Кэрол Дуглас - Красный замок
У окна кольцами лежала сплетенная мною веревка, словно гигантская змея, поднявшая голову для броска, – головой служил узел, привязанный к стойке окна.
Я выглянула наружу. В ночи светила полная луна; свет и тени чередовались на горах и лугах, делая приятными взгляду эти суровые и негостеприимные места.
На фоне луны мелькали летучие мыши, словно мотыльки, привлеченные настольной лампой.
Ночь была тиха, как спящее дитя, – пока я не услышала, как кто-то скребется в дверь.
Мыши? Кошки? Ни тех, ни других я здесь еще не видела. Только в человеческом обличье.
Я подошла к двери, но побоялась открыть ее.
Снова тот же звук.
– Кто там?
– Нелл?
– Квентин?
– Можно войти?
– Да, но… Я так привыкла, что дверь заперта снаружи.
– Нет ничего проще, – ответил он, и я услышала, как открывается засов. – Прости, Нелл, – сказал Квентин, входя. – Пришлось многое улаживать.
– Ты генерал армии Ирен, – улыбнулась я, гордясь ими обоими. – Ни разу прежде не видела, чтобы она так охотно уступила главную роль другому. А ты слышал, как она пела?
– Кто же не слышал? Потрясающе… Я знал, что твоя подруга была певицей, но не предполагал, что она настоящая Сирена. Отныне, если мне случится пожалеть об упущенных мною возможностях, я непременно вспомню о том, что имела и потеряла Ирен, и собственные невзгоды покажутся мне пустяком.
– Ты правда хочешь вернуться в Лондон, в отчий дом на Гросвенор-сквер?
– А тебе правда по-прежнему хочется жить в Шропшире? – Квентин лукаво прищурился.
– Иногда.
– Какая ты искренняя, Нелл. Мы все лицемеры рядом с тобой.
– Ни в коем случае! У меня нет желания никого выставлять в дурном свете.
– Ничего не поделаешь, иногда это даже на пользу.
Я пожала плечами.
Он взглянул в сторону окна:
– Это и есть знаменитая веревка?
– Как, и ты о ней тоже слышал?
– И про то, что ты спустилась по ней вдоль стены замка вместе с Годфри и Брэмом Стокером, – кивнул он.
– Между ними, – пришлось поправить мне во имя истины. – Если бы я упала, они бы меня поймали.
– Но ведь сами они держались на твоей веревке. – Квентин отступил на шаг, чтобы посмотреть на меня повнимательнее.
Я заволновалась и даже немного разозлилась. Похоже, он решил, что недооценивал меня, но ведь тогда получается, что он совсем меня не знает. И если так оно и есть, боюсь, это разобьет мне сердце. И все же… Со времени нашей последней встречи я провела неделю в ящике и болталась над пропастью на веревке, так что теперь сердце у меня не столь хрупкое, как прежде. О чем можно только пожалеть.
– А это что такое? – спросил Квентин.
– Где?
Он улыбнулся, и зубы его блеснули жемчужинами в лунном свете.
– Вот здесь… – Он коснулся моих косиц, закрученных вокруг головы.
– Ах это? Здесь я почерпнула идею для веревки. Волосы у меня совсем спутались после недельного путешествия через всю Европу в ящике…
– Нелл… – пробормотал он.
Но я еще не закончила рассказ:
– Годфри удалось уговорить цыганок приготовить мне ванну. Цыганок! Представляешь? Он заговорит кого угодно, даже святого Петра у врат в Царство Небесное. Так или иначе, я приняла ванну, но у меня не было даже простейших принадлежностей, чтобы привести волосы в порядок, поэтому я стала их заплетать, и мне пришла в голову мысль о веревке, когда Годфри задумал слезть по стене замка, что без веревки было просто немыслимо.
– Немыслимо, – повторил Стенхоуп, продолжая гладить мои косы.
– Я собиралась их сегодня распустить, но они так свалялись, что, кажется, проще отрезать.
– Можно мне?
– Отрезать мне волосы?
– Распустить косы.
Я подумала, что лучше не надо бы. Ну правда: посторонний мужчина, к тому же с более высоким положением в обществе. Это ведь как расшнуровать корсет, разве нет? Хотя на мне не было корсета. Я даже корсажа лишилась, когда мистеру Холмсу понадобилось связать Джеймса Келли, но уж об этом-то я не собираюсь докладывать Квентину! Хотя однажды он весьма ловко справился со шнуровкой, когда я упала без чувств из-за его неожиданного появления в купе поезда, где я совершенно не ожидала его встретить.
Совсем как сейчас. И здесь.
В лунном свете. У окна замка.
На голове у меня была целая дюжина кос, и я почувствовала, как пальцы Квентина начали расплетать первую.
Что-то успокаивающее, отеческое было в его неторопливых действиях. Я и сама не раз точно так же причесывала воспитанниц в свою недолгую бытность гувернанткой. Милые мои подопечные. Где они сейчас, мои временные детки? С племянницей Стенхоупа Аллегрой судьба вновь ненадолго свела нас. А что до остальных…
Он принялся за следующую косу.
– Что нам теперь делать? – спросила я.
– Здесь? Сейчас?
– Со всеми этими людьми. – Я вдруг вскочила: – А что сталось с Джеймсом Келли? Не помню, чтобы я его видела, после того как мы связали Татьяну и полковника Морана.
– Джеймс Келли?
– Джек-потрошитель. Правда, Шерлок Холмс говорит, что это не он. Куда же он подевался?
– Холмс или Келли?
– Келли. Мне все равно, где находится Шерлок Холмс.
– Рад это слышать.
– Ой, больно!
– Прошу прощения. Если бы ты сидела смирно и не дергалась… Через некоторое время у нас назначена встреча внизу, чтобы решить все насущные проблемы. Но не прямо сейчас.
Я прислонилась к стене и позволила Квентину продолжить его приятный труд.
В голове у меня, как в улье, роились вопросы, но я прикусила язык и не давала им вылетать наружу. Квентин прав. Впервые за три недели можно ни о чем не беспокоиться.
Кроме него.
Он повернул меня спиной к себе и принялся расплетать волосы на затылке.
– Удивительно, что темнота тебе не мешает, – наконец сказала я.
– Шпионы быстро привыкают работать в темноте. Она даже успокаивает.
– Я тоже плела веревку почти без света, в основном на ощупь. У меня, правда, была лучина.
– Ты сплутовала, – заявил он, игриво дернув меня за косичку. Прежде меня никто так не дразнил.
Вот и настала очередь последней косы. Я чувствовала, как она распускается, прядь за прядью, и мне казалось, что каждый виток пружины, в которую я превратилась за последние недели, тоже разглаживается вместе с волной волос.
Затем Квентин снова повернул меня к себе лицом и пальцами, как гребнем, стал прочесывать мою отныне свободную шевелюру, любуясь проделанной работой.
Я едва была в силах дышать, но не могу сказать, чтобы ощущения были неприятные, скорее наоборот.
Пальцы его соскользнули мне на затылок, а потом Квентин притянул мое лицо к своему – или приблизил свое ко мне, тут как посмотреть. Я будто снова повисла на веревке над пропастью: отчаянно страшно, отчаянно весело и отчаянно неловко.
И тогда он поцеловал меня, как однажды в далеком прошлом, у окна, – легкий нежный поцелуй, словно прикосновение крылышек мотылька. Но теперь все было по-другому. Однако, прежде чем я успела понять, в чем разница, передо мной возник Медведь, будто вызванный из ада демон, и вцепился мне в волосы, пригибая мою голову к горлышку богомерзкой бутыли… а потом ко мне ринулся и Джеймс Келли; морской пейзаж панорамы позади него вращался юлой; безумец тянул щупальца к моей блузе, прямо как Медведь… меня запирали в темноте и отправляли блуждать сквозь время в ящике вампира к потайному люку на сцене, откуда по сигналу выскакивал монстр… тесный гроб, тюрьма, и вот я вся грязная, истерзанная, одинокая, ничего не понимаю… ни где была, ни что со мной случилось в Лондоне, Париже, Праге, Трансильвании…
Я стремительно падала в пугающую пустоту, а руки Квентина тем временем скользили по моим плечам, обнаженным плечам, с которых цыганская блуза сползала утренним туманом… и тут я затряслась всем телом, будто пытаясь стряхнуть с себя прошлое…
Я понимала, что так нельзя, но не могла остановиться: мне надо было спасти свою душу.
– Господи, Нелл, прости! – Квентин шагнул назад, в ужасе подняв руки.
Ну что я могла сказать? Как объяснить ему, что добро и зло так похожи и что сейчас я не в силах вынести ни того, ни другого?
– Прости, Нелл. – Он потянулся было ко мне, но заставил себя отступить. – Я не подумал…
Я не могла произнести ни слова. Меня так трясло, что я вообще не могла говорить, не могла объяснять, ничего не могла – пленница невидимого ящика, о стенки которого я тщетно билась.
– Не могу видеть твои страдания, – прошептал Квентин. – Но, похоже, сейчас тебе лучше остаться одной.
И он ушел, а я опустилась на пол рядом с витками каната и принялась лить слезы на грубые и почему-то утешительные узлы, пока они не промокли насквозь.
Через полчаса деликатный стук в межкомнатную дверь поднял меня из болота сожалений. Это, конечно, была Ирен, которую предупредил Квентин. Я одновременно злилась и втайне радовалась неизбежности появления подруги.