Наталья Никольская - Зловредная жертва
– Ира, не провоцируй бабу Дусю на пустые разговоры, – подосадовал Игорь, а то к утру не разберемся.
– Вообще могу уйти, – мгновенно вспыхнула девушка.
Так как никто ее не удерживал, она гордо удалилась, стараясь топать погромче. Чтобы о ее существовании все-таки не забывали, она принялась выразительно громыхать тазами в ванной. Игорь поморщился и жестом пригласил бабусю в кабинет, где шум был не так слышен.
– Значит, так: мы немедленно едем за вашим поэтом. Где лучше провести беседу, на нейтральной территории или дома?
– Я так кумекаю, что для получения нужных показаний его надо стимулировать.
– Что сделать?
– Ну, накормить, по-нашему. Так как в столовку его не пустят, кормить придется дома. А это грозит нам нагоняем от Иришки, дюже она у тебя вшей в доме не любит! Вот и кумекай.
– Может, попросить у Иры прощения?
– Не уверен – не тормози, – с сомнением произнесла бабуся. Предлагаю батон, колбасы и скверик. А если согласишься его стихи послушать, то и вовсе добре будет. Сейчас, одену пикировку и отправимся.
– Да зачем тебе это рванье, – поморщился Игорь, – сама же говоришь, что раскрыла свое инкогнито.
– Не знаю, что такое инкогнито, и откуда ты взял, что я его раскрывала. Наоборот, сидела там закутанная, как капуста. Прохладно в подвале-то. Отопительный сезон еще не начался. А лапсердак свой надену. Кто знает, вдруг убивец тоже шпионит за бомжами моими? Ему подозрительным подумается, что приличная женщина в подвал шастает. К тому же Валера к одному моему обличию обвык, пока к другому присмотрится, время потеряем. Вот и кумекай.
– Ладно, – согласился внук с ее доводами, – делай, как считаешь нужным.
В ожидании, пока бабуся экипируется, он решил быстренько просмотреть сегодняшнюю почту. От этого полезного занятия его прервал жалобный крик.
– Что же ты, дурочка неразумная, сотворила-то, – причитала бабуся, – всю пикировку мою испоганила. Да как же я теперь на дело-то пойду, – причитания приобретали мотив и грозили плавно перейти в жалостливую песню.
Похоже, бабусе понравился этот трюк, покоривший бомжа Петруху. Она планировала испытать его действие на людях более высокого интеллекта.
– Ой, вычислят меня супостаты-ы-ы, ой заломают белы рученьки-и-и, – заходилась бабуся.
– Что тут происходит? – Игорь возник в дверях ванной комнаты, строго взирая на мгновенно умолкшую бабусю и растерянную Ирину.
– Да вот, решила рванье ее постирать, а она недовольна.
Игорь посмотрел на автоматическую стиральную машинку, в окне которой, в грязной пене, плюхалось выразительное тряпье, с уважением именуемое бабусей „эпикировкой“.
– Не вижу повода для истерики, – строго сказал молодой человек, – надень что-нибудь другое, у тебя много хлама всякого.
– Да как ты не понимаешь, я же специально все лето не стирала, в грядках возюкалась, чтобы погрязнее было, а она – одним махом, труд стольких дней!
– Это поправимо. В любую лужу кинь, да ногами потопчи. Вот и грязно будет.
– А еще сыщиком прозываешься, – укоризненно сказала бабуся, – грязь-то должна быть естественно приставшая. Кто же поверит агенту, который в неубедительной грязи шпионит? – уже начала остывать бабуся.
– Я же хотела, как лучше, – чуть не со слезами проговорила Ирина.
– Эх, ты, горемыка, – почти ласково сказала баба Дуся. – ну уж ладно, авось, не сорвешь мне операцию. А за заботу обо мне, старой, спасибо. Отродясь никто одежу за меня не стирал.
Когда они уже сидели в машине, Игорь спросил бабусю:
– Ты слово такое сказала интересное: лапсердак. Что это?
– Это примерно как инкогнито, – пояснила бабуся.
– То есть? – не понял Игорь.
– Одежа верхняя так называется, для кратости. – А при чем тут инкогнито? – никак не мог понять молодой человек.
– Ну ты сказал: раскрыть свое инкогнито. Я так поняла, что лапсердак расстегнуть. По звучанию это твое „инкогнито“ дюже на исподнее смахивает.
– Да нет, инкогнито – это не предмет туалета, это синоним к понятиям тайно, скрытно, не под своей личиной. Раскрывать инкогнито, значит снимать маску, выступать под своим именем. Понятно?
– Уж больно ты мудрено всегда выражаешься, – проворчала бабуся, не скрывая досады. – Так и говорил бы: тайно. А то инкогнито, про выступления, про маски чего-то… Порядочный человек черт те знает что подумать может.
* * *Поэта они нашли быстро. Тот не скрыл радости при виде бабуси, но насупился, когда понял, что она пришла не одна.
– Ты не бойся, сынок, – ободрила она, – это внучек мой. Дюже стихи твои послухать желает. А для вдохновения колбаски тебе принес. Дохтурской, для здоровья пользительной.
– Колбаска – это хорошо, – лаконично произнес Валера, косясь на внушительный сверток в руках Игоря.
Троица нашла тихое, неприметное место в соседнем сквере, и Игорь попытался сразу приступить к опросу свидетеля.
– Вы хорошо знали… ой, – от щипка бабули внук подпрыгнул.
– Он спрашивает, хорошо ли стихи свои помнишь? – прокомментировала бабуся.
– Да зачем мне его стихи? – прошипел Игорь.
– А симпатию завоевать? – шепотом отпарировала баба Дуся.
Игорь вздохнул. Он любил поэзию, часто вместе с Иришкой уединялись они в своей комнате, зажигали свечи и читали любимые стихи, наслаждаясь обществом друг друга и божественными строками. Но то были классические, проверенные временем и вкусом множества поколений стихи. А тут…
Мы дети народа, но волею бога
Заброшены в омут злодейской судьбой.
Наш жребий искуплен суровой свободой
И близится мщения час роковой, – не заставил себя долго упрашивать Валера.
Поэзия его, если то, что он предоставил на суд зрителей, можно было так назвать, была более, чем специфична. Условно ее можно охарактеризовать как море патетических слов и образов, никак не связанных между собой. Читал он как и положено поэту: отчаянно завывая и раскачиваясь из стороны в сторону. Игорь безнадежно пытался скрыть брезгливое выражение на своем лице, бабусе это удавалось лучше.
– Хорошо-то как! – потянулась бабуся, когда тот закончил. – Может, еще побалуешь старуху? – проигнорировала она умоляющий взгляд внука.
Пытка стихами продолжалась почти сорок минут. Голова у Игоря раскалывалась, тошнота подваливала к горлу.
– Чего-то внучек твой кривится, – заметил, наконец, Валера.
– Да зуб у него хворает, – нашлась бабуся.
– Зуб – это плохо, – согласился поэт, – вот у меня когда болел, я даже сочинять не мог. Хорошо, Ася Гордеевна сводила меня к доктору. Сам ни за что не решился бы.
– Да-да-да, – закручинилась бабуся, – это убиенная которая, – выразительно посмотрела она на внука.
Игорь понял, что, наконец, настал его час, и сразу собрался. Головная боль куда-то исчезла, сама голова стала легкой, а мысли четкими и ясными.
– Расскажите, что вы знаете об этой женщине? – спросил он как можно ласковее.
Валера недоверчиво зыркнул на него из-под густой, свалявшейся шевелюры и опустил глаза.
– Расскажи, – попросила бабуся, погладив Валеру по голове.
– Только тебе, – мгновенно откликнулся тот на ласку. – В подвале я ничего об этом не говорю, они все равно смеются. А ты добрая. И внучек твой ничего, воспитанный. Поэзию уважает.
Рассказ его немного отличался от того, что ожидал услышать Игорь. Ася Гордеевна не просто была влюблена в поэта и призывала его к сожительству. Она не просто обещала завещать ему квартиру при условии, что тот официально оформит отношения с ней. Самое неожиданное было в том, что она клялась, будто есть силы, которые полностью находятся в ее подчинении. Они могущественны и могут без проблем выпустить сборник его стихов, и не только у нас, но и за границей. А отсюда вытекали не только слава, но и богатство. Издание сборника стихов – это вам не шутки. Это – ключик к маленькому домику на сочинском побережье, солидной белой „Волге“, приличному питанию. Так, во всяком случае, обещала баба Ася.
Что это? Блеф старой, потерявшей физическую привлекательность женщины или ключик к разгадке преступления? Конкретно эти силы поэт так и не обозначил. Скорее всего, он и сам не знал, что имела в виду Ася Гордеевна. Сейчас он горько раскаивался в том, что не поддался на уговоры почитательницы своего таланта. Излишняя опека покойной уже не казалась такой уж назойливой, а дом, от которого он добровольно отказался, виделся как мечта о недосягаемом счастье.
– Не говорите ничего в подвале, – попросил он под конец разговора, бережно пряча остатки колбасы за рубашку, – им не нравятся мои стихи, они будут смеяться, если узнают, что тетя Ася собиралась их за границей напечатать.
* * *– Боже мой! – метался Игорь по кабинету, – столько версий, и одна – бредовее другой. Криминальный дуэт Модест amp; Сашенька, Отелло-Садиков, международный преступный синдикат почитателей бездомных поэтов… Верить ли Валере в том, что Ася Гордеевна обещала ему поддержку влиятельных сил? Продукт ли это его воспаленного воображения или реальность? А может, просто приманка, на которую планировала поймать его старуха с тяжелым характером?
