Людмила Милевская - Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает
Теперь же, когда пес запаршивел — редко еда ему перепадала, все больше тычки, тумаки…
«Не начал бы он храпеть, — с опаской подумала Евдокия. — Обожрался и вот-вот заснет. Эх, и зачем я только с ними связалась: и с псом этим шелудивым, и с чокнутой Евой? Плохо вышло и там, и там. Того и гляди нарвусь на скандал! Ох нарвусь!»
В лад ее мыслям Лагутин спросил:
— Если я правильно понял, Боб сейчас у твоей подруги?
— Вроде, да.
Он удивился:
— Вроде? Ты что, не уверена?
— Я уверена! Да! Боб у Евы! — взвизгнула Евдокия.
— А почему ты злишься? — поразился Лагутин. — Часами по сотовому болтаешь, разоряешь меня, я молчу, а ты еще злишься? Даша, где справедливость?
Она сникла:
— Я устала, Леня, прости.
— Устала и поругалась с Бобом, — догадался он.
— И поругалась.
Лагутин усмехнулся:
— Оказывается, моя доброта тебе впрок не идет, оказывается, по телефону болтать не всегда полезно.
Едва успел он это промолвить, как сотовый вновь зазвонил.
— Кто же на этот раз? — нервно спросил Лагутин.
Евдокия вздохнула:
— Ирина-аа. Из Парижа. Что мне делать? — Она воззрилась на мужа. — Если ты против, я не отвечу.
Он отмахнулся:
— Делай как знаешь, мне все равно.
— Но потом не говори, что я тебя разоряю, — проворчала Евдокия, извлекая из кармана трубку.
Ирина подробно про всех распросила. Особенно Майя почему-то заинтересовала ее, точнее, очередная интрижка подруги.
Евдокия, чтобы не выглядеть дурой, не стала рассказывать про ужасы Евы — кто его знает как там оно: что правда, что неправда, пойди, разберись. Поэтому и она с охотой напирала на Майю, расписывая ее новый успех. Когда же дело дошло до «экстремальной страсти-корриды», Ирина ее удивила.
— Майка что же, к себе в дом привела полузнакомого мужика? — строго спросила она. — А на маньяка нарваться Майка уже не боится?
— Майка шутит: «Где он, этот маньяк! Дали бы мне его!» — рассмеялась в ответ Евдокия. — Помнишь тот анекдот, где за групповое изнасилование грузина судили? Судья интересуется: «Подсудимый Чавадзе, вы признаете свое участие в групповом изнасиловании?» Грузин: «Нэт!» Судья: «Группа изнасилованных, встаньте!» Вот так и наша Майка. Дай ей волю, она всех маньяков враз изнасилует. Ой! Я, кажется, увлеклась! — опомнилась Евдокия.
Испуганно покосившись на мужа, она прикусила язык, Лагутин же усмехнулся и покачал головой:
— Ну у вас, девочки, и разговоры. Ладно ты, но Ирина, сорокалетняя женщина.
— Ленечка, ты прости, но подслушивать тоже нехорошо.
— Подслушивать? Ты так громко кричала, что я начал переживать за свои перепонки.
— Больше кричать не буду, — Евдокия виновато пожала плечами и перешла на шепот, обращаясь уже к подруге:
— Ты не волнуйся, Майка ночует в гостинице.
После ее сообщения, Ирина окончательно разволновалась.
— Что-о? В гостинице? В какой? — запричитала она.
— Не знаю, в каком-то отеле. А ты на сотовый ей позвони, — посоветовала Евдокия.
— Именно так я и сделаю! — сердито пообещала Ирина. — И, уж поверь, сладко ей точно не станет! Нет, ну надо же! Бесшабашность какая!
И, продолжая ругаться, она повесила трубку, чтобы наверняка тут же набрать номер Майки.
«Вот кто получит сейчас разгон, — мысленно позлорадствовала Евдокия. — Вот пускай Майка Ирке теперь и расскажет какая у них там „коррида“. Степенную Ирку такими страстями никак не проймешь».
Глава 8
— О! Это то, что нам нужно! — радостно сообщил Лагутин, жадно поедая глазами убегающую вдаль ленту дороги. — Кажется, придорожный рынок. Даша, ты видишь?
— Где?
— Там, впереди показался.
— Ты хочешь остановиться? — встревожилась Евдокия.
— А почему бы и нет? Даша, ты же любишь дорожные рынки. Это здорово! Купим меду, фруктов, орешков, — начал было уговаривать Лагутин жену, но спохватился: — Ах да, я забыл, ты теперь на диете…
— Именно, — уныло подтвердила она.
— Но ничего, — вновь приободрился Лагутин, — купим в дорогу воды. Про воду-то мы забыли.
— Ну почему, я бутылку взяла…
Он отмахнулся:
— Что такое одна бутылка.
— Хорошо, давай остановимся, — вынужденно согласилась Евдокия и в который раз тревожно оглянулась на пса: «Как там, бродяга?».
Бродяга приоткрыл один глаз. Ошеломленный ее щедростью и гостеприимством, пес в счастье свое плохо верил и старался не подкачать, отзывчиво понимая озабоченность своей покровительницы: она нервничает и явно побаивается мужчину, сидящего за рулем.
Пес догадывался, что этот мужчина не подозревает о нем.
Более того, пес предполагал, что мужчина ему и не обрадуется.
Незаметным кошмарным комком пес лежал в прохладе автомобиля, среди чистейших велюров, среди верблюжьих подушек, среди запахов изобилия…
Он прекрасно знал как пахнут туристы и ценил свой успех. Куда везут его, было ему все равно. Его хозяином мог стать любой, кто не поскупится на ужин. Евдокия не поскупилась, и теперь пес готов был умереть за нее. Разумеется, не сейчас. Потом, позже, когда переварится рыбка и барашек под мятным соусом. Теперь же пес засыпал — сладкая томная дрема окутывала его.
«Только этого мне не хватало, точно сейчас захрапит, — встревожилась Евдокия. — Или Леня заметит бродягу, когда будет садиться в машину».
— Хорошо, остановимся, — вздыхая, сказала она, — но, Ленечка, я тебя умоляю, давай вплотную к прилавкам подкатим и не надо, не надо, пожалуйста, выходить. Из машины по-быстрому скупимся и дальше поедем.
Леонид Павлович удивился:
— Почему?
— Ночь на носу. Если ты выйдешь, выйду и я, не утерплю, а уж как меня вытащить с рынка ты, милый, знаешь.
— Знаю, — мгновенно согласился Лагутин. — Хорошо, скупимся, не бросая руля.
Автомобиль, шурша колесами, медленно подкатился к прилавку.
— Здравствуйте, люди добрые! Чем можете нас побаловать? — жизнерадостно поинтересовался Лагутин.
Он любил иногда побалагурить на рынке. Спеша на его призыв, «люди добрые» устремились к машине: кто с орехами, кто с овощами, кто с горячими блюдами.
«Вот орешки! Ядреные! — А вот помидорчики, только что с грядки! — А вот пицца, с мясом и сыром, пахучая да вкуснючая! — А вот картошечка в маслице! С лучком и укропцем!» — перебивая друг друга, кричали они.
Увидев румяную пиццу, картошечку да укроп, Евдокия сглотнула слюну и подумала: «Боже, какая же я голодная!»
А Лагутин в ответ замахал руками:
— Спасибо-спасибо, я сыт!
— Сыты вы — купите жене! — бойко последовало в ответ.
Евдокия воспряла и оживилась, но муж отклонил и это аппетитное предложение:
— Нет-нет, жена моя на диете. Она не ест ничего, кроме меня, — повторил он уже имевшую успех шутку и добавил: — Но зато меня уж ест поедом.
Продавцы рассмеялись и вопросили:
— Так чего ж вам тогда, господин?
Лагутин локонично ответил:
— Воды.
Нашлась и вода — пару бутылок в бардачок загрузили и продолжили путешествие.
«Мама моя дорогая, есть-то как хочется!» — подумала Евдокия, провожая пиццу прощальным, полным трагизма взглядом.
Аромат сыра и лука распространялся такой, что даже пес взволновался. Однако, не слишком — носом повел и опять задремал.
«Конечно, — вдруг обиделась на него Евдокия, — слопал рыбку мою, барашка, попробуй теперь пиццей его удиви, а я рада была бы и пицце. Даже корочке хлеба была бы рада, да какой там…»
Впрочем, тут же она и порадовалась: «Слава те, господи, что не разоблачили меня и тебя, бродяга. Леня, бедный, сойдет с ума, если увидит, кто с нами едет».
Но радость Евдокии была преждевременна, как выяснилось чуть позже.
Леонид Павлович вдруг спросил:
— Почему ты все время оглядываешься?
Евдокия подпрыгнула, фальшиво икнула и зарделась:
— Я оглядываюсь? Тебе показалось.
— Ну да, по-твоему я дурак и слепой, — проворчал Лагутин и сам оглянулся, но пса не заметил. — И что она там нашла? — поинтересовался он незнамо у кого. — Все оглядывается и оглядывается. Вертлявая ты девчонка, вот-вот себе шею свернешь.
— Да нет же, нет, это не так, — стояла на своем Евдокия. — Может однажды назад поглядела, а ты уже сразу рад и придраться.
Леонид Павлович опять оглянулся.
— Вот, сам и оглядываешься, — надувая губы, констатировала она.
— Да, я смотрю хорошо ли ты повесила мой новый костюм.
Евдокия насторожилась:
— А в чем дело?
— Утром он мне пригодится. Я в нем на работу пойду. Важная встреча на завтра у меня запланирована; не хотелось бы, чтобы помялся мой новый костюм.
Она удивилась:
— Да у тебя же костюмов тьма! Именно этот понадобился?
— Да, именно этот. Уж мне виднее.
— Тогда и не говори, что капризная я.
— Зачем? Об этом и так все знают. Из-за чего, по-твоему, мы так припозднились? Да-аа. Придется нам ехать ночью, — сердито пробурчал Леонид Павлович, бросая озабоченный взгляд на «брегет» — наследство от деда.