Ли Голдберг - Мистер Монк идет в пожарную часть

— Я ранен! — вскрикнул он, пятясь в гостиную, куда собака толкала его. Он пытался сделать так, чтобы ее нос больше не касался его рук.

— Теперь она всего лишь беременная сука, — буркнул Грегорио и вернулся в гостиную. Я шла за ним. — Скоро она будет жирной и опухшей с большими раздутыми сосками. Но это ничто по сравнению с тем, как она будет выглядеть после рождения щенков.

Монк схватил подушку с дивана и приложил ее к паху для защиты. А собака обежала его вокруг, и стала с энтузиазмом обнюхивать его зад. Он резко опустился на стул, свел ноги вместе и покрыл колени подушкой.

Конечно, я могла помочь Монку. Но, после утреннего сурового испытания с ванной, я наслаждалась этим, своего рода, возмездием.

— Я уверена, что она может вернуться в форму, — сказала я. Мне же удалось вернуть свою старую форму после беременности, не так ли?

— Ослабленные соски, морщинистая кожа и налитые кровью глаза — вот ее будущее, — мрачно возразил он. — Жалкое подобие ее прежней. Я предупреждал этого пожарного, что нечто плохое может случиться, пока его монстр без призора бегает по округе, когда пожарная часть пустует.

На стене висело зеркало. Я посмотрела на свое отражение, представляя, что Джо сегодня увидит за ужином: ослабленные соски, морщинистая кожа и налитые кровью глаза.

— Это не то, что связаться с выставочной собакой. Спарки был простым уличным мусором, — злобно проговорил Грегорио. — Вы можете представить, как будут выглядеть эти полукровные беспородные монстры? Не пролью ни слезинки по Спарки.

Летиция запрыгнула на диван рядом с Монком и начала лизать его щеки.

— Помогите! — запищал Монк.

— Звучит так, будто Вы ненавидели Спарки достаточно, чтобы убить, — сказала я.

— Только я этого не делал, — возразил Грегорио.

— Разве Вам не стало лучше после его смерти? — спросила я.

— Помогите! — снова пропищал Монк.

Я схватила Летицию за шиворот и оттащила от Монка, который мигом выскочил за входную дверь и захлопнул ее за собой.

— Собирайся я убить Спарки, сделал бы это до того, как он покрыл Летицию, — заметил Грегорио, забирая у меня Летицию. — Теперь-то что хорошего мне от его смерти?

— А как насчет мести? — спросил Монк снаружи, его голос был приглушен дверью.

— Не скажу, что такая мысль не приходила мне в голову, — произнес Грегорио.

— Что? — не расслышал Монк.

— Это приходило мне в голову! — завопил Грегорио. — Но вместо этого я подал иск на Пожарное Управление Сан-Франциско по потере потенциального дохода за Летицию.

— Где Вы были прошлой ночью между десятью и двумя часами? — задала я вопрос Грегорио.

— Дома. Один.

— Не очень хорошее алиби, — заметила я.

— Оно мне не нужно, — возразил Грегорио. — Потому что я этого не делал.

— Вы можете говорить громче? — попросил Монк.

— Я этого не делал! — крикнул Грегорио — Спросите у пожарного!

Монк немного приоткрыл дверь, чтобы просунуть внутрь лицо.

— Какого пожарного?

— Которого я видел выходящим из пожарной части около половины одиннадцатого, — ответил Грегорио.

— Но они все уехали в десять бороться с пожаром, — сказала я.

— Это я знаю. Вы сомневаетесь, есть ли у меня уши? Большая радость жить через улицу от пожарной части, позвольте сказать вам. Во всяком случае, сирены заревели в десять; затем полчаса спустя их проклятая собака начала лаять. Я посмотрел в окно, проверить не бегает ли она поблизости, чтобы еще больше осквернить Летицию, но лай прекратился и я ничего не увидел. Пять минут спустя залаяла Летиция, и я снова выглянул в окно, думая, что Спарки готовится к известному акту, но увидел проходящего пожарного.

— Откуда вы знаете, что это был пожарный? — спросил Монк.

— Я разглядел его шлем и тяжелый плащ, — ответил Грегорио.

— Но не его лицо, — пробормотала я.

— Он был спиной ко мне. К тому же, было темно и он прошел через улицу от меня. Теперь, извините, но у меня еще есть дела.

Он проводил меня до двери. Как только я вышла, Монк отчаянно замахал передо мной руками, будто по ним ползали муравьи.

— Салфетку, салфетку, салфетку, — бубнил он.

Я дала ему около тридцати штук, пока мы шли к машине, припаркованной перед пожарной частью.

— Мне нужно в душ, — простонал Монк. — На целый год.

— Сейчас он думает, что обманул нас? — возмутилась я. — Он полагает, мы поверим, что Спарки убил пожарный? Он просто хочет отвести от себя подозрения.

— Он не убивал, — сказал Монк.

— Как Вы можете говорить это? — вскрикнула я. — Спарки лишил его дойной коровы — вернее, дойного пуделя — не важно. Дело в том, что Грегорио потерял шестьдесят тысяч долларов в год. Это достаточный мотив для убийства, и он живет прямо напротив пожарной части, поэтому точно знает, когда пожарные уезжают и приезжают.

— Он не убивал, — повторил Монк.

— Он признался, что ненавидел Спарки и знал, что пожарные уехали в десять. Вероятно, это произошло, как Вы говорили. Он шел отравить собачий корм или другую еду, но Спарки застал его врасплох.

— Он не убивал, — в очередной раз повторил Монк.

— Да прекратите уже повторять это! — не выдержала я. — Вы видели его волосы? Он должен быть убийцей! Откуда Вы знаете, что это не он?

— Он слишком толстый, и не смог бы схватить киркомотыгу раньше, чем Спарки схватит его. Но он солгал.

— О чем?

— Он был в пожарной части в ночь убийства Спарки.

— Как Вы узнали?

— Его сушилка, — ответил он. — Я заметил два пропавших полотенца из пожарной части, висящие с его носками. Ты можешь поверить? С его носками!

— Почему же вы ничего не сказали?

— Я был занят самозащитой от этой порочной собаки и ее слюнявой пасти смерти.

Подозреваю, что слюни беспокоят его больше всего. С другой стороны, если даже я облизываю свои губы, он обвиняет меня в распускании слюней.

— У Грегорио Дюмаса по-прежнему находится украденная собственность, — заметила я. — Хотя, в первую очередь Вы должны задуматься, зачем он взял полотенца.

— Я и задумался, — сказал Монк. — А еще над тем, как Спарки сделал Летицию беременной.

— Я могу объяснить Вам, но не знаю, стоит ли?

— Я не имею в виду, как он сделал это, а как он смог сделать это!

— Он собака, она собака, думаю, все произошло, как обычно происходит у собак, — пошутила я. — Поэтому их и называют собаками.

— Я хотел сказать, задний двор огорожен высоким забором с колючей проволокой. Как Спарки пробрался через него?

— Может, забор поставили после того, как все произошло?

Нам не предоставилась возможность обдумать этот вопрос, потому что зазвонил мой телефон. Это был Стоттлмайер. Он хотел видеть Монка в управлении немедленно.

Офис Стоттлмайера был не просто офисом. Это было его убежище. Здесь он мог делать то, что жена не позволяет делать дома. Может курить сигары. Есть фаст-фуд. Ковыряться в носу. Он может снимать ботинки и класть ноги в носках на стол, просматривая свежий выпуск Спортс Иллюстрейтед, посвященный купальникам. Офис был хранилищем вещей, которые он не мог хранить дома: бейсбольные сувениры, постер фильма Серпико, коллекция сигарных упаковок и пуля, которую вытащили из его плеча несколько лет назад.

Стоттлмайер постоянно жалуется, что ему приходится часто работать допоздна и в выходные, но я знаю, ему гораздо приятнее и комфортнее находиться в офисе, но он не готов в этом признаться.

— Ненавижу приезжать сюда в выходные! — воскликнул капитан, когда мы собрались в его кабинете. В соседней комнатушке редко собираются больше трех-четырех детективов.

На Стоттлмайере была одета толстовка, джинсы и теннисные ботинки, для напоминания ему и всем окружающим, что он должен находиться дома на отдыхе.

Лейтенант Рэндалл Дишер, для сравнения, был в своем привычном костюме с галстуком, будто сегодня обычный будний день. Он боготворил Стоттлмайера, поэтому ему было не очень комфортно рядом с капитаном. Дрожь от стремления угодить подчеркивала все его слова и действия.

— Ты бы мог нам помочь в этом деле, Монк, — сказал Стоттлмайер. — Ты обратил наше внимание на это неопределенное убийство, значит и должен раскрыть его.

— Неопределенное? — спросил Монк. — Нет такого понятия.

— Вот это дух! — произнес Стоттлмайер. — Расскажи ему, что мы имеем, Рэнди.

Дишер заглянул в свой блокнот.

— Обычно в подобных несчастных случаях, когда кто-то засыпает с сигаретой, он умирает не от огня, а от дыма.

— Медицинский эксперт обнаружил дым или частички сажи в легких или носовых пазухах жертвы? — спросил Монк.

— Нет, — ответил Стоттмайер. — Значит, Эстер Стоваль была мертва до начала пожара.

— Вот видите! — воскликнул Монк. — Это убийство. Вы это определили. Что же тут неопределенного?