Артур Дойл - Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
Хорошо, что он не отпустил кеб, – вернуться в Бридпортплейс ему удалось довольно быстро. Доктор Майлс еще не прибыл, но его ожидали с минуты на минуту. Джонсон остался его дожидаться. Он сидел, барабаня пальцами по коленям, в просторной полутемной комнате, насыщенной тяжелым тошнотворным запахом медицинского эфира. В комнате, обставленной массивной темной мебелью, на полках стояли мрачные толстые книги, на камине скорбно отмеряли секунды старинные черные часы. Стрелки на них показывали половину восьмого, то есть прошел уже час с четвертью, как он ушел из дому. Что о нем подумают женщины? Каждый раз, когда где-то хлопали двери, он вскакивал со стула и, дрожа всем телом, прислушивался, не послышится ли басовитый голос доктора Майлса. Неожиданно с улицы донеслись быстрые шаги, с резким щелчком в замке повернулся ключ, и Джонсон, задыхаясь от радости, вылетел в прихожую еще до того, как доктор успел переступить порог своего дома.
– Прошу вас, скорее, доктор! Я приехал за вами, – выпалил он. – Жене стало плохо в шесть часов.
Вообще-то он не представлял себе, как должен был повести себя доктор при его известии. Наверняка как-то очень энергично… Возможно, он должен был схватить какие-то лекарства и в волнении броситься вместе с ним по освещенным газовыми фонарями улицам. Но вместо этого доктор Майлс опустил зонтик в подставку, каким-то недовольным жестом сдернул с головы шляпу и затолкал Джонсона обратно в комнату.
– Так. Вы, очевидно, со мной договорились заранее, верно? – не слишком радушным тоном спросил он.
– Да-да, доктор, еще в ноябре. Я – Джонсон, владелец магазина мужской одежды. Ну, на Нью-Норт-роуд, помните?
– Ах да, вспоминаю, – сказал доктор, полистав свою записную книжку в яркой блестящей обложке с именами пациентов. – Роды немного запоздалые… Ну и как она себя чувствует?
– Я не…
– Конечно, конечно, это же у вас впервые. В следующий раз будете знать больше.
– Миссис Пейтон сказала, что настало время звать вас, сэр.
– Дорогой сэр, поверьте, в спешке нет никакой надобности. Все равно я думаю, что нам предстоит работать всю ночь. Поезд без угля не поедет, мистер Джонсон, а я сегодня еще ничего не ел, кроме легкого завтрака.
– Мы можем что-нибудь для вас приготовить… что-нибудь горячее и чай.
– Спасибо, но меня уже ждет ужин на столе. В первые часы я мало чем могу помочь, так что отправляйтесь домой и передайте жене, что я скоро буду.
В ужасе Роберт Джонсон смотрел на этого человека, который в такую минуту мог думать об ужине. Ему не хватало воображения понять, что необыкновенно важное для него является обычным, повседневным делом для врача, который не протянул бы и года, если бы в пылу работы забывал заботиться о собственном здоровье. В ту минуту Джонсон видел в нем чуть ли не чудовище, и по дороге домой настроение его испортилось еще больше.
– А вы не спешили, – осуждающе произнесла его теща, появившаяся на верху лестницы, когда он торопливо вошел в дом.
– Я не виноват! – взволнованно ответил он. – Еще не закончилось?
– Закончилось, как же! Ей, бедненькой, еще мучиться и мучиться. Где доктор Майлс?
– Он приедет, как только поужинает.
Женщина хотела что-то сказать, но тут из-за приоткрытой двери у нее за спиной ее позвал полный боли высокий голос. Она тут же метнулась в комнату и закрыла дверь, а Джонсон с тяжелым сердцем перешел в свой магазин. Отправив домой помощника, он с рвением взялся за работу. Закрыв все коробки, заперев ставни и наведя полный порядок, Джонсон перешел в гостиную за торговым залом. Но он не мог спокойно сидеть. Вскочив, он несколько раз прошелся по комнате и снова сел в кресло. Потом до его слуха донеслось дребезжание фарфора, и он увидел горничную, проходящую мимо двери с подносом, на котором стояла чашка и дымящийся заварной чайничек.
– Для кого это, Джейн? – спросил он.
– Для хозяйки, мистер Джонсон. Она сказала, что ей хочется чаю.
Эта простая чашка чая принесла ему неописуемое утешение. Значит, все не так плохо, раз его жена может думать о таких вещах. Воспрянув духом, он попросил принести и себе чашку, и как раз, когда он допил чай, прибыл доктор. В руке он держал небольшой кожаный чемоданчик.
– Ну что, как она? – бодро спросил он.
– О, ей гораздо лучше, – радостно сообщил Джонсон.
– Лучше? Это плохо, – нахмурился доктор. – Может, мне тогда лучше завтра утром к вам заехать?
– Нет-нет! – заволновался Джонсон и впился в рукав плотного бобрикового пальто врача. – Мы так рады, что вы пришли. Прошу вас, доктор, сходите наверх и побыстрее расскажите мне, что вы думаете.
Доктор прошествовал по лестнице на второй этаж, и его тяжелые твердые шаги разнеслись по всему дому. Джонсону, оставшемуся внизу, было слышно, как он ходил у него над головой, и этот звук был лучшим утешением для его натянутых до предела нервов. Это была уверенная твердая походка не сомневающегося в своих силах человека. Потом раздался такой звук, словно по полу протащили стул, через секунду наверху распахнулась дверь, и кто-то опрометью бросился вниз. Джонсон в ужасе вскочил, уверенный, что случилось что-то ужасное, но оказалось, что это всего лишь теща, которая искала ножницы и какую-нибудь ленту. Она была до того возбуждена, что добиться от нее связного рассказа о том, что происходит наверху, так и не удалось. Исчезла она не менее стремительно, чем появилась. Потом наверх прошла Джейн с кипой проветренного постельного белья. Потом, после нескольких минут тишины, Джонсон снова услышал громкие шаги, и в гостиную спустился доктор.
– Все хорошо, – сказал он, задержавшись на секунду в двери. – Вы бледны, мистер Джонсон.
– Нет, сэр, что вы! Вовсе нет, – как бы оправдываясь, произнес хозяин дома, торопливо вытирая платком лоб.
– Пока нет никаких причин для тревоги, – сказал доктор Майлс. – Случай, конечно же, не из простых, но будем надеяться, что все закончится хорошо.
– Есть какая-то опасность, сэр? – с замиранием сердца спросил Джонсон.
– Опасность, конечно же, есть всегда. У вас довольно серьезный случай, хотя все могло быть и намного хуже. Я дал ей лекарство. По пути к вам я заметил, что напротив вашего дома идет какая-то стройка. Квартал, значит, развивается. Рента, должно быть, растет каждый день. Вы как, не забыли на свое жилье контракт заранее оформить, а?
– Да-да, оформили, – пробормотал Джонсон, который во все уши прислушивался к звукам наверху. То, что доктор в такое время мог говорить на постороннюю тему, показалось ему хорошим знаком. – То есть, я хотел сказать, нет, сэр. Я плачу на год вперед.
– Это напрасно, на вашем месте я бы оформил контракт. Знаю я одного часовщика, Маршалл его фамилия. Я дважды принимал роды у его жены и лечил их от брюшного тифа, который они подхватили, когда на Принс-стрит чинили сточные трубы. Так вот, хозяин, у которого он снимал дом, вы не поверите, каждый год повышал ему арендную плату на сорок фунтов. И вопрос стоял так: либо плати, либо ищи себе другое место.
– А что, его жена нормально перенесла роды?
– Что? А, да, с ней все в порядке. Ну-ка, подождите…
Сделав внимательное лицо, доктор направил одно ухо в потолок, прислушался и неожиданно выбежал из комнаты.
Был март, вечера стояли холодные, поэтому Джейн растопила камин, но ветер на улице не выпустил дым из дымохода, и воздух в комнате наполнился его едким запахом. Джонсон сидел в кресле у камина, его тряс озноб, но не от холода, а от волнения. Он подался вперед и протянул к огню худые бледные руки. В десять Джейн принесла холодного мяса и накрыла стол для ужина, но он так и не смог заставить себя есть, выпил лишь стакан пива. Это его взбодрило. В эти минуты волнение его напрямую зависело от слуха. Он ловил самые незначительные звуки, доносившиеся сверху, и по ним пытался представить, что там происходит. Один раз, когда пиво еще согревало его, он даже набрался смелости и тихонько поднялся по лестнице. Оказалось, что дверь спальни приоткрыта, чуть-чуть, всего на полдюйма. Подкравшись на цыпочках к двери, Джонсон боязливо заглянул в длинную узкую щель. Когда там мелькнуло чисто выбритое лицо доктора, на этот раз усталое и беспокойное, он как сумасшедший бросился вниз по лестнице и выбежал из дому. Там, чтобы хоть как-то отвлечься, стал рассматривать, что происходит на улице. Все магазины уже были закрыты, из ближайшей пивной расходились шумные подвыпившие гуляки. Когда улица опустела, он вернулся на свое место у камина. В затуманенной голове Джонсона возникали такие вопросы, которые никогда раньше не беспокоили его. Где справедливость? За что его милой невинной женушке приходится так страдать? Отчего природа столь жестока? Собственные мысли напугали его и одновременно удивили. Почему раньше он ни о чем подобном не задумывался?
