Роберт Гэлбрейт - На службе зла

50

I’m out of my place, I’m out of my mind…

Для Робин поездка домой окрасилась чрезвычайно странным ощущением нереальности. Казалось, она ни с кем не может шагать в ногу, даже с матерью, которая с головой ушла в свадебные приготовления и, сочувствуя дочери, то и дело проверявшей мобильный на предмет новых сообщений о Шеклуэллском Потрошителе, все же была изрядно замотана.

В знакомой кухне, где ей в ноги уткнулся Раунтри, на выскобленном до белизны деревянном столе между Робин и Линдой был разложен план рассадки; только сейчас Робин прочувствовала, до какой же степени халатно относилась к свадебным приготовлениям. Линда без умолку бомбардировала дочку вопросами насчет розеток, тостов, туфель подружек невесты, ее прически, когда будет удобно переговорить с викарием, по какому адресу им с Мэттом направлять подарки, приглашать ли тетушку Сью со стороны жениха за главный стол или нет. Робин надеялась, что дома ее будет ждать покой. Вместо этого ее одолевала, с одной стороны, лавина мещанских маминых вопросов, а с другой – канонада расспросов ее брата Мартина, который въедливо изучал все сообщения о найденном теле Хизер Смарт. В конце концов Робин взбунтовалась от его патологического интереса ко всяким зверствам, после чего измученная Линда запретила в доме любые упоминания убийцы. Мэтью злился, хотя старался этого не показывать, что Робин до сих пор не удосужилась попросить у Страйка двухнедельный отпуск для медового месяца.

– Я уверена, с этим проблем не будет, – говорила ему Робин за ужином. – Текущей работы у нас практически нет, а все наводки забрала полиция.

– Он, между прочим, еще не подтвердил, – сказала Линда, неодобрительно отмечая, как мало Робин ест.

– Кто? – не поняла Робин.

– Страйк. Не прислал официального подтверждения.

– Я ему напомню, – пообещала Робин, делая большой глоток вина.

Никому, даже Мэтью, она не признавалась, что ее преследуют ночные кошмары, от которых она, задыхаясь, просыпается в темноте, когда вынуждена спать на той же кровати, что и после изнасилования. В этих кошмарах на нее нападает грузный злодей. Иногда он врывается к ним в агентство. Но чаще маячит в сумерках на окраинах Лондона, пряча под курткой начищенные ножи. В то утро он собирался выколоть ей глаза, а когда она, задыхаясь, вскочила, Мэтью сонно спросил, что она сказала.

– Ничего, – ответила она, убирая со лба мокрые волосы. – Ничего.

Мэтт должен был выйти на работу в понедельник. Судя по всему, он с удовольствием оставлял Робин в Мэссеме, чтобы она помогла Линде с приготовлениями к свадьбе.

В понедельник после обеда мать и дочь встретились с викарием для окончательного обсуждения церемонии. Робин честно старалась сосредоточиться на жизнерадостных предложениях, ободряющих духовных речах, но все время косилась на большого каменного краба, припавшего к церковной стене справа от прохода.

Этот краб завораживал ее с детства. Она не понимала, почему по каменной стене их церкви должен ползать резной краб, и ее любопытство передалось Линде, которая пошла в приходскую библиотеку, изучила архивные документы и торжественно объявила дочери, что краб – это древний геральдический знак рода Скроупов, чей мемориальный щит висел на стене как раз над крабом.

Девятилетнюю Робин такой ответ разочаровал. Вообще говоря, объяснение было для нее не главным. Ей просто нравилось, что она единственная хотела дознаться до истины.

На следующий день она стояла в примерочной, где было зеркало в золоченой раме и пахло новым ковром, когда позвонил Страйк. Робин сразу поняла, что это Страйк, потому что поставила на его номер особый рингтон. Она бросилась к сумке, отчего раздосадованная портниха даже вскрикнула: складки шифона, которые она ловко укладывала заново, вырвались у нее из рук.

– Алло?

– Привет.

По этому скупому приветствию Робин сразу поняла, что случилась какая-то неприятность.

– Господи, неужели еще кто-нибудь умер? – вырвалось у Робин, которая забыла, что портниха сидит на корточках у подола ее платья. Женщина с полным ртом булавок укоризненно посмотрела на Робин.

– Прошу прощения, мне нужно поговорить. Это не тебе, – поспешила добавить она, чтобы Страйк не разъединился. – Прошу прощения, – повторила Робин, когда за портнихой задернулась портьера примерочной, и, как была в подвенечном платье, присела на табурет. – Я была не одна. Ну, говори: еще кто-нибудь погиб?

– Да, – ответил Страйк. – Но это не то, что ты думаешь. Погиб брат Уордла.

Усталый, перетрудившийся мозг Робин пытался соединить точки, но они отказывались складываться в рисунок.

– К расследованию это не относится, – сказал Страйк. – Его сбил на пешеходном переходе превысивший скорость грузовой фургон.

– Боже… – только и сказала Робин. Она успела позабыть, что смерть наступает вследствие самых разных причин, а не только от руки маньяка, в которой зажат нож.

– У него осталось трое детей и четвертый на подходе. Я только что разговаривал с Уордлом. Кошмарная история.

У Робин, судя по всему, наконец-то включился мозг.

– Значит, Уордл…

– Берет отпуск по семейным обстоятельствам, – ответил Страйк. – Угадай, кого назначили на замену?

– Уж не Энстис ли? – внезапно разволновалась Робин.

– Хуже.

– Неужели… неужели Карвер? – У Робин возникло предчувствие близкого Судного дня.

Один из тех полицейских, кого Страйк умудрился обидеть и обойти в ходе двух своих самых громких расследований, инспектор уголовной полиции Рой Карвер был оставлен позади по всем статьям, а следовательно, обижен больше других. О тех ошибках, которые он допустил в ходе следствия по делу знаменитой фотомодели, выпавшей из окна пентхауса, не писал только ленивый. Многое пресса преувеличила. Вечно потный, с перхотью в волосах и с рябой, багровой, похожей на сосисочный фарш кожей, он питал неприязнь к Страйку еще до того, как частный детектив публично посрамил полицейского, доказав, что тот проглядел убийство.

– Он самый, – ответил Страйк. – Сейчас просидел у меня три часа.

– Господи, в связи с чем?

– Брось, – сказал Страйк. – Ты прекрасно знаешь, в связи с чем. Для Карвера это предел мечтаний: допросить меня по серии убийств. Он разве что не требовал у меня алиби и чуть ли не под микроскопом изучал письма-фальшивки, направленные Келси.

У Робин вырвался стон.

– Но с какой стати Карвера допустили… с его-то послужным списком…

– Как ни трудно в это поверить, но он не всегда был мудаком. Его начальство, видимо, считает, что в деле Лэндри ему просто не повезло. Предполагается, что это временное назначение, пока Уордл не выйдет из отпуска, но Карвер меня уже предупредил, чтобы я не совал свой нос в нынешнее расследование. Когда я спросил, есть ли какие-нибудь подвижки по Брокбэнку, Лэйнгу и Уиттекеру, он фактически послал меня подальше с моим самомнением и моими зацепками. Больше мы не сможем получать внутреннюю информацию о ходе расследования, вот увидишь.

– Но он же должен придерживаться той линии, которую начал Уордл, – предположила Робин. – Разве не так?

– Учитывая, что он скорее сам себя оскопит, чем допустит, чтобы я раскрыл какое-нибудь из его дел, следует ожидать, что он использует все мои наработки. Но беда в том, что он, уверяю тебя, объясняет мое раскрытие дела Лэндри чистым везеньем и считает, что троица моих подозреваемых – это чистой воды блеф. Хотелось бы, конечно, разжиться адресочком Брокбэнка до того, как Уордл сдаст дела.

Робин сидела в молчании примерно минуту, пока Страйк излагал ей суть, и портниха сочла, что можно уже и проверить, не готова ли заказчица продолжить подгонку платья, и сунула голову в примерочную. Робин, вдруг сделавшая зверское лицо, нетерпеливо отмахнулась.

– У нас есть адрес Брокбэнка, – торжественно объявила Робин Страйку, когда портьеры примерочной вновь закрылись.

– Что?

– Я не говорила, потому что думала, Уордл с тобой поделится, но на всякий случай обзвонила под именем Алиссы, матери Захары, все районные детские сады. Сказала, что хочу проверить, записан ли у них наш новый адрес. Одна воспитательница зачитала мне адрес по журналу. Живут они на Блонден-стрит, это в Боу.

– Боже правый, Робин, ну и башка у тебя! Супер!

Когда портниха в конце концов смогла вернуться к своей работе, она нашла невесту в куда более радужном настроении, чем ее оставила. Полное равнодушие Робин к подгонке свадебного наряда отравляло портнихе удовольствие от работы. Робин была у нее самой красивой заказчицей, и она надеялась сделать несколько ее фотографий для рекламного буклета.

– Замечательно! – просияла Робин, когда портниха расправила последний шов и они вместе оценили в зеркале, что получилось. – Просто восторг.