Джон Ле Карре - Война в Зазеркалье

– Давай же, Фред. Слышу тебя прекрасно.

– Он сумел! – прошипел Леклерк. – Он уже у цели! – Его глазки сияли от возбуждения.

– Ты слышишь, Джон? Ты действительно его слышишь?

– Нам лучше соблюдать тишину, – напомнил Холдейн.

– Вот, начинается, – сказал Джонсон. Он говорил ровным спокойным тоном. – У него сорок две группы.

– Сорок две! – повторил Леклерк.

Тело Джонсона замерло в полной неподвижности с чуть склоненной набок головой. Все его внимание теперь сосредоточилось на наушниках, лицо в тусклом свете казалось бесстрастным.

– Мне сейчас нужна полная тишина, сделайте одолжение.

Примерно две минуты его хорошо поставленная рука быстро водила карандашом по блокноту. Время от времени он бормотал что-то чуть слышно, шептал или покачивал головой, пока передача на глазах не сделалась более медленной. Его карандаш то и дело замирал, хотя он продолжал слушать, а потом стал лишь выводить каждую букву с выматывающей душу тщательностью. Он посмотрел на часы.

– Все, Фред, довольно, – вслух произнес он. – Давай, меняй частоту. Уже почти три минуты.

Но передача продолжалась, буква за буквой, и на невзрачном лице Джонсона появилось выражение неподдельной тревоги.

– Что происходит? – громко спросил Леклерк. – Почему он не поменял частоту?

Но Джонсон лишь продолжал твердить:

– Уходи из эфира, ради бога, Фред, отключайся.

Леклерк в нетерпении коснулся его руки. Джонсон приподнял один из наушников.

– Почему он не меняет частоту? Почему продолжает передавать?

– Не иначе, как он забыл! Во время тренировок никогда не забывал. Я знал, что он будет работать медленно, но чтобы так! Господи! – Он машинально продолжал записывать. – Пять минут, – пробормотал он потом. – Пять треклятых минут. Да замени же ты этот паршивый кристалл!

– Вы можете напомнить ему? – спросил Леклерк взволнованно.

– Конечно же, нет. Как? Он не способен передавать и принимать одновременно!

Теперь они сидели или стояли, парализованные страхом. Джонсон повернулся к ним и произнес с жалобой и отчаянием в голосе:

– Я же повторял ему, я беспрестанно вдалбливал ему это в башку. То, что он сейчас делает, – чистой воды самоубийство! – Он посмотрел на часы. – Он передает непрерывно уже почти шесть минут. Вот ведь идиот, идиот, идиот!

– Что они предпримут? – спросил Холдейн.

– Если засекут передачу? Подключат к перехвату вторую радиостанцию. Зафиксируют линии, а потом это вопрос элементарной тригонометрии, если он будет торчать в эфире так долго. – От беспомощности Джонсон застучал ладонью по поверхности стола, глядя на передатчик, словно именно он стал источником всех проблем. – Даже дети смогут его вычислить, имея два компаса. Боже всемогущий! Прекрати, Фред. Господом молю! Прекрати!

Он записал еще несколько букв, а потом отшвырнул карандаш.

– Все это и так будет на пленке!

Леклерк повернулся к Холдейну.

– Но мы же наверняка можем что-то сделать.

– Хранить тишину, – отозвался Холдейн.

Передача прекратилась. Джонсон отстучал подтверждение приема со злостью, почти ненавистью. Потом отмотал назад магнитофонную ленту и взялся за расшифровку. Положив перед собой листок с кодами, он работал без перерыва минут около пятнадцати, по временам делая какие-то вычисления на клочке оберточной бумаги, подвернувшемся под руку. Все молчали. Закончив, Джонсон поднялся на ноги, машинально демонстрируя уважение к начальству.

– В донесении говорится: «Район Калькштадта был закрыт три дня в середине ноября, когда пятьдесят советских военнослужащих неизвестного рода войск прибыли в город. Никакой спецтехники с ними не было. Ходили слухи об учениях к северу от города. Далее контингент отправился в Росток. Фритцше не знают, повторяю, не знают на железнодорожной станции в Калькштадте. Дороги на Калькштадт не перекрыты».

Джонсон швырнул листок на стол.

– А потом следуют пятнадцать групп, в которых я ни хрена не могу разобрать. Думаю, он окончательно запутался в кодировке.

В Ростоке сержант фопо снял трубку телефона. Это был уже немолодой мужчина – седеющий и вечно погруженный в свои мысли. Послушав немного, он начал одновременно набирать номер на другом аппарате.

– Должно быть, какой-нибудь мальчишка балуется, – сказал он, продолжая набор. – На какой частоте, вы сказали? – Он поднес вторую трубку к уху и быстро заговорил в нее, трижды повторив данные о частоте. Потом положил одну трубку и вместе со второй перешел в соседнюю комнату.

– Из Витмара с вами свяжутся через минуту, – сказал он. – Они пытаются взять пеленг. Вы все еще слышите его?

Капрал кивнул в ответ. Сержант передал ему трубку.

– Это не может быть простой радиолюбитель, – пробормотал он. – Слишком грубое нарушение всех правил. Но тогда кто это? Ни один шпион в здравом уме не станет вести подобной передачи. На какой частоте он работает? Она ближе к гражданским или к военным частотам?

– Близко к военным. Очень близко.

– Странно, – сказал сержант. – Но с другой стороны, все сходится. Так они действовали во время войны.

Капрал упер взгляд во вращающиеся катушки магнитофона.

– Он все еще передает. Группами по четыре.

– По четыре? – Сержант принялся рыться в памяти, пытаясь вспомнить что-то из далекого прошлого. – Дай-ка мне послушать. Нет, ты только подумай, какой кретин! И медлителен, как дитя.

Звуки наконец задели какую-то струну в его памяти – эти зажеванные паузы и точки, короткие, словно простые щелчки. Он мог поклясться, что ему знакома эта рука… Знакома с военных времен в Норвегии… Но нет. Ни одна передача не велась тогда так медленно. Это было не в Норвегии. Быть может, во Франции? Вероятно, всего лишь игра воображения. Да, ему лишь почудилось, определенно.

– Как дитя или глубокий старик, – заметил капрал.

Зазвонил телефон. Сержант слушал всего секунду, а потом рванул с места и побежал во всю прыть. Он выскочил из корпуса дежурных и по асфальтированной дорожке устремился к офицерской столовой.

Русский капитан пил пиво, повесив китель на спинку стула. Вид у него был скучающий.

– Что вам угодно, сержант? – спросил он, давно усвоив покровительственный, снисходительный тон.

– Он появился. Человек, о котором нас предупреждали. Тот, кто убил молодого пограничника.

Капитан мгновенно поставил кружку с пивом на стол.

– Вы перехватили его?

– Мы взяли пеленг. Совместно с коллегами из Витмара. Передает группами по четыре. Очень медленная рука. Из района Калькштадта. Использует частоту, близкую к одной из наших собственных. Зоммер ведет запись на магнитофон.

– Вот ведь чертовщина, – тихо сказал капитан.

Сержант лишь нахмурил брови.

– Что он здесь ищет? Зачем они послали его сюда? – спросил он.

Капитан уже застегивал пуговицы кителя.

– Задайте этот вопрос людям в Лейпциге. Быть может, им и это известно?

Было уже очень поздно. Огонь в камине у Шефа пылал ровно, но он все равно недовольно и по-женски неловко ковырялся в нем кочергой. Он терпеть не мог работать по ночам.

– Вызывают в министерство, – раздраженно сказал Шеф. – В такой-то час! Нет, это никуда не годится. С какой стати им там приходить в состояние agitato[17] в четверг ночью? Так ведь можно испортить себе все выходные. – Он поставил кочергу на место и вернулся за стол.

– Они почему-то пришли в чудовищный ажиотаж. Какой-то идиот заговорил о «кругах на воде». Чего только людям не померещится по ночам. И, знаете, я стал ненавидеть телефоны.

Перед ним стояло сразу несколько аппаратов.

Смайли предложил ему сигарету, и Шеф взял ее, даже не взглянув, словно хотел показать, что больше не несет ответственности за движения своих конечностей.

– В какое министерство вас вызвали? – спросил Смайли.

– В леклерковское. Вы хотя бы смутно представляете, что происходит?

– Конечно, – ответил Смайли. – А вы разве нет?

– Леклерк так вульгарен! Да, я вынужден признать, что считаю его вульгарным. Он почему-то продолжает думать, что мы соперничаем друг с другом. Хотя как я могу конкурировать с его странной милицией? Они же рыщут по Европе в поисках любых передвижных прачечных. И после этого он боится, что я хочу его поглотить!

– А разве не хотите? Зачем же тогда вы аннулировали тот паспорт?

– И все же, что за глупец! Недалекий и вульгарный человек. И как только может Холдейн работать у него?

– Просто у него когда-то была совесть. И, как и нам всем, ему приходится с этим уживаться.

– Уж не шпилька ли это в мой адрес?

– Чего хочет от нас министерство? – уклонился от ответа Смайли.

Шеф взял со стола пачку бумаг и потряс ими в воздухе.

– Вы видели, что пришло из Берлина?

– Да, прислали час назад. Американцы перехватили передачу и отследили ее. Группы по четыре. Примитивная буквенная кодировка. Они утверждают, что радист находится в районе Калькштадта.