Тесс Герритсен - Жатва
– Миссис Восс, вам опять прислали цветы. Принести сюда? Или вы хотите, чтобы я оставила их в гостиной?
– Нет, принесите сюда, – попросила Нина.
Сидя в кресле возле своего любимого окна, она смотрела, как горничная внесла вазу в спальню и поставила на ночной столик. Теперь женщина стремилась придать букету более привлекательный вид, разделяя стебли. Нину омыло волной аромата шалфея и флоксов.
– Поставьте вазу сюда, рядом со мной.
– Хорошо, мэм.
Горничная перенесла вазу на чайный столик возле кресла Нины. Но вначале ей пришлось убрать оттуда вазу с восточными лилиями.
– Это ведь не ваши привычные цветы?
Чувствовалось, горничная не одобряет букет, присланный хозяйке.
– Да, – улыбнулась Нина, глядя на необычную подборку.
Она любила цветы и хорошо разбиралась в них. Бегло взглянув на сполохи красок, она сразу определила, из чего составлен букет. Русский шалфей и розовые флоксы. Фиолетовые рудбекии и желтые гелиопсисы. И ромашки. Множество ромашек. Такие обычные, неприметные цветы. И как только кому-то удалось найти ромашки в середине октября?
Она провела рукой по головкам цветов, вдыхая ароматы позднего лета. Нина помнила запахи своего сада. Как она любила возиться с цветами. Болезнь лишила ее и этой радости. Лето прошло. Их дом в Ньюпорте закрыт на зиму. Наступил самый ненавистный для нее сезон. Увядание сада. Возвращение в Бостон, в этот дом с позолоченными потолками, резными дверными проемами и ванными из каррарского мрамора. Здесь было много темного дерева, а оно всегда действовало на нее угнетающе. Их летний дом был пронизан светом, теплым ветром и запахом моря. А бостонский дом всегда навевал мысли о зиме.
Нина вытащила ромашку и вдохнула ее резкий запах.
– Может, вернуть обратно лилии? – предложила горничная. – Они так прелестно пахнут.
– У меня от них болит голова. А кто прислал этот букет?
Горничная отцепила прикрепленный к вазе конвертик, открыла клапан, достала карточку.
– Здесь написано: «Миссис Восс. Скорейшего выздоровления. Джой». Больше ничего.
Нина наморщила лоб:
– У меня нет знакомых женщин по имени Джой.
– Возможно, потом вспомните. Не хотите ли прилечь? Мистер Восс говорит, что вам нужен отдых.
– Я уже належалась в постели.
– Но мистер Восс говорит…
– Я лягу. Попозже. А сейчас я хочу еще посидеть у окна. Одна.
Горничная застыла в нерешительности. Потом, кивнув, с явной неохотой покинула спальню.
«Наконец-то, – подумала Нина. – Наконец-то я одна».
Всю прошлую неделю, едва она вернулась из клиники, ее постоянно окружали люди. Частные сиделки, врачи, горничные. И Виктор. Прежде всего Виктор, буквально нависший над ее кроватью. Он читал ей вслух все открытки с пожеланием выздоровления, следил за всеми ее телефонными разговорами. Защищал ее, изолировал от окружающего мира. Делал узницей этого дома.
И все потому, что он ее любил. Слишком сильно ее любил.
Нина устало привалилась к спинке кресла. На противоположной стене висел ее портрет, написанный вскоре после женитьбы. Виктор сам нашел художника и даже выбрал платье, которое она должна была надеть для позирования. Длинное платье из розовато-лилового шелка, по которому шли неброские розы. На портрете Нина стояла под деревом. Ствол дерева обвивал плющ. В одной руке она сжимала белую розу, вторая была неуклюже опущена. На губах застыла робкая, неуверенная улыбка, словно в тот момент она думала: «Я тут стою вместо другой женщины».
От девушки на портрете ее отделяло двадцать пять лет. Вглядываясь в знакомый холст, Нина убеждалась, что за эти годы она почти не изменилась. Конечно, внешне она уже не та юная невеста в саду. Нет былого крепкого здоровья, нет тех кипучих жизненных сил. Но ее характер во многом остался прежним. Все такая же робкая и неуклюжая. По-прежнему собственность Виктора Восса.
Она услышала его шаги и подняла голову.
– Луиза сказала, что ты все еще сидишь в кресле. – Виктор влетел в комнату. – Тебе необходимо вздремнуть.
– Виктор, я прекрасно себя чувствую.
– По тебе не скажешь, что ты достаточно окрепла.
– Но прошло уже три с половиной недели. Доктор Арчер говорил, что другие его пациенты в это время вовсю гуляют по ленте тренажера.
– Меня другие его пациенты не касаются. Я не сравниваю тебя с ними. Тебе необходимо лечь и поспать.
Нина выдержала его взгляд и твердым голосом сказала:
– Я не лягу. Мне хочется посмотреть в окно.
– Нина, я всего лишь забочусь о твоем здоровье.
Но она уже отвернулась от него и смотрела в парк. На деревья, листва которых из желтой превращалась в бурую. Цвет предзимья.
– Я бы хотела прокатиться на машине…
– Пока еще слишком рано.
– …к парку. К реке. Куда угодно, подальше от этого дома.
– Нина, ты меня не слушаешь.
Она печально вздохнула:
– Нет, Виктор. Это ты меня не слушаешь.
Супруги замолчали.
– А это откуда? – спросил он, указывая на вазу возле кресла.
– Недавно прислали.
– Кто прислал?
Нина пожала плечами:
– Какая-то женщина по имени Джой.
– Такие цветы можно охапками собирать по обочинам.
– Потому их и называют полевыми. Или луговыми.
Подхватив вазу, Виктор поставил ее на стол в дальнем углу спальни. На чайном столике вновь оказалась ваза с восточными лилиями.
– Все лучше, чем какая-то трава, – буркнул он и вышел из комнаты.
Нина смотрела на лилии. Они были прекрасны. Экзотические, совершенные цветы. Вот только их обволакивающий аромат вызывал у нее головную боль.
Смахнув невесть откуда появившиеся слезы, Нина заметила конвертик, присланный вместе с полевыми цветами.
Джой. Кто же такая эта Джой?
Нина открыла конверт, достала карточку. Только сейчас она заметила надпись на обороте: «Некоторые врачи всегда говорят правду».
Ниже стоял телефонный номер.
Нина Восс позвонила в пять вечера. Эбби была дома одна.
– Это доктор Ди Маттео? – негромко спросил женский голос. – Одна из врачей, которые всегда говорят правду?
– Здравствуйте, миссис Восс. Значит, мои цветы до вас все-таки дошли.
– Да, благодарю вас. И цветы, и ваше довольно странное послание.
– Я перепробовала все способы связи с вами. Письма. Звонки.
– Почти десять дней назад меня выписали из клиники.
– Но вы были вне досягаемости.
– Понимаю, – после недолгого молчания сказала Нина.
«Она даже не представляет, в какой изоляции живет, – подумала Эбби. – Не догадывается, что муж обрубил все ее связи с внешним миром».
– Скажите, сейчас кто-нибудь слышит наш разговор?
– Нет. Я одна. А в чем дело?
– Миссис Восс, мне необходимо увидеться с вами, но так, чтобы ваш муж не знал. Вы можете это устроить?
– Вначале скажите зачем.
– По телефону мне сложно вам объяснить.
– Я не стану встречаться с вами, пока не узнаю причины.
– Это… касается вашего сердца. Того, что вам пересадили в Бейсайде.
– И что?
– Никто не знает, кому оно принадлежало раньше. И откуда его доставили. – Эбби помолчала, затем тихо спросила: – Миссис Восс, а вы знаете?
Из трубки доносилось лишь быстрое, неровное дыхание Нины.
– Миссис Восс!
– Мне нужно идти.
– Подождите. Когда я смогу вас увидеть?
– Завтра.
– Каким образом? Где?
Снова возникла пауза, и только в самом конце, прежде чем повесить трубку, Нина сказала:
– Я найду способ.
Дождь безостановочно барабанил по полосатому навесу над головой Эбби. Она целых сорок минут стояла и мерзла напротив оптового склада сети магазинов Челуччи. К воротам склада без конца подъезжали грузовики, где их уже ждали рабочие с погрузчиками и тележками. В недрах здания исчезали безалкогольные напитки «Снэпл», чипсы «Фрито-лей», сигареты «Уинстон». С картонок промерзшей Эбби улыбался нестареющий малыш Дебби, любитель разных вкусных штучек.
Двадцать минут пятого. Дождь припустил еще сильнее. К нему добавился ветер. Эбби ругала себя, что выбрала обувь не по погоде. Ноги промокли и промерзли. Она торчала здесь целый час, с каждой минутой все больше убеждаясь, что Нина Восс не приедет.
Неподалеку от Эбби стоял грузовик компании «Прогрессо фудс». Его двигатель вдруг ожил. Грузовик рванулся с места, обдав ее облаком выхлопных газов. Эбби отвернулась. Наверное, за это время к тротуару и подъехал черный лимузин. Окошко водительского сиденья опустилось на несколько дюймов.
– Вы доктор Ди Маттео? – крикнул ей водитель. – Садитесь в машину.
Эбби не торопилась открывать дверцу. Стекла лимузина были сильно тонированы, но она все же различила чей-то силуэт на заднем сиденье.
– Садитесь. У нас мало времени, – поторопил ее водитель.
Сгибаясь под струями дождя, Эбби подошла к машине и открыла заднюю дверцу. Смахнув воду с лица, вгляделась в сумрак салона, где сидела единственная пассажирка. Увиденное неприятно поразило Эбби.
