точно попадая в десятку. Знали о взаимоотношениях Каспера и Моники, о связи Влади с одной женщиной, о левых заработках Казимежа, о темных делишках Кайтека и Ярослава. Откуда?
Когда следователи снимали предварительные показания, делалось это, так сказать, принародно, и о столь деликатных вещах люди не распространялись. А когда нас стали вызывать по одному на допрос в кабинет, там до меня побывал лишь Януш, который никак не мог выболтать властям такие пикантные подробности. Не мог по той простой причине, что сам о них не знал. Нет, нет, я не настолько наивна и прекрасно знаю, у органов есть свои каналы по сбору нужных им сведений, но в данном случае просто не было времени этого сделать. Откуда же они все знают? Ведь не ясновидящие же они, в самом деле…
Занятая такими мыслями, я совсем забыла об осторожности и, боюсь, на вопросы отвечала излишне правдиво и подробно. Отрезвил меня неожиданный вопрос следователя:
— А вы сами? Вы не вели каких-либо финансовых дел с погибшим?
Сраженная наповал метким выстрелом, я запнулась на всем скаку, не зная, что отвечать. Знают или берут на пушку? Говорить правду или воздержаться?
Прокурор уточнил свой вопрос:
— Вы не одалживали денег у покойного? Или, возможно, вместе с ним у третьего лица?
Я по-прежнему молчала. С одной стороны, у меня не было ни малейшей охоты отвечать перед судом за финансовое преступление, с другой стороны, упомянутое преступление автоматически снимало с меня всякое подозрение в убийстве Тадеуша. Что выбрать? Если им все обо мне известно, тогда зачем говорить, а если неизвестно, я всегда успею отпереться. И я продолжала молчать.
— Благодарим вас, — вдруг произнес прокурор и закончил допрос, прежде чем я успела опомниться. Подписав многокилометровые собственные показания, зафиксированные сержантом, я покинула кабинет со смятенной душой.
Передо мной успели допросить Януша… Януш знал о моих делах с Тадеушем… Неужели Януш разболтал?
— Януш, ты им наболтал про меня? — грозно вопросила я, усаживаясь на свое место. Януш разговаривал с Янеком, моего вопроса не расслышал, пришлось повторить: — Януш, чем ты занимался в кабинете следователей?
— Шею демонстрировал, — ответил Януш. — Оказывается, они у всех проверяют шеи, нет ли у кого следов душения. И представь себе, у всех шеи чистые! Невозможно аккуратный народ пошел, все моются…
— Оставь шеи в покое! — разозлилась я, но тут подключился Янек:
— Мои объявления как в воду канули! Кого только я ни спрашивал — все отпираются. Интересно, куда же все-таки они подевались!
Я вышла из себя:
— Хватит молоть ерунду! Януш, немедленно отвечай, почему ты меня засыпал?
— Я тебя засыпал?! — возмутился Януш. — Да я как проклятый тебя защищал! С пеной у рта доказывал, что из комнаты ты не выходила и лично я не видел, чтобы ты душила Тадеуша! А когда я выходил, так ты даже задала мне глупый вопрос, сколько будет от шести отнять девять.
— И в самом деле, нашел о чем им говорить! А вот зачем ты им разболтал о моих делишках с Тадеушем? О том, что я одолжила ему пять кусков?
— Да ничего я им не говорил! Честью клянусь! За кого ты меня принимаешь?
— А они тебя об этом не спрашивали?
— Спрашивали, как не спрашивать. А я сказал — не знаю ничего. Тадеуш к нам в комнату заходил, не отрицаю, все заходили, говорили с тобой и на рабочие и на личные темы, а на какие конкретно — откуда мне знать. Я не любопытный, подслушивать не люблю.
— Так откуда же они узнали?
— Неужели им известно?
— В том-то и дело. Поднапрягись, вспомни, что ты им болтал, может, как-нибудь нечаянно вырвалось…
Януш обиделся:
— В конце концов, не пьяный же я! Клянусь, ни словечка лишнего не сболтнул! На эту тему не сболтнул. А вот на другую… Эх, смолол глупость.
— Какую именно?
Януш со скрипом повернулся на своем вертящемся стуле, достал сигарету и смущенно уставился на огонек зажженной спички.
— Они совсем заморочили мне голову! Поначалу я твердо стоял на том, что ничего ни о ком не знаю, о тебе тоже. Тогда они сами проболтались. Каспер, дескать, разводится из-за Моники. Богом клянусь, я этого не знал, а потом спрашивают, не было ли у Зенона с Тадеушем каких контактов в личном плане. В конце концов, должен же я хоть что-то знать, ну я и ляпнул, что как-то видел их вместе в городе. А сам, чтоб мне лопнуть, до сих пор не могу вспомнить, когда и где это было. И вообще, я малость спутался в своих показаниях…
— …с чем тебя и поздравляю, — насмешливо бросила я и задумалась. Выходит, с Янушем было то же самое, что и со мной, — прицельные попадания в десятку, то бишь в нашу частную жизнь.
— Чертовски хочется есть! — вдруг заявил Лешек. — А вам не хочется? Сейчас бы жареного цыпленочка, с гарниром…
— Ну, этот опять за свое, — недовольно проворчала я, потому что кулинарные запросы Лешека спутали мои мысли. — В голове у этого человека одни только цыплятки с гарниром.
— Почему только одни цыплятки? — обиделся Лешек. — Еще и гусь с яблоками.
— А простой колбаски не желаете? — съехидничал Янек.
— Нет колбаски, — тяжело вздохнул Лешек. — Утром, когда я забежал в магазин, был только паштет.
— Какой именно? — заинтересовался Януш. — В жестяных банках или тюбиках?
— Развесной.
А Янек пристал к Янушу:
— Ты сказал — паштет в тюбиках? Где ты видел паштет в тюбиках? Разве такой бывает?
— Еще как бывает, в тюбиках — самый вкусный. Раньше я видел в продаже, не знаю, как сейчас.
— А где ты видел?
— На Жолибоже. По правой стороне площади.
