Елена Логунова - Конкурс киллеров
Я с искренним интересом разглядывала картинку на экране. В интерьере стандартного отечественного птичника с кормушками и поилками экзотические страусы смотрелись несколько неестественно. Вдобавок, усугубляя сходство с гигантскими игрушками, на шее у каждой птицы, как ценник, болтался квадратный картонный ярлычок с именем. «Буш» — прочитала я на табличке ближайшей к объективу камеры птички и хмыкнула: таких «ножек Буша» одной на десять порций хватило бы!
— Вот только мало их, — с сожалением заметила я.
— Всего было тридцать штук, но половина уже сдохла, — со знанием дела сообщил Вадик. — Страусоводы не знают, то ли корма им наши не подошли, то ли климат…
— Еще бы, босиком по снегу! — поддержала я.
Отпечаток незнамо чьего ласта на глинистом берегу пруда не давал мне покоя, так что в конце концов я не выдержала и прямо с работы позвонила Венечке Петрову.
Венечка — мой давний приятель и большой любитель всяческой живности. Начинал он как аквариумист, но декоративными рыбками не ограничился, постепенно обзаведясь довольно приличной коллекцией совершенно неаквариумных жаберных, включая пару двухметровых осетров, каких-то редких лягушек, ящериц и даже удавчика. Потом невесть откуда к этому бестолковому зверинцу приблудились хромой енот, мартышка и плешивый ослик, и, когда Венечкина двухкомнатная квартира стала походить на Ноев ковчег, он ее продал, купил земельный участок и начал строительство «Первого в России частного океанариума». Строительство обещало стать пожизненным, ибо, едва возведя первый этаж, Венечка под завязку набил его питомцами, для улучшения их жилищных условий надстроил второй этаж, заселил и его, затеял мансарду, присобачил к зданию разновеликие пристройки, соорудил крытые сарайчики, открытые загончики — и так без конца.
— Венька, привет! Как житье, бытье, зверье? — затарахтела я в трубку.
— Лена! Тебя мне сам бог послал! — неожиданно радостно отозвался Венечка. — Уж ты-то не откажешься мне помочь?
Я насторожилась. В прошлый раз, когда Венечка попросил помочь, мне пришлось объехать все зоомагазины города в поисках тридцати белых мышек, каждая из которых должна была весить от ста до ста двадцати граммов, не больше и не меньше. Не буду рассказывать, какими глазами смотрели на меня продавцы, когда я одну за другой возлагала мышей на весы, наотрез отказываясь покупать дистрофичных и ожиревших. В конце концов, помнится, мы взвесили три десятка микки-маусов гамузом, добившись нужного веса нетто. Венька перевешивать грызунов поштучно не стал, поверил мне на слово. А потом я узнала, что кондиционные мыши ему нужны были для того, чтобы составить идеальный рацион питания для молодой растущей анаконды! Плачущие белые мышки долго снились мне ночами…
— За мышами не пойду, даже не проси, — сразу предупредила я.
— Мыши не понадобятся, — заверил Венечка. — Вообще никаких кормов. Просто мне нужно на пару дней пристроить в хорошие руки Мурика.
— Ты же знаешь, у меня Тоха, — напомнила я. — Два кота в одной квартире вряд ли уживутся, разве что твой Мурик совсем маленький еще.
— Пятимесячный! — с жаром воскликнул Веня. — Совсем кроха, не линял еще!
— Не линяет — это хорошо, — заметила я. — Мне и одного линяющего Тохи хватает, ходит по дому, как целая отара мериносов… На пару дней, говоришь? Ладно, привози своего Мурика вечером, так и быть, на пару дней я стану ему родной матерью.
Венька растроганно всхлипнул.
— Не благодари, — отмахнулась я. — Лучше ответь мне на один вопрос: у нас в городе есть моржи?
— Мои теща с тестем, например, — ответил Веня.
Я озадаченно крякнула. Ну ничего себе! Никак Венька с ластоногими породнился?! Нет, я понимаю, любовь к животным и все такое, но не до такой же степени!
— Ты женился? Поздравляю, — осторожно сказала я. — А на ком?
— Ты ее не знаешь, она в Геленджике живет, в дельфинариуме работает, — как ни в чем не бывало ответил Венька.
— Выступает?
— Сейчас, в сезон, дважды в день, — вздохнул Венька. — Так что мы с ней и не видимся почти. Вот осень наступит, я ее сюда привезу на всю зиму, тогда и познакомитесь.
Ага, прошлой зимой у Веньки в специально оборудованном бассейне жил дельфин. А теперь, значит, моржиха поселится. Ну, ясное дело, не выгонять же на мороз родного человека, то есть родного моржа…
— У Наташки на зиму большие планы, — продолжал Венька. — Хочет в кино ходить, в театр и в гости, говорит, надоело гидрокостюм носить, хочется платье надеть…
Усилием воли отогнав видение дородной моржихи в вечернем платье с декольте, я облегченно вздохнула. Значит, Венькина жена — нормальная баба. А как же родственники-моржи?
— Слышь, Венька, ты про каких моржей говорил? Про людей, что ли? Которые зимой в прорубях плавают? — перебила я приятеля.
— Ну да. А ты про каких спрашивала?
— Тюлень ты! Я интересуюсь, есть ли у нас в Екатеринодаре какие-нибудь ластоногие на вольном выпасе? В смысле, в дикой природе?
— Спятила? Чай, не в Гренландии живем!
— Нету, значит? Жалко, — расстроилась я.
Венька задумчиво посопел и вдруг великодушно предложил:
— Ну, если хочешь, я тебе лично устрою котика.
— У меня уже есть котик, — напомнила я. — А считая твоего подкидыша Мурика, даже два!
— Морского котика!
— Нет, спасибо, мне и своего сухопутного хватает, — я уже думала о другом. — Спасибо, Венька, как-нибудь увидимся.
— Так я Мурика привезу? — выкрикнул Венька.
— Привози, привози, — я положила трубку и задумалась.
Так кто же это шлялся в ластах у пруда птицефабрики?
Ближе к вечеру по кабинету опять метался Дмитрий Палыч: на его взгляд, подготовленный к эфиру выпуск новостей был недостаточно интересен. Ну что это за новости: ни одной, даже самой завалящей сенсации?
Я была совершенно согласна с начальником, но помалкивала, злясь сама на себя: ну что мне стоило зайти в коровник, тьфу, в птичник, вместе с оператором? Такой материал для сюжета!
— Придется обойтись без страусов, — с сожалением сказала я Вадику. — Одними общими планами птичника и Института птицеводства. Для отдельного страусиного сюжета информации не хватает, а в сюжет про эйхорнию страусы, пожалуй, не ложатся. Оттянут одеяло на себя…
— Жалко, — погрустнел стажер. — У меня есть такой дивный крупняк одной птички — она прямо в объектив сунулась, думал, клюнет!
— Жалко, — согласилась я.
— Жалко, что не клюнула, — съязвил прислушивающийся к нашему разговору любопытный Слава. — Лобового столкновения с разогнавшимся страусом никакая оптика не выдержит, вот заплатили бы вы в складчину за разбитый объектив, и было бы вам тогда жалко! Только уже не пропавшего сюжета, а своих денег!
— А как они выглядят, эти деньги? — Вадик посмотрел на меня мечтательно затуманившимися глазами. — Нам в институте стипендию давали так редко и такую маленькую, что я уже и не помню, какие они, деньги! Нет, десятки помню, полтинники тоже, а вот сторублевую купюру воображаю уже с трудом, про пятисотки и говорить нечего. Вроде они красные, да? Или синие? Зеленые — это доллары, помню, хотя тоже давненько не видал…
— Я тоже, — эта моя реплика поставила точку в неделовом разговоре. — Давай-ка решать, что будем делать с сюжетом!
Мы посовещались и нашли выход из положения: обошлись и без страусов, одними эйхорниями и туманно-интригующей информацией о гибели Усова. Жаль только, показать усопшего не могли — вовсе не из этических соображений, а потому, что такого видеоматериала у нас, по мнению ментов, просто не было. Признаваться же в том, что мы с Вадиком слегка попартизанили и запасли копию, мне показалось крайне неразумным.
Я много раз убеждалась в том, что уважаемые силовики норовят путать понятия «свободная пресса» и «служебная собака»: по их мнению, обе в идеале должны быть оснащены коротким поводком, строгим ошейником и намордником! Вместо благодарности за труды тем же вечером я получила нагоняй — с доставкой на дом. Собственно, я не получила бы его, если бы не заехала к себе на квартиру, чтобы по велению Коляна проверить электронную почту.
Нервозные вопли телефона я услышала еще на лестнице. Как назло, ключ заело в замке, пришлось провозиться несколько минут, но телефон не отрубался, верещал, как подстреленный. Мельком удивившись тому, что кто-то проявляет такую настойчивость, с упорством идиота звоня по домашнему номеру, когда гораздо проще и вернее звякнуть мне на сотовый, я вломилась в прихожую и схватила трубку. Сумка съехала с моего плеча, ударила ремешком по локтю, я выронила телефонную трубку, и она со стуком упала на пол.
— Твою дивизию! — вполголоса выругалась я, в потемках шаря рукой по линолеуму.
Ворвавшись в дом, зажечь в прихожей свет я не успела, а входную дверь уже захлопнула.
Под руку попадались только крупногабаритные кроссовки Коляна. Не переставая тихо ругаться, я выпрямилась, нащупала на стене выключатель, зажгла свет, подняла трубку и не из хулиганства, а только по инерции произнесла в нее:
