Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)
– Я подумал, что будет лучше сообщить сразу, – произнес он все с той же вежливой сдержанностью семейного адвоката. – У причала остановилась лодка с шестью гребцами. На корме сидит джентльмен.
– Лодка! Джентльмен? – повторил принц и встал.
В зале повисла тишина, нарушаемая только странным голосом прячущейся в осоке птицы. А потом, прежде чем кто-нибудь успел нарушить молчание, новый профиль и новая фигура мелькнула мимо трех залитых солнцем окон, точно так же, как час или два назад там промелькнул сам принц. Но, кроме того что оба профиля имели орлиные черты, между ними не было никакого сходства. Если Сарадин явился в новеньком белоснежном цилиндре, то на голове незнакомца красовался черный цилиндр старого или иностранного фасона. Под его полями виднелось молодое, очень серьезное до синевы выбритое лицо с решительным подбородком, чем-то напоминающее молодого Наполеона. Сходство усиливало еще и то, что весь костюм его выглядел как-то старомодно и вообще необычно, словно этот человек носил одежду отца и нимало этим не заботился. На нем был потертый синеватый сюртук, красный, чем-то напоминающий военный, жилет и какие-то грубые белые штаны, которые в начале викторианской эпохи посчитали бы модными, хотя сейчас выглядели довольно нелепо. Оливковое лицо посреди всей этой лавки старьевщика казалось удивительно молодым и ужасно серьезным.
– Дьявол! – бросил принц Сарадин, нацепил белый цилиндр, бросился к парадной двери, открывавшейся в залитый заходящим солнцем сад, и сам распахнул ее.
К этому времени вновь прибывший и его сопровождение, точно маленькая театральная армия, уже выстроились на лужайке перед домом. Шесть гребцов притащили свою лодку с собой и теперь стояли рядом с ней с грозными лицами, держа весла вертикально, как копья. Все они были смуглокожими, у некоторых в ушах поблескивали серьги. Один из них, с большим непонятной формы портфелем в руке, вышел вперед и остановился рядом с оливковоликим молодым человеком в красном жилете.
– Вас зовут Сарадин? – спросил молодой человек.
Сарадин небрежно кивнул.
У незнакомца были спокойные и карие, как у собаки, глаза – полная противоположность бегающим и блестящим серым глазам принца. Но почему-то у отца Брауна опять возникло ощущение, что ему знакомо это лицо, но снова он вспомнил о зеркальном эффекте зала и списал это совпадение на него. «Чтоб он провалился, этот хрустальный дворец! – пробурчал священник. – Видишь одно и то же по десять раз. Как во сне».
– Если принц Сарадин это вы, – сказал молодой человек, – я – Антонелли.
– Антонелли, – протянул принц. – Кажется, припоминаю.
– Позвольте представиться, – произнес юный итальянец.
С этими словами он левой рукой учтиво снял старомодный цилиндр, а правой отпустил принцу Сарадину такую звонкую пощечину, что белый цилиндр полетел на ступеньки, а один из голубых вазонов задрожал на подставке.
Кем бы ни был принц, он явно был не робкого десятка. Он тут же вцепился в горло противника и почти повалил его на землю. Но враг его высвободился и с совершенно неуместной вежливостью в голосе быстро произнес:
– Все правильно, – часто и тяжело дыша, он с трудом подбирал английские слова. – Я нанес оскорбление и готов предоставить сатисфакцию. Марко, откройте футляр.
Мужчина с серьгами в ушах раскрыл большой черный футляр. Из него он извлек две длинные итальянские рапиры с красивыми стальными эфесами и клинками и воткнул их в землю. Странный молодой человек с желтым мстительным лицом, стоящий напротив двери, две рапиры, торчащие из земли, как два креста на кладбище, линия поднятых весел позади – все это напоминало какое-то варварское судилище, но все остальное было неизменным, настолько быстро все произошло. Золото заката все так же мерцало на лужайке, выпь все так же кричала из своего убежища, словно предвещая какую-то маленькую, но страшную беду.
– Принц Сарадин, – сказал человек, назвавшийся Антонелли, – когда я был ребенком, вы убили моего отца и похитили мать. Отцу повезло больше. Вы убили его не в честном поединке, как я убью вас. Вы с моей грешной матерью завезли его на одинокую горную дорогу в Сицилии, сбросили с утеса и скрылись. Я бы мог поступить с вами так же, но поступать так, как вы, слишком подло. Я преследовал вас по всему миру, но вы всегда ускользали от меня. Сегодня я достиг конца пути… И вам сегодня настанет конец. Теперь вы в моих руках, но я даю вам шанс, которого вы не дали моему отцу. Выбирайте рапиру.
Принц Сарадин, слушавший, хищно сдвинув брови, кажется, на секунду заколебался, но в ушах его, должно быть, еще стоял звон пощечины, поэтому он прыгнул вперед и схватился за один из эфесов. Отец Браун тоже прыгнул вперед, намереваясь уладить ссору, но вскоре понял, что его вмешательство только ухудшает дело. Сарадин был франкмасоном и убежденным атеистом, поэтому по закону противоположностей не стал бы его слушать. Что касается его противника, он не стал бы слушать ни священника, ни мирянина, потому что этот молодой человек с лицом Бонапарта и карими глазами был более стоек, чем любой пуританин, он был язычником. Это доисторический убийца-дикарь, человек каменного века… каменный человек.
Оставалась последняя надежда – позвать слуг, и отец Браун бросился в дом. Но там выяснилось, что все они, именно сегодня получив выходной от самовластного Пола, покинули остров, и только угрюмая миссис Энтони беспокойно металась по залам. Однако, как только она повернулась к священнику, одна из тайн зеркального дома для него разрешилась. С мертвенно-бледного лица мисс Энтони на него посмотрели большие карие глаза Антонелли. В тот же миг ему стала понятна добрая половина всего происходящего.
– Ваш сын здесь, – без лишних слов сказал он. – Сейчас либо он, либо принц будет убит. Где мистер Пол?
– Он на пристани, – слабым голосом произнесла женщина. – Он… он… он вызывает помощь.
– Миссис Энтони, – голос отца Брауна зазвучал очень серьезно. – Сейчас не время говорить загадками. – Мой друг уплыл на своей лодке на рыбалку. Лодку вашего сына охраняют люди вашего сына. Остается только каноэ. Зачем оно понадобилось мистеру Полу?
– Санта Мария! Я не знаю, – крикнула она и рухнула на ковер.
Отец Браун уложил ее на диван, плеснул на нее водой из кувшина, позвал на помощь и со всех ног побежал на пристань маленького островка. Но каноэ уже было посередине реки, старик Пол орудовал веслом с невероятной для человека такого возраста энергией и ловкостью.
– Я спасу хозяина, – крикнул дворецкий. Глаза его сверкали, как у сумасшедшего. – Я еще успею!
Отцу Брауну оставалось лишь провести взглядом уплывающую против течения лодочку и надеяться, что старик успеет поднять тревогу в городке.
– Дуэль сама по себе – зло, – пробормотал он, приглаживая растрепанные песочные волосы. – Но, чует мое сердце, что-то с этой дуэлью не так. Но что?
Пока он стоял, глядя на идущее волнами отражение заката, с другой стороны острова донесся негромкий, но безошибочно узнаваемый звук – холодные удары металла о металл. Священник повернулся.
На дальнем выступе длинного узкого острова, на полосе земли за последними кустами роз дуэлянты скрестили клинки. Вечернее небо нависло над ними чистым золотым куполом, и хоть до них было достаточно далеко, отцу Брауну было прекрасно видно все до мелочей. Противники сбросили пиджаки, но желтый жилет и белые волосы Сарадина, красный жилет и белые брюки Антонелли в приглушенном вечернем свете напоминали танец заводных кукол. Два клинка сверкали от кончиков до гард, сверкали, словно две бриллиантовые булавки. Что-то жуткое было в этих фигурах, которые казались такими маленькими и такими радостными. Словно две бабочки пытались насадить друг друга на иглу.
Отец Браун во весь дух бросился к ним, ноги его мелькали, словно спицы колеса, но, когда он добежал до поля боя, было уже слишком поздно и слишком рано: слишком поздно, чтобы остановить поединок, проходивший в тени грозных сицилийцев, опирающихся на весла, и слишком рано, чтобы застать лишь трагический исход схватки. Оба мужчины как противники идеально подходили друг другу, ибо искусство принца заключалось в своего рода циничной напористости, а юный сицилиец защищался с убийственной осторожностью. Не много видели забитые зрителями амфитеатры поединков, более захватывающих, чем тот, который звенел и блестел на Богом забытом островке посреди поросшей камышом реки. Головокружительный бой затянулся так надолго, что у отчаявшегося было священника снова проснулась надежда. Вполне вероятно, что скоро Пол приведет полицию. Помочь могло и возвращение с рыбалки Фламбо, потому что, с физической точки зрения, Фламбо стоил четверых. Однако, как это ни странно, Фламбо все не появлялся, и, что еще более странно, до сих пор не появились ни Пол, ни полиция. На всем острове не осталось ни плота, ни бревна, на котором можно было бы плыть, на этом затерянном клочке суши посреди широкого безымянного пруда они были отрезаны от мира так же, как на камне, торчащем из воды посреди Тихого океана.
