Кэрол Дуглас - Красный замок
– Если наше отсутствие обнаружится, – произнес Годфри, – они подумают, что мы слезли прямо вниз, чтобы убежать из замка.
– А можно было так сделать?
Брэм покачал головой:
– Веревка слишком короткая. Если бы мы спрыгнули, наверняка разбились бы. Пусть они думают, что наши тела лежат внизу на скалах, – добавил он с энтузиазмом сочинителя мрачных историй. – Это даст нам выигрыш во времени, чтобы исследовать нижние уровни, которые, как полагает Годфри, могут привести к выходу.
Я не стала говорить им, что мне хватило нижних уровней в катакомбах Парижа.
В рукавах у меня были спрятаны свечи от брошенного Медведем канделябра, и я кое-как выудила три штуки из своего запаса через тугие манжеты.
Годфри зажег свечи серными спичками, и мы пустились в путь через просторный неосвещенный зал, ведомые их маленькими светлячками. Каждый шаг по каменному полу, не застеленному коврами, как бы тихо мы ни ступали, отзывался легким эхом, со стороны напоминающим шуршание гигантской змеи.
Мы проследовали через две огромные двери – к счастью, распахнутые, так что не пришлось беспокоиться о скрипе петель, – и оказались в темном туннеле коридора. Там по-прежнему не было слышно ни звука, кроме наших шагов, шелеста одежды и дыхания. Я никогда не чувствовала себя таким ничтожным насекомым и начала совсем по-другому оценивать смелость, которая, без сомнения, требовалась букашкам для проникновения в гигантские жилища людей ради крошки хлеба.
– Лестница, – прошептал Годфри, оборачиваясь к нам.
Мы столпились у ближайшей стены и попытались осветить ведущие вниз ступени, затем двинулись друг за другом, держась одной рукой за камни, которые с каждым шагом становились все более скользкими. Я только и ждала, что спуск вот-вот закончится и под ногами окажется ровный пол. Однако лестница тянулась и тянулась. Тишина стала такой густой, что сама превратилась в своеобразный звук – поток пустоты наподобие невидимого ветра.
Я возблагодарила Бога, что на дворе весна и Хеллоуин с его призраками остался позади, но затем вспомнила про другой языческий праздник, день летнего солнцестояния. Не приближается ли он? На ум мне приходили только майские шесты. А еще крысы и мыши. Привидения. Мыши и крысы, обнявшись с привидениями, танцуют вокруг шеста, на острие которого насажена чья-то отрезанная голова… Я в ужасе зажмурилась, чтобы прогнать видение.
Когда я открыла глаза, то увидела только темные силуэты моих спутников, подсвеченные слабыми огоньками свечей. И вдруг поняла, что к шуму крови и дыхания, создаваемому моим собственным телом, прибавился еле ощутимый, но совершенно реальный звук, довольно ритмичный.
Море? Но здесь нет моря. Подземное озеро? Ветер снаружи врывается в глубокий туннель?
Мои товарищи тоже обратили внимание на слабый гул. Я увидела бледное лицо Годфри, искаженное дрожащим светом, – адвокат обернулся ко мне.
– Жди здесь, Нелл. Мы с Брэмом разведаем, что внизу. Один из нас вернется и помашет свечой, если путь свободен.
Ирен ни за что не осталась бы стоять, точно забытый багаж, в темноте посреди лестницы. Но я не решалась повысить голос, вступив в спор, и тем выдать наше присутствие. Пока меня терзали сомнения, мужчины удалились. Тьма поглотила и свет их свечей, и шорох их шагов, в одно мгновение превратив попытку следовать за ними в нелегкое и опасное дело.
В горьком разочаровании я прижалась к стене, все еще взвешивая «за» и «против», но уже понимая, что возможность упущена. Уж слишком я легко следую мужским командам, подумалось мне. Мой отец-священник был добрейшим человеком на земле, но как церковный авторитет ожидал подчинения. В отличие от Ирен и Пинк, нашедших себя в отрицании мужского главенства даже перед лицом денег и власти, я, будто шропширская овца, послушно шла в загон. Мне пришлось отдать Годфри свое единственное оружие, шляпную булавку, и теперь я вооружена только огарками свечей, которые к тому же невозможно быстро извлечь из рукава.
Что за трусиха! Немногого же стоил мой смелый спуск из окна замка. Теперь я все равно беспомощно прижимаюсь к безопасной внутренней стене, лишенная возможности сойти с места, чтобы не затруднить моих компаньонов дополнительными поисками. Мне суждено стоять здесь, ничего не знать, ничего не делать. Только беспокоиться и ждать.
Ирен, я знаю, тоже умеет беспокоиться – даже сейчас она наверняка волнуется о Годфри и обо мне, – но она никогда не ждет.
Я уже было решилась пойти вперед без приказа, как увидела мотылек огня, мерцающий далеко внизу. У меня вырвался вздох облегчения: мне выпало счастье слабых духом – возможность следовать своим желаниям и в то же время не противоречить указаниям других.
Держась правой рукой за стену и подняв свечу в левой, я поспешила вниз, в темноту. Меня бесконечно вдохновляла перспектива скорой встречи с Годфри и Брэмом, а точнее, с одним из них, потому что лишь один огонек маячил в глубине. Я бежала изо всех сил и, встретившись со свечой, едва не засмеялась от радости.
Мужская рука вцепилась мне в запястье, а свечи, которые мы держали, почти столкнулись, как кубки во время тоста за встречу.
Совместный свет двух язычков пламени выхватил из тьмы кошмарное лицо: спутанные темные волосы обрамляли гримасу панического страха, в бледно-голубых глазах мелькнуло узнавание.
– Где Господин? – лихорадочно бормотал Джеймс Келли, дергая меня за руку. – Где Он?
Я вжалась в стену, казавшуюся мне безопасной всего минуту назад. Безумец оглядывался по сторонам, будто искал чьи-то глаза, невидимые во тьме:
– Они не хотели брать меня с собой. Им нужно было, чтобы я остался сидеть взаперти в Париже, но я сбежал, и когда нашел Господина, они скрылись от меня. Бросили меня собакам и волкам.
В это я вполне могла поверить. Даже в дрожащем свете свечи было видно, что одежда мебельщика находится в том же беспорядке, что и волосы, как если бы он не один день продирался сквозь лесные заросли. И наверное, так и было на самом деле.
– Господин – единственный на свете, кто понимает. – В голосе Келли появились плачущие нотки. – Он прошел путем Креста. Мы знаем страдание, боль, все ошибки, совершаемые мужчинами из-за женщин, со времен Евы.
Его безумный взгляд снова сфокусировался на мне. Я вспомнила, что он воткнул своей жене в ухо перочинный нож без всякой на то причины, и она скончалась в госпитале днем позже. Его же мы встретили в пещере под Всемирной парижской выставкой, когда неизвестный безумец покалечил женщину. Был ли то Господин? Но ведь мгновение спустя топор Красного Томагавка вонзился в спину этого дьявола.
Сейчас в руках Джеймса Келли была только свеча, и глаза сверкали безумием, но тогда, в пещере, он сразу выбрал меня из всей нашей разношерстной компании. То же самое случилось и в его грязной комнатушке, когда Ирен, Пинк и я поймали его. Вместе с Шерлоком Холмсом.
Может быть, я напоминала ему кого-то – его невинную покойную жену или несчастную девушку, потерявшую грудь во время сатанинского ритуала, а то и нашу праматерь Еву.
– Где Он? – продолжал стенать Келли, похоже не узнавая меня.
Да он и не мог узнать: волосы у меня были заплетены в косы, как у крестьянки; по верхней части костюма я могла сойти за цыганку, а ведь мы знаем, что последователи культа тесно соприкасались с кочевым племенем. Брюки на женщине могли разозлить полоумного поборника нравственности, но, будучи черного цвета, они не очень выделялись в темноте. Мне пришло в голову, что внешне я мало отличаюсь от служанок, работающих в замке.
– Разве Он здесь не затем, чтобы превратить воду в вино, а вино в кровь? – причитал демон-мебельщик. – Он должен быть там! Я следовал за Ним. Вот мое тело, источник удовольствия. Вот моя кровь, источник боли. Кто выпьет моей крови и разделит мой грех, того ждет жизнь вечная.
Келли декламировал жуткую смесь Писания с сатанизмом. Я попыталась вырвать руку, но он только сжал ее крепче и придавил меня к стене:
– Ты пойдешь на церемонию. Будешь плясать, пить кровь Господина и почувствуешь, как тебя обволакивает духовный огонь, а затем приходит безумие, и мы отрекаемся от всего, некоторые – навсегда.
Он явно говорил о смерти. Я вспомнила, каким неожиданно успешным оказался пинок в схватке с Медведем, и приготовилась повторить свой трюк.
Но в этот момент Келли прижал мне к шее лезвие ножа.
Клинок был явно больше складной безделушки, которую можно спрятать в карман.
Страх петлей сдавил мне горло. Я осталась один на один с кровожадным Джеком-потрошителем! Ни острой спицы в кармане, ни друга со свечой, готового прийти ко мне на помощь.
– Не лучше ли дождаться церемонии? – спросила я, стараясь не двигать горлом, в которое упиралось острие ножа.