Патрик Квентин - Головоломка для дураков. Алый круг. Семеро с Голгофы (сборник)
– Ради всего святого, почему мы не смогли предотвратить этого? Две девушки за две ночи. Две за две ночи!
Но и раздражительность, в которой ощущалось все же частичное признание собственной ответственности, не помешала ему взяться за дело с привычной эффективностью. Он раздал указания подчиненным, а сам стал напряженно наблюдать, пока судебный медицинский эксперт, Гилкрайст и я проводили осмотр тела.
Как и Нелли Вуд, Мэгги была задушена обрывком оконной веревки, наброшенной на шею и с силой стянутой узлом. Она, по всей вероятности, тоже не имела возможности заметить напавшего на нее человека и попытаться бороться за жизнь.
Длительное пребывание тела на пропитанном солью морском воздухе затруднило точное определение времени наступления смерти. Мы сошлись на том, что это произошло полтора или четыре часа назад. Это означало, что убийство могло быть совершено сразу после ужина, или незадолго до того, как мы увидели свет в море с края старого погоста.
Я располагал информацией, что Бак имел обыкновение оставлять свою лодку в небольшом заливе, находившемся между выступом кладбища и «Головой монаха». Мэгги либо сама пришла туда, либо ее заманили в ловушку. Ее убили, тело поместили в лодку с фонарем, после чего пустили плыть по воле волн. Но и момент выбрали тоже не случайно. Случись отлив, и ялик унесло бы гораздо дальше в открытое море.
– Он сумасшедший, – сказал Суини. – Теперь в этом не приходится сомневаться. Уложить тело несчастной девушки в лодку, прибить фонарь к банке и пустить лодку по волнам так, чтобы свет еще долго был виден с берега на многие мили вокруг. Ни один человек в здравом уме не пошел бы ни на что подобное. Это настолько безумно, что пугает намного больше, чем рядовое убийство.
– А еще эти родинки, – добавил Гилкрайст.
И благодаря его краткой фразе мне вдруг пришло на ум нечто очевидное с самого начала.
Родинка Молли украшала ее щеку, и ее мог видеть каждый. Но вот у Мэгги родинка располагалась в шести дюймах над коленом. Насколько я знал, Мэгги не отличалась особой спортивностью и никогда не выходила на пляж в купальнике. Кто мог знать о том, что у нее есть родинка на ноге? В самом деле, кто?
Только тот, кто был с ней по-настоящему близок. К примеру, любовник. Я снова вернулся к размышлениям о Баке.
Люди инспектора закончили осмотр лодки. Они собрались около командира и вели разговор о том, как лучше доставить труп в Халинг для вскрытия. Гилкрайст, естественно, отправлялся с ними. Поскольку Суини продолжал считать меня полуофициальным членом следственной бригады, он предложил и мне присоединиться ко всем. Но я отказался.
У меня сложилось убеждение, что гораздо больше шансов обнаружить нечто интересное не в морге, а ближе к дому, на сравнительно коротком участке берега.
Группа мужчин двумя шеренгами двинулась по пирсу в сторону пляжа, неся белые носилки с останками несчастной Мэгги Хиллман. Пожелав им доброй ночи, я вышел на пляж, но повернул в направлении «Головы монаха», расположенной дальше гостиницы.
Я мог только представить себе, какая паника воцарится в Мысе Талисман, когда жители узнают о втором убийстве, значит, где-то рядом бродит на свободе смертельно опасный маньяк. Мне тоже было неспокойно, но волновался не за себя, разумеется, а только из-за Дон. Мне стало неприятно осознавать, что убийца Нелли и Мэгги мог находиться в близком окружении моей дочери. Вот уж поистине не та компания!
Я знал, что Суини захочет, чтобы мой отъезд был отложен до того, как дело будет раскрыто. Похоже, в таком случае не смогу сам увезти Дон отсюда. Но ей следовало непременно уехать. И я начал обдумывать возможные места, где моя девочка окажется в полной безопасности. У тетушки Мейбл, например. Конечно, она уже стара, одряхлела, у нее вздорный характер, и все же…
Я успел совершенно забыть о смутной фигуре, которую, как мне показалось, заметил в темноте на пляже рядом с пирсом поста береговой охраны. Но сейчас, когда подошел к «Голове монаха» и выступу берега вдалеке от отеля, какое-то шестое чувство подсказало мне, что сзади кто-то движется, ступая во мраке мягко и почти бесшумно.
Я резко развернулся. Теперь при свете звезд отчетливо видел мужчину, спешившего догнать меня.
– Кто и какого дьявола… – начал я.
Уже почти бегом мужчина приблизился вплотную.
– О, добрый вечер, доктор Уэстлейк. Мне так и показалось, что это вы.
Даже при тусклом освещении я не мог не узнать восковое лицо и по-женски покатые плечи мистера Ашера.
Не слишком дружелюбно заметил:
– То-то мне померещилось, что видел кого-то на берегу, когда мы только причалили. И вы что же, дожидались меня все это время?
– Да, да, я вас ждал. – Он пошел рядом, стараясь не отставать. – Я… Видите ли, мне хватило ума не влезать в ход официального расследования. Но меня снедало любопытство. Вот и затаился до того момента, когда у меня появится надежда поговорить с вами с глазу на глаз и расспросить.
– Расспросить о чем?
– Я разглядел свет в море, – даже от его шепота веяло чем-то замогильным. – И понял: что-то произошло. А потому поспешил к берегу. И наткнулся на… Ага, вот оно опять!
Он остановился и указал рукой на песок у себя под ногами. Я пригляделся и различил якорь с обрывком обрезанного троса на месте, где, должно быть, стояла лодка Бака и откуда убийца пустил в плавание зловещее дело своих рук.
– Я сразу все понял, конечно же, – сказал Ашер. – Лодки нет, а по морю плывет розовый фонарь. Странно, доктор Уэстлейк, очень странно.
– Вы очень наблюдательны, мистер Ашер.
– А потом видел, как вы притащили ялик на буксире. Даже сумел разглядеть, что в нем лежало. Еще одна девушка, доктор Уэстлейк, не так ли? И не говорите, что мне почудилось.
У меня сложилось впечатление, что ему очень хотелось потереть ладонью о ладонь своим характерным жестом.
– Мэгги Хиллман, – сказал я устало. – Теперь уже можно не хранить ее смерть в секрете. Завтра об этом все равно будут судачить обитатели побережья.
– Мэгги? Милая маленькая Мэгги? Какой ужас! Какой невыразимый ужас! – Он доверительно пошел рядом со мной. – С ней случилось то же самое, доктор Уэстлейк? Ее убили тем же способом? И оставили такой же знак на теле?
Меня быстро утомило ненасытное любопытство мистера Ашера. И потому я промолчал. Но не существовало способа заткнуть рот ему. Он продолжал скороговоркой:
– Мэгги была очень хорошей девушкой. Мне хотелось бы хоть что-то для нее сделать, – а затем уже более громко и уверенно добавил: – Насколько я знаю, у нее… э-э-э… не было близких родственников, доктор Уэстлейк. В таких случаях похороны устраивают самые скромные. Однако, как я уведомил вас вчера в связи с похоронами Нелли, и сейчас я готов взять все хлопоты на себя, организовать погребение по высшему разряду, за свой счет, разумеется.
Если бы у меня уже не выработался иммунитет в отношении мистера Ашера, я бы объяснил ему сразу, какое отвращение он вызывает. Но сдержался и позволил ему высказаться до конца:
– И еще, доктор. Если у Мэгги были какие-то родинки или иные дефекты, я могу удалить их без следа. Есть специальный крем, который восстанавливает кожный покров и скрывает шрам. Это делает тело покойного более красивым, более умиротворенным, чем…
Мое терпение иссякло.
– Ради бога, угомонитесь! – воскликнул я. – Все складывается достаточно плохо и без вашего назойливого вмешательства.
Я мог видеть, как он пытается в темноте всмотреться мне в лицо.
– Вероятно, мы с вами по-разному воспринимаем смерть, доктор Уэстлейк. Как медик, вы видите только ее страшную и болезненную сторону. А я соприкасаюсь с ней, когда боли больше нет. И умершая действительно может выглядеть красивой и умиротворенной. – Он снова перешел на шепот. – А моя задача усилить это впечатление. И тем самым дать близким покойного утешение, какое только возможно в таких случаях, а порой сделать после смерти красивым даже того, кто при жизни был уродлив и неприятен. Меня не случайно называют художником в своей профессии.
Вот она опять. Прежняя прилипчивая фраза!
Я швырнул окурок сигареты в мокрый песок и прикурил новую. Впереди уже виднелись тускло мерцавшие огни гостиницы. Сейчас меня немногое могло обрадовать больше, чем их вид.
В отеле я избавился от общества Ашера простейшим способом: поднялся сразу к себе в комнату и закрыл дверь.
Моя одежда насквозь промокла после жуткого морского приключения. Я стащил ее с себя и надел свитер с другими джинсами. В мою дверь громко постучали, и нетерпеливый стук сопровождался нервным голосом мистера Митчелла:
– Доктор Уэстлейк? Могу я войти?
– Да, – отозвался я, и в мой номер буквально ворвался совершенно бледный управляющий. Его всегда невозмутимое лицо исказилось от пережитого шока. Руки под безукоризненно белыми манжетами сорочки не находили себе места и беспорядочно двигались, как две испуганные мыши.
