Кэрол Дуглас - Танец паука

– Должно быть, он простодушный человек.

– Да, в прошлом у Евы было несколько так называемых мужей, ведь она потрудилась в борделях Филадельфии и даже Нью-Йорка.

– Значит, первый малыш будто бы умер, почему?

– Никто не надеялся, что маленькая Ева захочет, чтобы ее ублюдок выжил.

– И эта женщина купила еще одного младенца, который тоже умер?

– Да, мы снова возвращаемся к простодушному Роберту Рою. – Я больше не желала иметь дело лишь с голыми фактами, поскольку судьба каждого из малышей оказалась весьма прискорбной. – Как я понимаю, матери этих детей пребывали в отчаянии, были бедны и голодали, как и их дети. Ни у кого из них не было и полшанса.

– Детей продают по всему миру, – заметил Квентин язвительным тоном, – и при обстоятельствах куда худших, чем в доме Гамильтонов.

– Третий ребенок не был похож на первого, а значит, покупку совершала не сама Ева, а Манн или миссис Суинтон.

– А четвертый?

– Ввел в заблуждение Гамильтона, но не няню.

– Она смелая женщина.

– За что и поплатилась.

– И где сейчас эта сладкая парочка… я имею в виду Манна и его «мамашу» миссис Суинтон.

– Выпущены под залог; им предъявлено обвинение в торговле детьми. Так странно, Квентин. Я не могу понять одного. Гамильтон решил перевезти свою необычную семью подальше от сплетен в Калифорнию, но им обоим не понравился Запад, и они поспешно вернулись обратно, а за ними в Атлантик-Сити перебрался и Манн с миссис Суинтон. Там они наняли ту же няню, которая видела третьего ребенка. Почему эта неприятная троица решила, что облапошит и няню?

– Возможно, если бы они наняли другую женщину, это вызвало бы подозрения у мужа. Она тут мелкая сошка. Просто помощница, от которой требовалось быть невидимой. Наверное, негодяи считали, что она не заметит подлога, как и ее хозяин.

– Жена и сама клубок противоречий. Она пошла под суд как Ева Гамильтон, она же Стили, она же Парсонс, она же Манн…

– То есть этот Манн был не просто сутенером, но и мужем?

– В определенных кругах эти роли можно совмещать.

– Довольно долго так было в нецивилизованных странах, где существует рабство.

– Ох, ты наверняка знаешь: в крупных городах трафик любых товаров и услуг лучше, чем где бы то ни было.

– Да, но не знал, что и ты в этом разбираешься.

– А ты думал, я прославилась только тем, что умею закатывать глаза от отвращения и падать в обморок?

– Моя дорогая Пинк, я вообще ничего не знаю о том, чем ты славишься.

– Возможно, стоило бы узнать. Может, ты перестал бы недооценивать меня.

– Сомневаюсь.

Мне давно стало ясно, что серьезных уступок от этого надутого англичанина мне никогда не получить.

– Так ты готов взяться за шараду с поиском младенцев?

– Всегда готов. И куда же мы направляемся?

– По крайней мере, мы точно не пойдем в Адскую кухню[73].

– Звучит погорячее, чем Верхняя Пятая авеню, и довольно близко от квартала миллионеров.

– Это точно. Но есть и еще одно местечко в Нижнем Ист-Сайде, где женщины пойдут на все за кусок хлеба и ночлег. Вот там должно быть море младенцев.

Он подставил локоть, предлагая опереться на его руку. Поверьте, англичанин и в ад отправится со всеми своими вежливыми ужимками.

Я взяла спутника под руку. Теперь я обычная женщина, отчаявшаяся, готовая выпросить, одолжить или даже украсть ребенка… ну или купить, если понадобится.

Подложный муж лишь добавлял правдоподобности маскараду. Уверена, для Евы младенцев добывали Джошуа и его матушка.

Я выставила безымянный палец с кольцом. Ад замерзнет в тот день, когда я надену подобный символ повиновения в реальной жизни, но во имя справедливости и новостей на первой странице я потерплю любое унижение, даже если к нему прилагается надменный, хоть и симпатичный англичанин.

Глава тридцать седьмая

Чулан матушки Хаббард

Маргарет Браун, она же Янг, она же Хаскинс, она же Матушка Хаббард. Вес сто двадцать фунтов. Рост пять футов три дюйма. Седые волосы, серые глаза, светлая кожа; обычно, когда идет на дело, облачается в длинный плащ.

Из дневника Нелли Блай

– Боже, – сказал Квентин Стенхоуп, – да тут так же неспокойно, как в некоторых районах Бомбея.

Мы отпустили экипаж на Бродвее в Нижнем Манхэттене и отправились дальше, в самые темные уголки Нью-Йорк-Сити, пешком. Интересно было услышать, что этот заядлый путешественник считает наши трущобы столь же гнетущими, как и любой другой перенаселенный и бедный район на земле.

Запахи еды и грязи смешивались в особый букет, характерный для всякого места, где сосредоточены бытовые помещения. Я вдыхала столь же неприятный аромат в сумасшедшем доме, но здешние жители были хотя бы свободны в своих перемещениях. Улицы сотрясали крики целых орд грязных, оборванных и босоногих ребятишек, но то был не веселый шум, как в парке, а вопли и плач: даже самые маленькие жители здешнего ада обманывали друг дружку на десятке языков.

– Может, просто поинтересуемся, нет ли свободных детей, у кого-нибудь из местных торговцев? – спросил Квентин.

– Мои осведомители назвали мне имя. Мы ищем чулан Матушки Хаббард.

– Ты шутишь!

– Здесь совсем другой Нью-Йорк, и некоторые люди известны на улицах, как если бы они жили в маленькой деревеньке, а не в огромном городе.

– В таком случае… – Квентин быстро выставил руку, поймал за шиворот мальчишку, который пробегал мимо, и вынудил его помогать нам.

Бо́льшую часть лица парня занимали грязь и веснушки. Линялая кепка, к счастью, скрывала его волосы. Пальцы были перемазаны в масле и ободраны, а на грязной шее виднелись свежие царапины.

– Десять центов, если ответишь на наш вопрос, – предложил Квентин с вполне сносным американским прононсом.

Услышав это, еще несколько сорванцов тут же окружили нас, обдавая ароматами потной одежды и уличных водостоков.

– Нам нужна Матушка Хаббард. Мы потеряли ребенка… и слышали, что она может помочь.

– Ага, поможет попасть прямиком на Блэкуэлл-Айленд[74]. Десять центов?

– Две монеты по десять.

– Ну, гони!

Мальчик дернул плечом в стороны потемневших от сажи кирпичных зданий.

– Среднее. Первый этаж. У нее там типа школа, но дамочкам туда лучше не соваться, а то такому научат!

Другие мальчики загоготали, так что я не успела спросить, что конкретно он имел в виду. Языки у этих пацанят такие же грязные, как и кожа. Они смотрели на меня голодными волчьими взглядами.

Квентин дал мальчишке две монеты по десять центов – многовато, учитывая, что пройти надо было шагов сорок, – а остальным бросил пригоршню медяков.

Мы двинулись в указанном направлении, в то время как мальчишки, сгрудившись, пытались вырвать друг у друга монеты.

К уличному гвалту добавились еще и их пронзительные вопли, и какая-то женщина высунулась из окна второго этажа и заорала, чтоб они заткнулись.

– У меня тут ребенок животом мается, ему надо поспать!

Но никто не обращал на нее внимания, или же парням было все равно, так что женщина удалилась в темноту своего жилища. Должно быть, внутри было очень душно, поскольку из каждого дома доносились крики младенцев.

– Что с ними станет? – спросил Квентин.

– С кем? С детьми? Если переживут первый год, если их матери не заболеют или семейство не выставят из дома, то вырастут и присоединятся к армии дворняжек, промышляющих на улице. Если и это переживут, то повзрослеют и получат работу в порту. Будут пропивать всю зарплату, убивать друг друга в пивных. Кое-кому удастся скопить денег, жениться, завести детей, и они станут отчаянно пытаться переехать в дом хоть чуточку поближе к респектабельным районам города. Может, кому-то из их детей посчастливится получить хоть минимальное образование, в итоге они найдут работу получше и покинут трущобы. Но такой сказочный конец уготован лишь единицам. Большинство девочек забеременеет и пойдет работать продавщицами в местных лавчонках. Они будут рожать детей, пока не умрут от чахотки или от руки пьяного мужа.

– В твоем голосе мне слышится личная обида, Нелли Блай.

– Для меня это и правда личное. Отец мой был судьей, но моя матушка – вторая его жена. Когда он умер, нам с мамой пришлось съехать с немногочисленными пожитками. Мать снова вышла замуж, за ветерана гражданской войны, но он пил и был неуправляем. Наконец я заставила матушку уйти от этого животного и избавить братьев и сестер от ежедневных пьяных дебошей отчима. Так что я знаю, через что проходят бедные дети, и именно об этом я стараюсь поведать со страниц «Уорлд».

– То есть когда ты запираешь себя в сумасшедшем доме или находишь какого-то младенца на продажу, то действуешь на самом деле как шпион, вроде меня?

– Можно и так сказать.

Он приподнял шляпу.

– Давай отыщем Матушку Хаббард и посмотрим, что же спрятано в ее чулане.