Убийца 20 лет назад - Александр Михайлович Расев
– Товарищ капитан, – заговорил я, – подождите. Давайте доедем до дома Ксении Львовны, а по-том я все расскажу.
– Да мы приехали, – растерянно сказал капитан и, действительно, автобус остановился около большого серого дома, с маленькими балконами и несчетным количеством окон, выходящих на широкую, грязную улицу.
– Мама, мы приехали – словно проснувшись тихо сказал толстяк.
Ксения Львовна открыла глаза, поправила платок на голове, подала сыну руку.
– Ты помоги мне выйти. Я – ничего, ничего. Я все вытерплю. Ты не волнуйся за меня, Саша. А ребята зайдут? Пусть все зайдут.
Толстяк вопросительно посмотрел на капитана, не решаясь вставать.
– Ксения Львовна, – обратился к несчастной женщине капитан, – мы сейчас все приедем. Вы пока побудьте с внуком.
– Да, конечно, с Мишей побыть. Сынок, – она положила свою влажную, то ли от слез, то ли от дождя руку мне на плечо, – а ты приходи тоже. Приходи, а? – и продолжила, повернувшись к тол-стяку, – Саша, ведь он меня спас. Если бы не этот юноша, я умерла бы в поезде. Ты попроси его к нам придти. Попроси обязательно.
– Да-да, – суетливо задвигался толстяк, вскакивая и поправляя помятое пальто, – вы приходите, непременно приходите. Мы будем ждать.
Я кивнул головой. Солдаты подхватили тюки и сумки, капитан, поддерживая Ксению Львовну под локти, помог ей выйти, и все направились к дому. В автобусе остались только водитель, да мы. Старуха все так же молча смотрела себе под ноги. Я достал сигарету.
– Не кури в салоне, – тихо попросил шофер. – Выйди.
– Не могу, не пускают.
Неожиданно старуха отпустила мою руку и еще ниже опустила голову. Обрадовавшись свобо-де, я выскочил на улицу.
Конечно, никакого желания участвовать в похоронах я не испытывал, но что было делать? Да и потом, таскаться со старухой хотелось еще меньше. Словом, докуривая сигарету, я решил, что пусть будет, как будет.
Вскоре появился капитан с солдатами. Судя по их хмурым лицам и дрожащим рукам, встреча в доме оказалась не из легких. Да и какой она, интересно, могла еще быть?
– Тяжело? – обратился я к капитану.
– Ну их всех… – выругался военный, имея в виду то ли тех, кто приказал ему заниматься похо-ронами, то ли тех, кто направил молодого парнишку к душманам, то ли всех вместе.
Мы молча выкурили по сигарете.
– Тебе вообще-то куда надо? – спросил капитан, прежде чем сесть в автобус.
– А кто его знает, – пожал я плечами. – Есть один адрес, но не думаю, что мне там будут рады. Скорее всего, или на вокзал, или попробую в гостиницу. Разберусь как-нибудь.
– Разберешься, – хмыкнул капитан. – А это что за сокровище? – Он кивнул в сторону автобуса со старухой.
Я в двух словах рассказал о происшедшем в поезде.
– Значит, ты вроде как под арестом. Понятно. И что теперь делать?
Я промолчал.
– Ну, вот что. Могу предложить одну-две ночи перекантоваться у меня. Жена к родным уехала, диван свободен. Поедешь? Но только придется здесь, – он показал в сторону дома, – до конца все вынести. Но тебя вроде как просили быть.
Я согласно кивнул головой.
В самом деле, предложение капитана решало кое-какие проблемы. Я мало надеялся на передан-ный Игорем адрес, вернее на то, что там мне удастся спокойно прожить три дня. Если честно, ме-ня больше устроило бы просто придти, сказать, что надо, и уйти. Но для этого надо иметь другое место для ночлега. Так что диван капитана оказался как раз ко времени. Что же касалось похо-рон… Не маленький, переживу, да и помочь смогу. Словом, я остался.
3.
Старуха больше не делала попыток меня арестовать. Она объяснила, что живет недалеко от Невского, на одной из маленьких улочек, и далее всю дорогу просидела молча.
Мы снова ехали через Неву, я еще раз поразился мрачности реки и самого города. Его парадные набережные, так ярко описанные в русской литературе, казались тяжелыми и бессмысленно пом-пезными. Я чувствовал себя маленьким, ничтожным человечком, которого того гляди раздавят эти дворцы, с их львами, сфинксами и Аполлонами. Хотелось куда-нибудь убежать, спрятаться, за-рыться с головой в мягкую траву, чтобы осталось только небо и солнце.
Ощущение искусственности громадных питерских дворцов преследовало потом всякий раз, когда я приезжал в северную столицу. Даже став совсем взрослым, я так и не полюбил Петербур-га, как не любил и Ленинград. Мне было неуютно в его граните, меня пугали его мосты и реки, низкое, всегда темное небо, облезлые фасады домов, сумрачные дворы, почему-то всегда завален-ные мусором и пахнущие кошками и тараканами. Казалось, что всюду ходят здесь Раскольниковы с топорами или революционеры с гранатами и пистолетами.
Моя жена, прожившая в Питере несколько лет еще ребенком, долго пыталась объяснить, что это волшебный город, что его нельзя не любить, что он соткан из музыки и стихов, что он… Но я видел только серое небо да грязные дома.
Около одного из таких домов автобус остановился. Старуха какое-то время сидела, потом, еще раз враждебно глянув на меня, поднялась и пошла к выходу.
– А ваши книги? – крикнул я вслед.
Старуха ничего не ответила, даже не повернула головы.
Тяжело вздохнув, я взял чемодан, и, сказав капитану, что сей минуту вернусь, поплелся следом.
Чемодан оказался не просто тяжелым, он был неприподъемным. Я волок его чуть не по асфаль-ту, то и дело меняя руки и недоумевая, как бородатый вообще мог закинуть этот «рындеван» на третью полку в вагоне и как я не убился, когда стаскивал его вниз.
Мы вошли в крохотный дворик, без единой травинки, пропитанный запахами переполненного мусорного контейнера, и направились к открытой двери темного подъезда. Однако войти не успе-ли. Из двери в накинутом на плечи пальто и каких-то стоптанных, чуть ли не домашних, тапочках выбежала похожая на рыночную торговку дородная тетка и закричала, увидев нас, громким, хрип-лым голосом:
– Мама, ну как же так можно? Я бегаю кругом, ищу, все больницы обзвонила! Ты когда-нибудь будешь говорить куда уходишь?!
Вполне возможно, что она кричала бы еще долго, но старуха, отстранив дочь рукой, молча во-шла в подъезд. Кричавшая замолчала и только сейчас обратила на меня внимание.
– А вы кто?
– Да никто, вот помог чемодан донести.
– Это ее чемодан?
– Наверное. Она встречала какого-то Кирилла, а его ссадили еще в Ярославле.
