Наталья Александрова - Звонок с того света
Она долго наблюдала за большой голубой бабочкой и едва не задремала под тихое жужжание насекомых.
Отвлекли мысли о муже.
Во-первых, что она скажет ему, когда позвонит вечером? Нужно либо признаваться во всем, либо врать дальше. Причем врать художественно, с выдумкой, с правдоподобными деталями. А зачем? Надежда осознала совершенно ясно, что ей в этом доме безумно скучно и тоскливо, она чувствует себя здесь лишней, неуместной, да таковой и является. Атмосфера в семье Сергея Баруздина оставляет желать лучшего, да теперь еще кошку убили... Жаль животное, но ведь и до этого у них с Алисой были проблемы.
Надежда всего день тут провела, а и то заметила. Так и пускай решают свои проблемы, с неожиданной злостью подумала Надежда, а она хочет домой, к мужу. А Пушкинские Горы – да Бог с ними! Как-нибудь в другой раз...
Надежда решила после обеда поговорить с Сергеем. Поблагодарить за приют и сказать, что ей срочно нужно в город. И пускай кто-нибудь отвезет ее до ближайшего городка, там она сядет на автобус. Если сам Сергей не сможет, можно прораба попросить. Или у Павла наверняка какие-нибудь колеса имеются...
Надежда повеселела и подставила лицо солнышку. Но солнце припекало, и она забежала в дом, чтобы надеть какой-нибудь легкий головной убор. Или косынкой голову повязать.
В холле она встретила Марианну Васильевну. Та несла куда-то кувшин с золотистым напитком.
Надежда похвалила утренние булочки и попросила при случае записать рецепт.
Марианна порозовела от удовольствия и предложила Надежде попробовать оранжад.
– Что? – удивленно переспросила Надежда Николаевна. – Что такое оранжад?
– Вот это! – Марианна поставила кувшин на круглый столик, достала откуда-то тонкий хрустальный стакан и налила Надежде золотистую жидкость.
– Вкусно! – проговорила Надежда, сделав большой глоток. – Вы это сами готовите?
– Конечно! Рецепт очень простой – надо засыпать сахаром апельсиновые корочки, дать им постоять две недели, потом пропустить через мясорубку, добавить ваниль, корицу, мускатный орех, оставить в холодном месте еще на два дня...
Надежда поняла, что такой рецепт ей ни за что не запомнить, не говоря уже о том, чтобы повторить, и перестала слушать.
– Получается вкусно и полезно, лучше любого покупного лимонада! – закончила Марианна. – Сергей Степанович очень любит мой оранжад, так что я ему всегда ношу его в обсерваторию...
– В обсерваторию?! – удивленно переспросила Надежда.
– Ну да, у него в парке устроена обсерватория, Олег там еще что-то доделывает, но Сергей Степанович уже сейчас проводит там очень много времени.
Надежда вспомнила, что видела в саду круглое каменное здание непонятного назначения, и поняла, что это, по всей видимости, и есть обсерватория.
– Но разве в обсерватории работают не по ночам? – спросила она удивленно. – Ведь смотреть на звезды...
– Я не знаю. – Марианна пожала плечами и сделала строгое лицо, которое надо было понимать так, что она в хозяйские дела не вмешивается и ей хватает своих собственных забот.
Правда, Надежда уже и сама поняла причину такого увлечения астрономией: наверняка Сергей просто отсиживается в обсерватории, пережидая там плохое настроение жены.
На этом разговор закончился, Марианна Васильевна подхватила кувшин с оранжадом и вышла из дома, а Надежда поднялась в свою комнату, нашла удобную матерчатую шляпу с широкими полями и снова спустилась в холл, намереваясь продолжить знакомство с садом.
Однако не успела она дойти до входной двери, как благословенную утреннюю тишину снова нарушил оглушительный крик.
На этот раз крик донесся из сада, оттуда, куда только что удалилась бесподобная Марианна Васильевна.
«Какой, однако, беспокойный у Сергея дом!» – подумала Надежда и бросилась на улицу, к источнику крика.
Крик затих, но Надежда запомнила направление и бежала туда со всей доступной скоростью.
Через минуту она оказалась возле того самого круглого каменного здания, о котором она только что разговаривала с Марианной Васильевной, – возле обсерватории.
Сама Марианна бежала ей навстречу.
Вид ее был ужасен – волосы растрепаны, крахмальный передник сбит на сторону, глаза выпучены, рот широко открыт...
У Надежды не осталось никаких сомнений, что это именно она, Марианна Васильевна, только что так оглушительно кричала.
– Марианна Васильевна, душенька! – воскликнула Надежда, схватив домоправительницу за руку и попытавшись ее остановить. – Что с вами случилось?
– Со мной... со мной ничего! – с трудом выговорила та и попыталась вырваться. – Со мной – ничего, а вот с ним...
И она снова закричала.
– Да скажите же толком, что случилось! – Надежда встряхнула Марианну, но это не помогло. Та продолжала истошно вопить, и глаза ее, казалось, вотвот выскочат из орбит.
Тогда Надежда вспомнила старый испытанный способ борьбы с истерикой и залепила орущей женщине пару звонких пощечин.
Та клацнула зубами, прекратила вопить и проговорила дрожащим голосом:
– Там... там... он...
– Да в чем дело?!
Марианна, не в силах говорить, схватила Надежду за руку и повела ее к обсерватории. Однако перед входом в здание она остановилась, вытолкнула Надежду вперед и показала ей на приоткрытую дверь. Сама же боязливо отступила за цветущий жасминовый куст.
Надежда поняла, что если она хочет что-то узнать, ей придется войти в обсерваторию. Тяжело вздохнув, она толкнула тяжелую полукруглую дверь и шагнула внутрь.
И замерла на самом пороге, едва сдержав рвущийся из глубины души крик.
Перед ней была небольшая круглая комната с каменным полом. Отсюда начиналась крутая винтовая лестница, ведущая на второй этаж, где, должно быть, и размещалась собственно обсерватория – телескоп и прочие астрономические приборы.
Но разумеется, вовсе не это вызвало в душе Надежды такую бурю эмоций.
У основания винтовой лестницы на каменном полу лежал Сергей Баруздин. То есть на полу лежали его голова и плечи, ноги находились на нижних ступеньках лестницы.
Вся поза Сергея была неестественной и неудобной, живые люди так не лежат. Голова его была неловко вывернута, а глаза были широко открыты, они не мигая смотрели куда-то вверх, куда не смотрят глаза живых. Но самое главное, самое несомненное и очевидное – на каменном полу под головой Сергея расплылась небольшая темная лужа, которая не могла быть ничем, кроме крови. И от этой же крови волосы Сергея слиплись и потемнели.
– Он... он умер? – проговорила Марианна Васильевна, которая, несколько осмелев, вошла в обсерваторию следом за Надеждой и теперь стояла у нее за спиной, тяжело дыша и громко всхлипывая.
– Кажется, да... – ответила Надежда Николаевна едва слышно. Почему-то громко говорить в этой комнате она боялась. – Кажется, да... но надо проверить...
Она опустилась рядом с Сергеем на колени, сначала нашла его запястье, попыталась нащупать пульс – и не смогла. Тогда она попробовала найти его на шее Сергея – но там тоже ничего не билось.
– Умер, – повторила Надежда страшное слово, поднимаясь с колен, и шагнула к выходу. – Надо вызвать милицию... ну и врача, на всякий случай...
Как только появилась возможность каких-то реальных действий, Марианна Васильевна ожила. Она устремилась к дому – возможно, просто для того, чтобы оказаться подальше от этого страшного места. Надежда хотела остаться возле Сергея, но передумала и направилась следом за домоправительницей.
Однако не успела сделать и нескольких шагов: кусты раздвинулись, и на дорожке появилось инвалидное кресло. В нем восседал Петр Афанасьевич. На лице его было выражение удивления и интереса.
– Кто-то кричал? – строго спросил он Надежду. – Надеюсь, не вы? На вас это совершенно не похоже!
– Это не я, это Марианна Васильевна! – Надежда махнула рукой в сторону дома.
– Вроде бы у нас в доме была только одна кошка! – насмешливо проговорил старик. – И по этому поводу уже кричали утром...
– Какая кошка! – выдохнула Надежда и повернулась лицом к обсерватории. – Сергей...
– Сергей? – переспросил Петр Афанасьевич, и лицо его вытянулось. – Что – Сергей?
– Кажется, он упал с лестницы и разбил голову...
– Что?! – Лицо старика посерело. – Вы... вы не шутите?
– Бог с вами, разве такими вещами шутят?
– Но он... он жив?
– Боюсь, что нет... – проговорила Надежда. – Конечно, я не врач, но насколько я могу судить...
Петр Афанасьевич задышал часто и неровно, схватился рукой за сердце. Губы его начали синеть.
– Что с вами?! – всполошилась Надежда Николаевна. – Вам плохо? Сердце?
Старик трясущейся рукой достал из кармана пузырек с таблетками, но не удержал, выронил, и пузырек покатился по гравию дорожки. Надежда поспешно наклонилась, подобрала его, вытряхнула на ладонь одну таблетку и поднесла к бледным губам Петра Афанасьевича. Он проглотил таблетку, задышал ровнее, лицо немного порозовело.
