Энн Перри - Брат мой Каин
– Нет. Я нахожу их всего лишь печальными, – спокойно ответил Эбенезер. – И если мы останемся до конца честными, с ними мог бы согласиться каждый из нас. Иногда усталость пересиливает все остальные чувства.
Энид улыбнулась, и в глазах у нее впервые за все это время появился блеск.
– Вы очень добры, мистер Гуд, – сказала она. – Наверное, не напрасно вы носите такую фамилию[8].
Адвокат впервые за много лет ощутил, как его лицо заливает краска, почувствовав в то же время какое-то необычное удовольствие и осознав, насколько он одинок.
* * *Оливер Рэтбоун находился в зале суда, когда его члены собрались на новое заседание. Предназначавшиеся для публики места теперь оказались почти пустыми. Газетные заголовки громогласно возвестили о том, что Кейлеб Стоун попытался совершить новое убийство, на этот раз покусившись на жизнь человека, заменившего ему отца и ставшего его благодетелем. Однако высшая справедливость в конце концов восторжествовала – он сам из убийцы превратился жертву. Истории пришел конец.
Поискав взглядом Эбенезера Гуда и убедившись в его отсутствии, судья обернулся к Рэтбоуну, удивленно приподняв брови.
– Ему больше некого защищать, – ответил Оливер, пожав плечами. Он не знал, где находился Гуд, и его отсутствие вызвало у него легкое разочарование, поскольку обвинитель рассчитывал на поддержку адвоката.
– Действительно, – сухо заметил судья. – Ваше объяснение не совсем меня удовлетворяет, но, я полагаю, нам придется им довольствоваться. – Обернувшись к присяжным, он в официальных выражениях сообщил им то, что они уже знали. Кейлеб Стоун мертв, и продолжение суда над ним стало невозможным ввиду того, что он неспособен давать показания или оправдываться. Поэтому у присяжных не будет оснований для вынесения вердикта. Объявив о прекращении разбирательства в связи с невозможностью соблюдения процессуальных норм, судья поблагодарил присяжных и отпустил их.
Вскоре после этого Оливер навестил председателя суда в его кабинете с обшитыми дубовыми панелями стенами, освещенными лучами яркого мартовского солнца, пробивавшимися сквозь стекла высоких окон.
– В чем дело? – спросил судья, не скрывая удивления. – Это дело больше не представляет интереса для вас, Рэтбоун. Что бы мы о нем ни думали, нам больше не удастся преследовать Кейлеба Стоуна. Он нашел прибежище там, откуда нам уже ни за что его не вернуть.
– Я понимаю, ваша честь. – Стоя напротив судейского стола, Оливер сверху вниз смотрел на сидящего в кожаном кресле худощавого человека с глубокими морщинами под глазами. – Я лишь желаю убедиться в том, что избранный им исход был либо несчастным случаем, либо заранее продуманным им самим шагом.
– Я вас не понимаю. – Судья сразу нахмурился. – Рэйвенсбрук утверждает, что это несчастный случай, но даже если это самоубийство, неужели вы в самом деле задались целью найти необходимые тому подтверждения? – Он чуть поджал губы. – Зачем вам это нужно? Вы желаете, чтобы его похоронили в неосвященном месте? Я не подозревал, что вы настолько мстительны. Это не имеет никакого отношения к заботе о вдове или к тому, чтобы она получила возможность впоследствии вновь выйти замуж, если вам так хочется.
– Я не верю, что он покончил с собой, – ответил Рэтбоун.
– Тогда вы думаете, что это было убийство? – Взлохмаченные брови судьи удивленно приподнялись. – Вам что, не говорили, как все случилось? Лорд Рэйвенсбрук вошел в камеру, чтобы увидеться…
– Я знаю, что он сказал, – перебил его обвинитель. – Я пришел туда спустя всего несколько минут после случившегося. Я видел Рэйвенсбрука и видел труп. И у меня есть подозрения, что Рэйвенсбрук мог убить его.
– Лорд Рэйвенсбрук? – Слова прокурора настолько потрясли председателя суда, что он просто не поверил собственным ушам. – Вы понимаете, что сейчас говорите, Рэтбоун? С какой стати лорд Рэйвенсбрук станет кого-то убивать, тем более своего приемного сына, каким бы отвратительным типом тот ни казался? Да еще до того, как началась его защита в суде, в результате чего дело вполне могли свести к несчастному случаю.
– Именно это я как раз и намерен выяснить, – сквозь зубы проговорил Оливер. – Вместе со мной расследованием занимается детектив Монк.
– У вас, наверное, помутился рассудок, – со вздохом заявил судья, откинувшись на спинку кресла, словно прикосновение мягкой кожаной обивки к его костлявой спине доставляло ему удовольствие. – Ваше предположение совершенно необоснованно. – Глаза его сузились. – Если только вы не скрываете от суда что-либо чрезвычайно важное. В таком случае вы подвергаете себя весьма серьезному риску.
– Я ничего не скрываю! – горячо возразил Рэтбоун. – Мне известно не больше того, что удалось выяснить; но я полагаю, здесь существует какая-то тайна. Я хочу, чтобы коронер начал дознание, а потом приостановил его до тех пор, пока мы не соберем достаточно улик, чтобы доказать наши подозрения.
– И вы надеетесь, что я потребую это от него? – Выцветшие голубые глаза судьи расширились от невыразимого удивления. – Извините, но даже если я соглашусь это сделать, не располагая подтверждающими вашу точку зрения уликами, коронер примет меня за сумасшедшего – так же, как я считаю сейчас сумасшедшим вас. Я могу предоставить в ваше распоряжение не более трех дней.
– Этого недостаточно.
– Вполне вероятно. А теперь, если у вас больше не имеется ко мне вопросов, позвольте мне подготовиться к рассмотрению следующего дела. Желаю вам всего доброго.
* * *Эстер в тот день тоже проснулась рано и, наняв кеб, отправилась к Женевьеве домой. Она надеялась застать миссис Стоунфилд там, поскольку ей самой уже не требовалось ухаживать за Энид, а значит, и в присутствии ее помощницы в Олд-Бейли теперь тоже не было необходимости. Уйти еще куда-нибудь Женевьева тоже скорее всего не могла: при столь трагических обстоятельствах, в которых она сейчас оказалась, ей было не до того, чтобы принимать кого-нибудь у себя или наносить визиты, а что касается дел, связанных с гибелью Энгуса, то ей пришлось отложить их до завершения законной процедуры признания его умершим.
Мисс Лэттерли не обманулась в собственных ожиданиях. Миссис Стоунфилд, несмотря на бледное лицо и изможденный вид, держалась с видимым спокойствием.
– Как вы себя чувствуете? – спросила гостья, когда хозяйка проводила ее на кухню – единственное отапливаемое помещение в доме, – оказавшуюся довольно просторной и наполненной приятными запахами свежеиспеченного хлеба и чистого белья, сушившегося на длинных рейках, подвешанных поперек потолка, которые поднимались и опускались с помощью веревки, пропущенной через прикрепленный к стене блок. Больше в кухне никого не было. Кухарку, очевидно, пришлось рассчитать, соблюдая все более жесткую экономию, горничная теперь открывала посетителям дверь, а тяжелую работу, возможно, помогала выполнять какая-нибудь женщина, приходящая один или два раза в неделю. Няню наверняка уволят самой последней, а что касается камердинера, то его услуги обходились столь дорого, что с ним, скорее всего, распрощались без всяких раздумий.
Лицо Женевьевы озарилось мимолетной улыбкой, показавшейся Эстер совершенно непритворной.
– Мы как-нибудь обойдемся. Теперь, когда Энгуса признали умершим, мы найдем человека на место управляющего, чтобы его дело вновь заработало. Я полагаю, некоторое время нам будет довольно тяжело, но потом все образуется. – Она устремила в сторону медсестры искренний взгляд. – Мне, несомненно, приходилось испытывать еще больший голод и сильнее страдать от холода. Детям будет не так просто это понять, но я постараюсь им все объяснить как можно лучше.
– Вы собираетесь назначить управляющим мистера Нивена? – Этот вопрос не имел абсолютно никакого отношения к цели визита мисс Лэттерли, но она задала его, потому что надеялась, что ее собеседница поступит именно так.
Женевьева едва заметно покраснела, однако в ее ответе не чувствовалось даже намека на неловкость. Без лишних извинений и ссылок на необходимость она подошла к стоящему на столе тазу и принялась чистить картошку. Картофелины были старыми, с черными пятнами и множеством проросших глазков. На скамейке лежало также несколько морковок и репок.
– Да, я знакома с ним очень давно, и он кажется мне исключительно порядочным человеком, – откровенно ответила миссис Стоунфилд. – Энгус, наверное, одобрил бы мой выбор.
– Я очень рада. – Эстер попыталась улыбнуться, стараясь смягчить впечатление от слов, которые она собиралась произнести, хотя Женевьева теперь сидела к ней спиной, устроившись за чисто выскобленным деревянным столом.
В этот момент хозяйка дома стремительно обернулась, не выпуская из рук ножа.
– Что у вас? – спросила она с подозрением в голосе. – Что еще могло случиться?
