Ли Голдберг - Мистер Монк идет в пожарную часть
— Вы не могли думать рядом с ней? — задал вопрос Монк.
— Дело скорее не в ней, а в кошках, — ответил Брудник.
— Мы слышали, она подбирала много бродячих? — спросила я.
— Их были дюжины! И они были не просто бродячие, — с отвращением проговорил Брудник. — Они были экзотическими. Она ходит по приютам и ищет редкие породы. Всего несколько дней назад она притащила домой турецкого вана, пушистая порода, известная как белая кольцехвостая или русская длинношерстная.
Он взял книгу со стола, нашел нужную страницу и протянул мне. Это была книга с изображениями кошачьих пород, он ткнул на картинку с турецким ваном — белой кошкой с похожей на кашемир шерстью.
— Вы следили за ее кошками? — спросил Монк.
— Это мой недостаток. Если пролетает птица, я непременно должен узнать, какая она. Если автомобиль припаркован, мне нужно знать его историю. Если я слышу, что кто-то насвистывает мелодию, мне нужно знать имя и полную биографию композитора, — со вздохом проговорил Брудник. — Мое интеллектуальное любопытство — это моя большая неудача, но и большой подарок.
— Я понимаю, что Вы чувствуете, — проникновенно сказал Монк.
— В этом одна из причин, почему я считал ее кошек сбивающими меня с толку. Каждый раз, когда я видел их, начинал исследовать проклятых животных, — говорил Брудник. — Второй причиной, конечно, был запах. Ее дом был похож на огромный мусорный ящик, и в дни бриза этот запах разносился по округе, отсюда и мое раздражение.
— Вы что-нибудь пытались сделать в связи с этим? — спросил Монк.
— Я говорил с ней, — ответил Брудник. — Но она посоветовала мне заниматься своим делом, что в ее устах звучало довольно иронично.
— Почему же?
— Потому что старая карга всегда подглядывала в мои окна, разбирала почту в моем ящике и читала мои журналы, — недовольно пробурчал Брудник. — Я начал ходить по своему дому голым, чтобы добиться хоть какой-нибудь приватности.
Монк содрогнулся при мысли об этом, я тоже.
— Вы никогда не думали предпринять более решительные действия? — спросил Монк.
— Вы имеете в виду, что-то вроде поджигания ее дома?
Монк кивнул. Брудник засмеялся.
— Я думал об этом целый день. Вместо этого продал дом Брину, надеясь, что в ближайшем будущем мой новый дом окажется подальше от Эстер Стоваль и ее кошачьего зверинца.
— Значит, Эстер не просто превращала Вашу жизнь в ад, — заметила я. — Она стояла между Вами и удачей.
— Она не была моей любимой соседкой по кварталу, это правда. Но я не желал никакого насилия по отношению к ней.
— Где Вы были между девятью и десятью вечера в пятницу? — спросил Монк.
— Наслаждался горячей ванной и свежим номером Американского Наблюдателя, — ответил Брудник.
Заданный образ теперь будет преследовать меня.
— Вы были один? — продолжал Монк.
— К несчастью, да, — сказал Брудник. — Но это в прошлом, так как я уже нашел женщину, с которой смогу разделить ванну и Американского Наблюдателя.
Он посмотрел на меня и улыбнулся. Я удивилась, как мне хватило силы самоконтроля не стошнить и с криком ужаса не убежать из его дома в этот момент.
— Вы видели или слышали что-нибудь необычное той ночью? — спросил Монк.
— Нет, до тех пор, пока не загорелся ее дом, — ответил Брудник. — Это было, безусловно, необычно.
Ситуация была угнетающей. Другие соседи Эстер по эту сторону улицы так же относились к ней, как и Брудник с семейством Финни. Никто ничего не видел, не слышал и не был огорчен. Все горячо ждали свои чеки и снос домов.
Мы перешли через улицу, чтобы узнать мнение других соседей, не продающих свои дома и не получающих выгоды от смерти Эстер.
Мы нашли Бартона Джойнера, тощего безработного инженера-программиста, в его гараже, лежащим под капотом старого ЭйЭмСи Пакера, похожего на беременный Форд Пинто — мою первую машину, которую я водила, пока мой отец не услышал, что они могут взорваться от попадания жука в лобовое стекло, и не купил мне Плимут Дастер. У Джойнера также были ЭйЭмСи Гремлин и ЭйЭмСи Амбассадор, припаркованные на обочине.
— Буду честен с Вами, мистер Монк. Я рад, что она ушла, — сказал Джойнер, что-то затягивая гаечным ключом.
— Она не ушла, — возразила я. — Вы так говорите, будто она уехала в Палм Бич. Ее убили.
— Эстер была жертвой плохой кармы, которую сама же и создала. Она была подлым человеком, который портил жизнь всем в районе. Вы уже можете почувствовать разницу на улице. Уровень стресса понизился.
— И стоимость недвижимости возрастет, — заметил Монк. — Как только новое строительство закончится.
— Строительство не очень важно для меня. Оно не поменяет мое материальное положение, потому что я остаюсь здесь. Я из тех парней, что любят ладить с людьми. — Джойнер откинулся назад и вытер руки об джинсы, размазав масло по ним. — «Живи и дай жить другим» — вот мое кредо.
— И мое тоже, — сказал Монк. — Вы вытерли руки о штаны.
— Эстер не любила людей вроде нас с Вами. Она сидела перед окном с биноклем, делая заметки и фотографии, вторгаясь в дела, которые ее не касаются. Она увидела, что я смотрю футбол на одном из платных каналов, позвонила в кабельную компанию и настучала им, что я ворую их сигнал незаконным конвертером.
— А Вы не воровали? — поинтересовалась я.
— Не в этом дело, — ответил Джойнер. — Как ее может волновать, что я сижу на своем кресле в своей гостиной и смотрю футбол по телевизору?
— Вы испачкали свои штаны, — произнес Монк.
— Все в порядке, это рабочие штаны, — ответил Джойнер. — Приведу вам другой пример. Мое хобби — коллекционирование и реставрация старых автомобилей ЭйЭмСи. Я продал пару из них, чтобы срубить немного налички, пока не найду работу. Эстер сфотографировала людей, которые покупают у меня машины, и подала жалобу налоговому инспектору, который оштрафовал меня на две тысячи долларов за занятие бизнесом на дому без лицензии.
— Она что-то имела против Вас? — спросил Монк.
— Абсолютно ничего. Я ей ничего плохого не делал. Она так ко всем относилась. У нее было свое представление о жизни, и она ожидала, что все будут ему соответствовать. Безумие, правда?
— Полное безумие, — подтвердил Монк. — Вы можете пойти переодеть штаны, мы подождем Вас здесь.
— Я не хочу менять штаны.
— Но Вам это необходимо! — настаивал Монк.
— Да мне и в этих хорошо.
— Потом меня поблагодарите!
— Нет! — вскрикнул Джойнер. — У Вас еще есть какие-нибудь вопросы? Я хотел бы вернуться к работе.
— Где Вы были в пятницу между девятью и десятью вечера? — уже в который раз за сегодня задал Монк этот вопрос.
— Я был дома, занимался стиркой.
— Я вижу, — произнес Монк. — Значит, Вы не отрицаете, что у Вас есть чистая пара брюк, которые Вы можете надеть вместо этих?
— Да что с Вами такое? — воскликнул Джойнер.
— Подумайте о карме, которую создают Ваши брюки! — не унимался Монк. — Вы не видели кого-нибудь, посещавшего Эстер в пятницу вечером?
Джойнер покачал головой.
— Я не шпионю за своими соседями; не отслеживаю, кто приходит и уходит, или что они смотрят по телевизору.
Он вытер руки об рубашку — сознательно, я полагаю — взял свой гаечный ключ и вернулся к работе.
— Зачем Вы это сделали? — спросил его Монк. — Теперь Вы должны переодеть и рубашку.
— Пойдемте, мистер Монк, — позвала его я. — Нам нужно поговорить с другими соседями.
— Но мы не можем его просто оставить вот так!
— Пойдемте, — я схватила его за плащ и потащила наружу.
Он вышел, крайне удрученный, продолжая оглядываться на дом Джойнера.
— Не понимаю, как ты можешь закрывать глаза на страдания других людей!
— Он не страдает, — возразила я.
— А я страдаю, — простонал Монк.
Выслушав историю Джойнера и других соседей, я начала задумываться, как тяжело было Нилу и Кейт Финни. Все доказывало, что Эстер Стоваль ничем не заслужила теплоты и понимания от окружающих ее людей. Я представила, как относилась бы к Эстер, живя на одной улице с ней год за годом. Возможно, я бы тоже танцевала с ликованием после ее смерти.
Оставался последний сосед, которого Монк собирался опросить, поскольку в квартале было по шесть домов с каждой стороны, а он не мог пропустить четные номера.
Лиззи Драпер жила в викторианском доме на углу. Ее дом был поделен на жилую часть и художественную мастерскую. Это было светлое, открытое и проветриваемое помещение, наполненное красочными букетами цветов, один из которых она использовала в качестве модели для натюрморта, который рисовала. Я поняла почему. Букет великолепно сочетал в себе зеленые орхидеи, голубые гортензии, красные и желтые лилии, оранжевые розы, коралловые пионы, фиолетовые трахелиумы, желтые целозии и красные амарилии.
