Дарья Донцова - Ромео с большой дороги
Сообразив, что у девушки началась истерика, я попыталась успокоить бедняжку:
– Давай принесу тебе чай.
– Страшно, страшно…
– Я с тобой.
– Страшно, страшно… Меня убьют…
– Конечно, нет.
– Пятнадцатого числа, как всех.
Я наклонилась к Рите.
– Послушай, он, она, оно – или кто там? – убивает именно пятнадцатого мая?
– Да, – всхипнула манекенщица, – абсолютно верно.
– Вот и хорошо.
Рита перестала рыдать и оторвала голову от подушки.
– Издеваешься, да?
– Нет. Я тебя не оставлю ни на минуту, просижу тут до полуночи, то есть до наступления шестнадцатого числа. При свидетеле убийца не посмеет совершить задуманное. Пятнадцатое закончится, и у тебя будет целый год впереди. За триста шестьдесят пять дней я непременно найду того, кто так напугал тебя. Если он, конечно, существует.
Рита всхлипнула:
– Еще как существует! Феликс Ковалев.
– Это кто такой?
– Убийца! Он сумел уничтожить всю мою семью.
– Знаешь адрес парня?
– Ага.
– Говори скорей.
Неожиданно Рита расхохоталась.
– Адрес? Пожалуйста. Кладбище, за оградой у входа. Только, где погост, не знаю.
– Он умер?
– Молодец, сообразила! – попыталась справиться с истерическим смехом девушка. – Очень ты умная, я бы не дотумкала, что труп зароют, обычно их снаружи оставляют… Ха-ха-ха!
Я встала и, не говоря ни слова, пошла к выходу.
– Ты куда? – закричала Рита.
– Домой, дел полно.
– Бросишь меня тут? – завопила Секридова. – Обещала же посидеть до полуночи! Я боюсь оставаться одна. Погоди!
– Позови кого-нибудь из подруг, – мирно предложила я, – или сама к ним поезжай, а у меня времени на всякое идиотство нет. Прости, конечно, но это ты, похоже, решила надо мной поиздеваться.
Секридова вскочила.
– Пошли чаю попьем.
– Ты уже и так налилась им и ни разу не предложила мне чашку.
– Не обижайся. Мне правда очень страшно.
– Боишься умершего Феликса Ковалева? – усмехнулась я.
Рита устало кивнула:
– Да. Выслушай меня, все не так просто. Теперь я уверена: убить хотели не Алиску. Пожалуйста, не уходи!
Ощущая себя героиней пьесы абсурда, я села в кресло.
– Говори, только без соплей. Спокойно изложи факты.
Рита закивала:
– Это старинная семейная легенда. Мои предки были богатыми людьми, имели дворянский титул и владели тысячами душ крепостных крестьян…
Я скрестила ноги.
После революции 1917 года пришедшие к власти большевики начали планомерно уничтожать дворянство как класс. Населению страны репрессии объясняли просто: всякие там баре – угнетатели рабочего люда, Салтычихи мерзкие. Вот сейчас отнимем у них богатство, раздадим его нуждающимся и заживем счастливо. Сначала пострадали члены очень известных фамилий: Оболенские, Трубецкие, Волконские, Гагарины… Потом карающий меч палачей добрался до менее родовитых семей, до купцов и богатых крестьян, следом начали вырезать средний слой.
Долгие годы в СССР не имелось дворянства. И вдруг в начале девяностых чуть не у каждого второго бывшего советского человека обнаружились родовитые предки. Сначала я удивлялась, читая в журналах рассказы звезд о бабушках и дедушках, танцевавших на придворных балах. Потом спросила себя: «Что же люди раньше-то писали в анкетах? Кадровики ведь тщательно проверяли сотрудников. Неужели работники первого отдела выполняли свои обязанности спустя рукава? Или наши писатели, актеры и ученые слегка приукрашивают ситуацию? Может, их предки и бывали на балах в Зимнем дворце, но не в качестве дорогих гостей, а в ранге лакея или горничной?»
Вот и Рита сейчас самозабвенно пела песню о своих корнях.
– Волковы – старинный род, – абсолютно не подозревая о моих мыслях, торопливо говорила Секридова, – прапрадедушка был меценатом, у него в усадьбе жили художники, писатели…
– Может, попытаешься приблизиться к современности? – улыбнулась я. – И потом, насколько помню, твоя фамилия Секридова.
– Верно, – не смутилась Рита.
– При чем тогда тут богатые дворяне и меценаты Волковы?
– Мой папа был Петр Михайлович Волков, – пояснила Рита, – маму звали Анна Ильина. Нас имелось трое, детей в смысле. Лешка, Ксюха и я.
– Как же ты в Секридову превратилась?
– Да очень просто, – пожала плечами Рита, – замуж вышла.
– И где сейчас супруг?
– Хрен его знает, – вздохнула Рита, – самой иногда интересно. Не виделись мы… э… уж не помню сколько. Лет пять, а то и больше. Он пьяница был, потом на наркоту подсел. Один раз ушел из дома и не вернулся. Если честно, я только рада была, сил уже не осталось Костю терпеть. С «торчком» жить невозможно.
– Так ты не в разводе?
– Не-а, – хмыкнула Рита. – Юридически нет, а фактически давно с муженьком не встречалась. Думаю, он уже покойник. Ты меня выслушай внимательно.
Я прикрыла глаза.
– Продолжай.
И полился плавный рассказ манекенщицы. Примерно через десять минут у меня возникло стойкое ощущение, что Рита пересказывает сюжет телесериала. Если отбросить кучу ненужных подробностей вроде описания шикарных интерьеров дворца, принадлежавшего прапрадедушке, то «скелет» повествования выглядел так.
Дворянин Павел Волков, щедрый меценат, ценитель произведений искусства, богатый барин, имел при усадьбе театр, а в нем служили крепостные актеры. Несмотря на любовь к искусству, Павел был суровым хозяином, этаким Карабасом-Барабасом, он лично ставил спектакли и нещадно наказывал лицедеев за ошибки. Не успевал закрыться занавес, как доморощенный режиссер шел за кулисы, и начинался «разбор полетов». Волков никогда не хвалил подопечных, несчастные актеры считали за радость, если барин молча кивал, глядя на них. Но безмолвствовал Павел редко, обычно он находил предлог для возмущения, и труппе доставалось на орехи. У просвещенного мецената в арсенале имелись карцер, холодная комната без окон, розги и масса всяких иных «поощрений» вроде лишения еды или выставления провинившегося ночевать на улицу в суровую декабрьскую ночь.
Актеров для своего театра барин набирал сам – ездил по деревням, выискивал симпатичных юношей и девушек, отправлял их в усадьбу, а потом начинал муштровать. Одних ставил к станку, приказывая разучивать всякие балетные па, других приковывал к фисгармонии, пытался научить петь.
Народу у Волкова в селах жило много, поэтому театр всегда был укомплектован, но барин все равно колесил по деревням в надежде отыскать звезду.
И вот однажды Павлу повезло – он встретил удивительную красавицу и умницу Марфу Сныткину. Девушка была так хороша и столь талантлива, что даже суровый барин никогда не мог найти причину, дабы выпороть девицу. Марфа оказалась безупречной во всех отношениях.
Прослышав о необыкновенной актрисе, которая достойна блистать на подмостках императорского театра, к Волкову в гости потянулись соседи. Всем хотелось поглядеть на нимфу и послушать ее чарующее пение. Не утерпел и Феликс Ковалев, не слишком богатый молодой барин.
Как уж там получилось, Рита точно не знала, но Феликс и Марфа чудом познакомились, полюбили друг друга и начали тайком встречаться. В конце концов Феликс приехал к Волкову и попросил того продать ему Марфу.
Павел отказал, как сейчас бы сказали, в грубой, циничной форме и велел управляющему не пускать Ковалева в свои владения. Марфу же выпороли на конюшне. Хозяин хотел, чтобы девушка хорошо запомнила урок и выбросила из головы мысли о любви.
Глава 10
Современному человеку поведение Павла Волкова покажется отвратительным, но в царской России крестьян считали малыми детьми, которых следует учить уму-разуму. А как поступает любящий отец с непокорным ребенком? Достает розги и объясняет капризнику его ошибки. Селяне в основном были людьми здоровыми, а барские палачи особо не зверствовали, понимали, что перед ними поставлена задача не убить, а вразумить глупое создание, не внемлющее словам.
Марфу «отходили» без особой жестокости, ей было скорей обидно, чем больно. Волков, остыв, пожалел о своем решении и отправил к запертой в кладовке актрисе свою экономку Матрену.
– Отнеси ей бульону, – велел барин, – куриного. Но не говори, что я распорядился, вроде ты сама решила.
– Ясно, батюшка, – поклонилась Матрена.
– Ступай, чего замерла? – начал сердиться барин.
Экономка заторопилась вон. Но не прошло и пяти минут, как она примчалась назад с воплями:
– Батюшка, Павел Андреевич! Ой, беда, ой, горе!
– Что случилось? – всполошился Волков.
– Марфа повесилась, – запричитала Матрена, – удавилась в кладовке.
Павел бросился в ту каморку. Но поздно, помочь юной актрисе было невозможно. Спешно прибывшему доктору осталось лишь констатировать смерть.
Волков избежал следствия. Слуги, как ни странно, обожали барина и считали, что тот поступил абсолютно правильно, наказав ослушницу. В один голос они твердили местному уряднику: [6]
