Энн Перри - Брат мой Каин
Гостю пришлось почти три четверти часа ждать в тихой комнате с богатой отделкой, тяжелыми портьерами и множеством книжных полок, но когда дверь в конце концов распахнулась и на пороге появилась сама Энид Рэйвенсбрук, Гуда тут же охватило чувство вины. Хозяйка дома всем своим видом выражала отчаянный испуг. Лавандового цвета платье буквально свисало с ее фигуры, несмотря на то что служанка постаралась собрать его в складки, где только могла, чтобы не перекраивать наряд заново. Волосы Энид потеряли блеск, и даже с помощью самой искусной прически не удавалось скрыть, насколько они поредели за время болезни. Ее кожа казалась абсолютно бесцветной, однако глаза по-прежнему светились умной проницательностью, а очертания скул и выдающиеся вперед нос и подбородок свидетельствовали о скрытой силе характера. Она смотрела на адвоката с непреклонным мужеством.
– Доброе утро, мистер Гуд. Лакей передал, что вы желаете переговорить со мной. – Закрыв за собой дверь, дама прошла в комнату очень медленными шагами, словно опасаясь потерять равновесие.
Эбенезер уже двинулся было навстречу, собираясь ей помочь, но тут же понял, что ему не следует этого делать. Ему нестерпимо хотелось поддержать эту ослабевшую после болезни женщину, словно это могло придать ей силы, однако такой жест вполне можно было расценить как проявление бесцеремонности. Чтобы убедиться в этом, адвокату не требовалось даже заглядывать ей в глаза.
Добравшись до ближайшего стула, Энид опустилась на него, и на лице у нее, наконец, появилась улыбка.
– Благодарю вас, мистер Гуд. Я вам очень признательна, – сказала она. – Не выношу, когда ко мне начинают относиться как к инвалиду. Скажите, о чем вы собираетесь со мной говорить? Я полагаю, речь пойдет о бедном Кейлебе. Я знала его совсем мало, и все же я очень сожалею о том, что ему пришлось вот так умереть. Впрочем, кто знает, может, это даже и к лучшему.
– Но вы знаете Энгуса, – поспешно заметил ее гость. – Пользуясь столь глубоким уважением лорда Рэйвенсбрука, а также испытывая к нему благодарность и теплые чувства, он, наверное, часто бывал здесь.
Адвокат произнес эти слова таким тоном, словно не сомневался в собственной правоте, но тем не менее на лице Энид появилось выражение неуверенности и несогласия с ним.
– Нет. – Она слегка покачала головой. – Он, конечно, бывал у нас, но не слишком часто, и редко задерживался надолго. Я не совсем уверена, но, возможно, это связано с тем, что Женевьева чувствовала себя здесь… не совсем удобно. Очевидно, мой муж внушал ей что-то вроде благоговейного страха. Он может произвести… – Дама снова замялась, и Гуд с неожиданной остротой понял, что дело вовсе не в том, что ей трудно найти нужные слова, и даже не в ее сомнениях насчет того, стоит ли ей вообще высказывать эту мысль, а именно в самой мысли, которую она, очевидно, долгое время старалась избегать, потому что та вызывала у нее боль. Эбенезер с немалым удивлением осознал, сколь глубокое страдание вызывает это у него самого.
Он почувствовал себя неуверенно. Возможно, ему не следовало продолжать выяснять интересующие его обстоятельства столь дорогой ценой. Надо было предоставить это коронеру, прикрывшись вежливыми отговорками.
Однако он испытывал сомнения совсем недолго. Подобное проявление малодушия показалось юристу неприемлемым для него самого, да и леди Рэйвенсбрук тоже не заслуживала этого.
Гуд любезно улыбнулся.
– Прошу вас, мадам, говорите правду, какой она вам представляется; говорите о том, что вам довелось видеть собственными глазами, – попросил он. – Сейчас не время для лжи, пусть даже сказанной с благородной или внешне благопристойной целью.
– Вы так считаете? – Энид сразу нахмурилась. – Теперь и Энгус, и Кейлеб мертвы, и их взаимная ненависть тоже, и неважно, в силу каких обстоятельств она возникла. Теперь все это принадлежит прошлому… все кончено.
– Если бы это было так. – Эти слова адвокат произнес совершенно искренне. – Но по факту гибели Кейлеба будет проводиться официальное дознание. Нам необходимо выяснить, что заставило его столь неожиданно совершить этот жестокий и бессмысленный поступок.
– Так ли это необходимо? – Лицо хозяйки дома оставалось спокойным – она уже явно успела решить все для себя самой. – Какое значение это имеет теперь, мистер Гуд? Кейлеб, похоже, никогда не жил спокойной жизнью. Неужели его нельзя просто похоронить и оставить в покое, где бы ни находилась сейчас его душа? А заодно и нас самих тоже больше не тревожить? С тех пор как мой муж взял братьев к себе в дом, они не приносили ему ничего, кроме горя.
– И даже Энгус? – удивился Эбенезер.
– Нет. Сказав так, я поступила несправедливо. Энгус доставлял ему огромную радость. Он олицетворял все то, о чем муж только мог мечтать.
– Но?.. – мягко и вместе с тем настойчиво спросил Гуд.
– Так было на самом деле!
– Судя по вашему голосу, вас преследует какое-то сомнение, вы в чем-то не совсем уверены, – продолжал стоять на своем адвокат. – Что вас беспокоит? Скажите, леди Рэйвенсбрук, по какой причине Кейлеб столь нестерпимо возненавидел Энгуса? Ведь раньше они были очень дружны. Что заставило их стать столь ярыми врагами?
– Я не знаю!
– Но, возможно, догадываетесь? Вы наверняка задумывались над этим, размышляли… Хотя бы из-за того, что вашему мужу приходилось страдать по этой причине.
– Конечно, я думала об этом. Я провела много часов без сна, стараясь найти способ заставить их помириться. Я долго ломала голову и часто спрашивала мужа, пока не убедилась в том, что ему известно немногим больше, чем мне, и что даже разговор об этом вызывает у него боль. Они с Энгусом не чувствовали…
– Не чувствовали чего?
Леди Рэйвенсбрук говорила с большой неохотой. Собеседнику приходилось буквально вытягивать из нее слова, и он прекрасно это понимал.
– Они не чувствовали себя непринужденно, оставаясь вместе, – объяснила Энид, – словно рядом постоянно находилась тень Кейлеба, словно их разделяло какое-то темное пространство, рана, о которой оба они не могли навсегда забыть.
– Но вам нравился Энгус?
– Да. Да, я любила его. – Теперь тень с лица женщины исчезла, и она явно заговорила от чистого сердца. – Он был поразительно добр. Такой человек вызывает восхищение во всех отношениях. И он в то же время оставался настолько скромным, что никогда не выставлял себя напоказ и не казался напыщенным. Да, я очень любила Энгуса. Я не припоминаю, чтобы он когда-нибудь выходил из себя или проявлял жестокость. – Лицо Энид сделалось неподдельно грустным, однако сейчас она просто горевала о понесенной утрате, не испытывая при этом сомнений и не страдая от недомолвок.
Собственная настойчивость вызывала у Гуда отвращение, но в то же время его разум захватило какое-то ноющее нетерпение, напоминающее зубную боль, тупую и непрекращающуюся, но иногда становящуюся столь острой, что от нее перехватывает дыхание.
– Не припоминаете? – переспросил он с некоторым удивлением.
– Нет, – ответила леди Рэйвенсбрук таким тоном, словно собственные чувства оказались для нее полной неожиданностью. – Такого никогда не случалось. Я абсолютно не удивляюсь тому, что муж так его любил. Энгус обладал всеми качествами, которые мой супруг мог только пожелать увидеть у родного сына, если бы он у него был.
– Он, должно быть, ненавидел Кейлеба за то, что тот убил Энгуса, – тихо проговорил Эбенезер. – Его вполне могли бы понять, если бы он никогда не простил ему этого проявления вероломства, особенно с учетом того, что Энгус по-прежнему сохранял верность брату.
Энид отвернулась, и голос ее зазвучал еще тише:
– Да. Я не вправе его упрекать. И все же он, похоже, не испытывал к нему такого гнева, как я. Он как будто…
Адвокат замер в ожидании, подавшись вперед. Воцарившаяся в комнате тишина, казалось, колола ему уши.
Собеседница очень медленно обернулась к нему снова.
– Я не знаю, каких слов вы от меня ждете, мистер Гуд… – начала было она.
– Я жду правды, мадам, – прервал ее юрист. – Это единственное, что останется достаточно чистым, что окажется в конце концов превыше любых страданий.
– Мне она неизвестна!
– Он как будто… что? – напомнил женщине Гуд.
– Как будто знал, что это должно однажды случиться. Это стало для него чем-то вроде удара, которого он давно ждал – и который положил конец долгому напряжению, принес ему едва ли не успокоение. Вы не находите мои слова ужасными?
– Нет. Я нахожу их всего лишь печальными, – спокойно ответил Эбенезер. – И если мы останемся до конца честными, с ними мог бы согласиться каждый из нас. Иногда усталость пересиливает все остальные чувства.
Энид улыбнулась, и в глазах у нее впервые за все это время появился блеск.
– Вы очень добры, мистер Гуд, – сказала она. – Наверное, не напрасно вы носите такую фамилию[8].
Адвокат впервые за много лет ощутил, как его лицо заливает краска, почувствовав в то же время какое-то необычное удовольствие и осознав, насколько он одинок.
