Сьюзен Льюис - Горечь моей надежды
Алекс взяла в обе ладони сухонькую руку и попыталась не расплакаться.
– Мне будет тебя недоставать, Милли, – прошептала она. Впрочем, та вряд ли расслышала ее слова.
– Я пока никуда не собираюсь уезжать, – возразила Милли. – В этих старых костях еще есть жизнь. Погоди, сама увидишь.
Алекс не знала, радоваться этому или огорчаться. В конце концов, что это за жизнь – все дни быть прикованной к постели, быть не в состоянии обслужить себя и целиком зависеть от посторонних людей, их милости и решений. Как, например, сейчас, когда ей предстоит переезд на новое место, где она никого не знает. И неизвестно, станут ли ее навещать родственники. С другой стороны, напомнила себе Алекс, Милли по крайней мере пребывает в благостном расположении духа. А ведь сколько несчастных, которые днями напролет кричат, ругаются или же стараются забиться в угол, уверенные в том, что кто-то собирается на них напасть.
Да и она сама, по крайней мере сейчас, не настолько наивна, чтобы броситься домой, в надежде застать там Джейсона, делая при этом вид, что у нее совершенно вылетело из головы, что он собирался заехать за вещами. В конечном итоге она не увидела его вообще, даже если в душе и мечтала об этом. С другой стороны, как бы она чувствовала себя, видя, как он собирает свои вещи, чтобы больше никогда не вернуться сюда? Дело вполне могло закончиться тем, что она стала бы умолять его вернуться, отчего им обоим было бы во сто крат тяжелее. Тем более что он все равно не вернулся бы. Так что когда Алекс возвратилась домой после долгой одинокой прогулки вдоль пляжа, во время которой безуспешно пыталась взбодрить себя, ее ждали зияющие пустоты в гардеробе, где когда-то висели его вещи, пустой стакан из-под зубной щетки в ванной, рядом с которым ее собственный смотрелся страшно одиноким, и общее ощущение пустоты, в которую она тотчас же провалилась, как в черную бездну.
Ничего, сейчас она из нее выберется. Для этого достаточно взглянуть на других людей, например на маленького мальчика, что сейчас сидит перед ней. Ведь справляются же они с неурядицами, которые подбрасывает им жизнь! По сравнению с их проблемами ее собственные кажутся сущими мелочами.
К счастью, в отношении шестилетнего Питера Лича не было насилия ни со стороны родителей, ни опекунов. Дело было в сверстниках. Мальчишки, которым было по восемь-девять лет, издевались над ним, как могли, а все потому, что Питер, с его синдромом Аспергера, был не такой, как они. Да что там сверстники! Даже отчим Питера не мог поручиться, насколько еще хватит его терпения.
Правда, сегодня мистер Лич хотя бы пришел на встречу и поучаствовал в обсуждении судьбы своего пасынка, который – в отличие от него – вообще не проявлял никакого интереса к тому, о чем говорили педиатр и психиатр.
Мысли Алекс тоже были далеко: Дженет Букмен, владелица «Тыковки», только что прислала ей эсэмэску из двух слов «Не появилась».
Сердце Алекс упало: речь явно шла об Отилии. Впрочем, стоило ей посмотреть на сидевшего на другом конце конференц-зала Питера, как она устыдилась. Все-таки в данный момент для нее на первом месте судьба этого бедного мальчика. Ведь кому интересен больной, погруженный в себя ребенок? Никто не будет заботиться о нем так, как мать, хотя отчим, несомненно, тоже прилагал усилия.
Увы, не имея ни работы, ни приличного образования, родители Питера явно не знали, что им делать со своим ребенком, и потому изо всех сил обвиняли социальные службы в малоприятном и плохо понятном диагнозе.
Пока патронажная сестра излагала следующие пункты социальной и медицинской реабилитации мальчика, Алекс воспользовалась минуткой и отправила Дженет сообщение. «Поняла. Придержите место». Затем, выйдя якобы в туалет, позвонила в начальную школу Кестерли и попросила позвать к телефону Брайана Уэйда.
– К сожалению, – прозвучало в ответ, – сейчас у него совещание, и он просил его не беспокоить, за исключением экстренных случаев.
Алекс так и подмывало сказать, мол, это и есть то самый экстренный случай. Однако она нажала на кнопку отбоя и вернулась в конференц-зал, исполненная решимости не думать ни о ком другом, кроме Питера. Увы, ее снедало желание прямо сейчас отправиться в Норт-Хилл и выяснить, в какие игры пытается с ней играть Эрика Уэйд. Она ведь пообещала, что отвезет Отилию в садик. Выходит, это была всего лишь уловка, способ избавиться от назойливого внимания со стороны социальных служб? Во всяком случае, Алекс подумала именно так.
Слушая вполуха Гейл из «Общества поддержки семьи» – в данный момент та излагала программу реабилитации, которую они совместными усилиями подготовили еще месяц назад, – Алекс чувствовала, как в ней закипает злость на Эрику Уэйд. Это надо же, не сдержать своего слова! Допустим, Алекс и не ожидала, что она его сдержит, что, однако, нисколько не облегчало участь Отилии. Неужели Эрика не понимает, что если будет и дальше продолжать в том же духе, то просто потеряет дочь?
Мать Питера хотя бы желала добра своему сыну. Правда, сейчас она кричала на них, обвиняя в манкировании служебными обязанностями и предвзятом отношении к ее ребенку, что отнюдь не способствовало делу. Педиатр безуспешно пыталась ее переубедить. То же самое, по возможности дипломатично, попробовали сделать Гейл и Алекс: мол, закрывать глаза на проблемы сына – значит лишь оттягивать их решение.
Увы, в ответ мать взорвалась очередным приступом ярости. Сын тоже поднял крик. Томми рыкнул было на них, призывая к порядку, но это лишь усугубило дело. В конечном итоге, отчим и Томми были вынуждены оттащить мать от врача, тогда как психиатр и Алекс как могли успокаивали Питера.
В общем, такого кошмарного совещания Алекс не помнила уже давно. Даже когда все закончилось, она еще долго не могла прийти в себя, возмущенная и расстроенная тем, с какой яростью набросилась на них мать Питера, обвиняя их во всех смертных грехах. Интересно, какую сцену эта мамаша устроит в следующий раз? Слава богу, после каждого такого собрания составлялись протоколы, которые затем передавались в архив. И все же Алекс возмущало, как можно поливать грязью тех, кто пытается вам помочь, а ведь именно так и поступала миссис Лич – выливала на них целые ушаты грязи.
Выехав на главную дорогу, Алекс покатила в направлении Норт-Хилл. Ложь, ложь и ложь. Кругом сплошная ложь.
Почему никто, ради всего святого, не говорит правды? Она мысленно перенеслась на профсоюзное собрание, состоявшееся утром в субботу, и ее вновь охватила ярость. Какой смысл грозить забастовкой? Кому от этого польза? Явно не детям, нуждающимся в их помощи. Да им самим тоже. Можно подумать, правительство когда-нибудь кого-то слушало.
Оно было занято лишь тем, что производило сокращения, сокращения и все новые сокращения, делая при этом вид, будто знает ответы на все вопросы, в то время как только и делало, что врало. Оно было настолько оторвано от проблем рядовых граждан, что даже не слышало ехидные голоса тех, кто находился на самом дне. Люди не скрывали своего скепсиса по поводу новой, откровенно абсурдной политики, якобы призванной обуздать рост преступности. Не слышали в Лондоне и плач обездоленных, чьи и без того жалкие пособия в последнее время были урезаны. Впрочем, чему удивляться, если политики с упоением слушают только самих себя?
А как бессовестно они лгали, заверяя рядовых граждан, будто понимают, как нелегко жить в муниципальных домах в неблагополучных микрорайонах без всяких перспектив получить работу, и это при том что пособия сокращаются или отбираются вообще, а налоговые льготы отменяются. Живя в своих шикарных лондонских особняках с миллионами под матрацами, они совершенно оторвались от жизни и теперь были одержимы лишь одной идеей: сокращением бюджетных расходов.
Алекс разозлилась так, что была готова в любую минуту штурмовать Даунинг-стрит. Не будь Лондон так далеко, она бы непременно так и сделала. Сейчас же ей не помешало бы успокоиться, ведь она уже на подъезде к Норт-Хиллу. Не дай бог, она еще вцепится в Эрику и до смерти напугает малышку Отилию.
И тогда прощай возможность помочь девочке. Ее отстранят от работы, а это ей меньше всего нужно.
К счастью, к тому моменту, когда Алекс свернула в оплетенные колючей ежевикой ворота, она уже успела взять себя в руки, хотя по-прежнему была зла на Брайана Уэйда, с которым в очередной раз безуспешно пыталась связаться по телефону. По собственному опыту зная, что на ее стук вряд ли кто-то ответит, если его самого нет дома, она уже заранее винила его в своей неудаче.
Она уже собралась нажать на кнопку дверного звонка, когда заметила, что дверь приоткрыта. Что бы это могло значить? Не зная, что и думать, она вошла внутрь и громко поздоровалась.
Ей никто не ответил. Тогда она вошла в прихожую и позвала хозяев.
И вновь никакого ответа.
Ей почему-то стало страшно. Может, стоит позвонить Брайану Уэйду и попросить, чтобы его вызвали с совещания?
