Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
Последнее, что я сделала, в определенном смысле слова последнее, что я вообще сделала в этой жизни, после того как бросила взгляд на полную луну, опустила жалюзи на окнах в моей спальне, встала на колени и поблагодарила Розу за благословение предстоящей ночи, я на цыпочках вышла на лестничную площадку и заглянула в щелку не до конца прикрытой двери в спальню Люсьена. Горел ночник, а в щель между плотными шторами проникал лунный свет. Он полз полоской по полу, а затем отражался в зеркале, висевшем на противоположной стене. Я не вошла в спальню. Я никогда к нему не заходила. Я стояла, как всегда, неподвижно, очарованная волшебством, исходящим от спящего ребенка, прислушиваясь к ритмичной последовательности его вдохов и выдохов, наблюдая за едва заметным шевелением одеяла и тем, как Люсьен сладко посасывает большой палец. Потом я пошла к себе и спала так долго и крепко, как давно уже не спала. Теперь, когда я знаю, что может случиться, пока ты не бодрствуешь, я больше не могу спать.
Сейчас я не знаю, что значит проснуться. Просто у меня одно состояние бодрствования сменяется другим. После того утра я никогда не просыпалась, поскольку никогда больше не спала.
Накануне того дня я твердо решила проснуться в четыре часа утра, ответить на молитвы по интернету, подготовиться к совместному чтению, то есть сделать все то, что я не успела вчера. Почему я не проснулась вовремя? Возможно, потому, что тело мое было занято чем-то вместе с дьяволом в самые темные часы ночи… Возможно, я вообще мало спала… Иногда мне хочется располосовать себе кожу только для того, чтобы увидеть, какая я внутри. Вот только у меня на руках нет когтей, а ногтями я могу нанести царапины, которые едва кровоточат.
* * *Я проснулась поздно, очень поздно. На заутреню я никак не успевала, но, если поспешу, решила я, на чтение к сестрам попаду. Люсьена не было нигде ни видно и ни слышно, но минувший день выдался слишком долгим. Хмурые рассветы почти стерли резкость перехода от ночи к дню. Я была рада, что у меня есть возможность одеться в тишине и спокойствии. В последнее время Люсьен бывал излишне назойливым. Я встала на колени и быстренько помолилась. Тот день представлял собой каталог, состоящий из разделов «впервые» и «в последний раз». В последний раз я молилась, преисполнившись веры, а не отчаяния. На кухне я принялась звенеть посудой. Люсьен не спускался. Я позвала его. Последнее, чего мне хотелось, – просить Марка присмотреть за Люсьеном. Это могло послужить ему поводом вызвать Энджи или задержаться в Велле подольше. По радио, как всегда, передавали о бесконечной череде бед, обрушившихся на страну в связи с засухой. Это утомляло. Я выключила радио и снова позвала Люсьена. Не услышав ответа, я поднялась до середины лестницы и опять позвала… затем подошла к двери и открыла. Ночник до сих пор горел. Шторы оставались задернутыми. В кровати – никого.
– Люсьен! – заорала я.
Хотя куда мальчик мог подеваться в маленьком доме с двумя спальнями и одной лестницей, я понятия не имела. Я заглянула в ванную комнату. Не спущенная вчера вода казалась сегодня взятой из болота. В ванну явно никто не залезал. Моя ряса висела, перекинутая через край, словно мокрый саван. По крайней мере, внук не упал в воду. Я заглянула в спальню, стащила одеяло, надеясь, что сейчас он выскочит и крикнет мне: «Бу!» В груди у меня все напряглось, но я приказала себе дышать глубже, успокоиться. Подобное чувство рано или поздно переживает любая мать. Ей кажется, что случилось невообразимое, что она потеряла свое дитя, но почти всегда страхи оказываются ложными.
Я вернулась на кухню, надеялась, что, нарушив все законы природы, Люсьен умудрился спуститься вниз, усесться за стол и начать уплетать свою кашу, а я каким-то чудом не заметила его на лестнице. На кухне внука не было. Очевидным казалось, что Люсьен проснулся раньше, пока я спала, и улизнул из дома. Его коричневая куртка висела в коридорчике у задней двери. Рядом стояли сапоги, но я не удивилась бы, если бы оказалось, что внук вышел во двор босоногим даже в такой день. Задняя дверь не была заперта. Все показалось мне немного странным. Покрытый изморозью дуб словно был подсвечен, а крики фазанов создавали саундтрек. Люсьен должен был отправиться к Марку. Я не могла отрицать, что внук очень обрадовался его возвращению. Я постучала и тут же толкнула дверь в амбар. В большой комнате было прибрано. Помытую посуду Марк расставил на свои места. Нигде не валялись листки бумаги с буквами «М». Скорее всего, он сжег их в печурке, которую топил дровами. Джинсы Люсьена висели на стойке для сушки белья, а вот куртка Марка больше не висела на колышке в стене. Только выйдя из амбара, я заметила, что «лендровера» нигде не видно. Нужно думать логически. Начнем с самого начала. Люсьен встал рано, увидел, что я сплю, и пошел в амбар. Марку что-то понадобилось в Миддлтоне, и они вместе поехали в город. Так, скорее всего, и было.
Я смотрела на расстилающиеся передо мной поля. Как же пусто! Овцы сгрудились возле сена. Две вороны, кружась над Хеддичем, сражались с сарычом. Я замерзла, очень замерзла. Земля под ногами была твердой как камень. Я в нерешительности зашагала обратно к дому. Его мобильный телефон переключался на автоответчик, впрочем, если он поехал в Миддлтон, это неудивительно. Мобильная связь там просто ужасная. Над головой большая цапля лениво летела от озера по направлению к проезжей дороге, прочь из Велла. А потом я поняла! Голый ребенок… прощальный смешок… «Не дави на меня слишком сильно…» Случилось ужасное: он забрал у меня Люсьена и уехал с ним.
«Теперь ты совсем одна», – сказал Голос.
Я побежала по пустой дороге.
– Вернись! – крикнула я.
А затем на горизонте показался «лендровер». Я остановилась, думая о том, что за глупые мысли только что посетили меня. Я наблюдала за тем, как автомобиль слегка качает на гравии подъездной дорожки. Марк вылез из машины с газетой в руке. Помню, я подумала о том, что Марк никогда прежде не ездил по утрам покупать газету. Он возненавидел прессу с тех пор, когда у него возникли проблемы на работе. После переезда сюда его антипатия только усилилась. Позже я думала о том, почему он поехал в Миддлтон, рискуя нарваться на неприятности. Не ради же одной газеты? Но тогда меня эти вопросы не тревожили. Я ждала, когда Марк, обойдя вокруг машины, откроет дверцу перед Люсьеном.
– Почему ты не сказал, что забрал Люсьена с собой?
Я пошла к машине, ничуть не сомневаясь в том, что внук там. Просто в другом месте его быть не могло.
– Я чуть с ума не сошла от волнения.
– О чем ты? – спросил муж.
– Где он, Марк? – Повысив голос до крика, я открыла заднюю дверцу и заглянула вовнутрь.
Внутри, помимо строевого леса, гвоздей и деревянных молотков, ничего не оказалось.
– Что ты с ним сделал?
У меня исчерпались разумные объяснения, и я побежала, просто побежала. Я устремилась вниз по склону холма к кошаре для ягнят. Люсьен должен быть там. Он сделал себе домик, зарывшись в сено. Но все внутри кошары покрывал слой никем не потревоженной пыли. Тогда я побежала к сараю, в котором стоял наш трактор. Должно быть, Люсьен там, в одной пижаме, держится ручонками за руль, но я совсем забыла, что трактора на месте нет. Он остался внизу, возле сена. Я крикнула Марку, что бегу к трактору, и, спотыкаясь, заковыляла по вспаханному полю, теперь представлявшему непроходимую грязь.
Марк, как тисками, схватил меня за руку.
– Что случилось, Рут?
– Я проснулась, а его в кровати нет. Люсьен исчез, Марк! Пропал!
На муже не было лица. В этом я уверена.
– Ну… А вчера вечером с ним все было в порядке? Вернувшись в дом, ты это проверила?
– Разумеется, проверила. Что случилось?
– Не понимаю. Где он? Люсьен просто так исчезнуть не мог.
От хладнокровия Марка ничего не осталось. Когда я заговорила, то сделала это для того, чтобы успокоить не только себя, но и его.
– Ладно. Ничего. Мы его найдем. Он просто пошел побродить по окрестностям. Люсьен это любит. Когда здесь была Энджи, он часто с ней гулял.
– Ты права, – швырнув газету на водительское сиденье, сказал Марк. – Поиски надо вести упорядоченно, а не как придется. Первым делом тебе надо надеть куртку.
Он крепко обнял меня. Я услышала его учащенное громкое сердцебиение. Мы долго прожили вместе, и я могу с точностью сказать, что Марк всеми силами старался сохранить самообладание. Впрочем, наши объятия оказались недолгими.
– Пойду наверх за свитером, – сказала я, но, зайдя в спальню, первым делом пала на колени. – Я очень много для тебя сделала, – тихо произнесла я. – Я всем ради тебя пожертвовала: мужем, мечтой, всем… Я никогда ничего не просила, но теперь прошу об одном: найди и верни мне Люсьена.
Эхо моих слов прозвучало как-то угрожающе, словно я собиралась ее шантажировать. Голос сообщил мне, что будет лучше, если я попрошу прощения, покаюсь за подобного рода заявления. Кем я себя возомнила? После этого я очень испугалась, что обидела богиню засухи, которой была одержима и о которой так мало знала.
