Тесс Герритсен - Жатва
Даже Марк.
«Если он умолчал об этих смертях, о чем еще он умалчивает?»
Подъехав к дому Элейн, Эбби не торопилась выходить. Она сидела, обхватив голову и пытаясь волевым усилием стряхнуть с себя подавленность. Но тягостное состояние не проходило.
«Все разваливается на куски, – думала Эбби. – Моя работа. А теперь я теряю Марка. Самое скверное во всем этом, что я даже не знаю, почему так происходит».
С того самого вечера, когда Эбби упомянула про Кунстлера и Хеннесси, их отношения с Марком разительно изменились. Они по-прежнему жили вместе и спали в одной постели, но общались совершенно механически. В том числе и в сексе. В темноте, с закрытыми глазами. Таким сексом она могла бы заниматься с кем угодно.
Может, Элейн ей что-нибудь расскажет?
Эбби вышла из машины, поднялась на крыльцо. Там лежали две свернутые газеты, принесенные почтальоном. Газеты были недельной давности и успели пожелтеть. Почему Элейн их не взяла?
Эбби нажала кнопку звонка. Когда никто не ответил, она постучала, потом снова стала звонить. Она слышала мелодичное треньканье, а следом наступала тишина. Ни шагов, ни голосов. Пожелтевшие газеты подсказывали ей: здесь что-то случилось.
Передняя дверь была заперта. Эбби спустилась с крыльца, обогнула дом и прошла в сад. Дорожка, выложенная каменными плитами, вилась между изгибами клумб с ухоженными азалиями и гортензиями. Лужайка выглядела свежевыкошенной, живые изгороди – подстриженными, но от патио веяло странной пустотой. Эбби вспомнила: в прошлый раз здесь была садовая мебель. Стол под широким зонтом и стулья. Они исчезли.
Кухонная дверь тоже была заперта, но рядом с патио Эбби обнаружила стеклянную раздвижную дверь. Та оказалась открытой. Эбби отодвинула дверь, вошла и позвала:
– Элейн!
Комната опустела. Мебель, ковры – все исчезло. Даже картины. Эбби ошеломленно смотрела на голые стены, на пол, где на месте ковра темнел прямоугольник (остальная поверхность пола успела выгореть на солнце). Эбби прошла в гостиную. Ее шаги гулко отдавались в пустых комнатах. Дом был чисто убран и совершенно пуст, если не считать нескольких рекламных открыток, валявшихся в почтовом ящике. Открытки не были именными.
Эбби прошла на кухню. Даже холодильник был пуст и вымыт внутри. Его стенки пахли дезинфицирующим средством. Эбби сняла трубку настенного телефона. Гудка не было.
Она вернулась к машине и остановилась, совершенно сбитая с толку. Какие-нибудь две недели назад она была в этом доме. Сидела в гостиной на диване, ела сэндвичи и рассматривала фотографии семьи Леви, украшавшие стену над камином. Сейчас все это казалось ей галлюцинацией.
Оцепенение не проходило. Эбби выехала на дорогу, включила автопилот и почти не обращала внимания на то, где и как едет. Она думала о внезапном отъезде Элейн. Куда сгинула эта женщина? Вряд ли Элейн захотелось коренным образом поменять свою жизнь. Ее отъезд скорее напоминал паническое бегство.
С тяжким чувством Эбби взглянула в зеркало заднего обзора. С прошлой субботы, когда она впервые увидела бордовый фургон, это вошло у нее в привычку.
За нею ехал темно-зеленый «вольво». Эбби стала припоминать, видела ли она эту машину возле дома Элейн. Может, и видела. Она не особенно смотрела по сторонам.
«Вольво» мигал ей фарами.
Эбби прибавила скорость.
Водитель «вольво» сделал то же самое.
Эбби свернула вправо, на главную магистраль. Этот участок дороги изобиловал заправочными станциями и магазинами.
«Свидетели, – думала она. – Целая толпа свидетелей».
Однако настырный «вольво» продолжал ехать за ней, неутомимо мигая фарами.
Хватит! Почему она должна уворачиваться от погони? Сколько можно бояться? Ей надоело трусить. Если кто-то из людей Восса собирается ее атаковать, она сама пойдет в атаку.
Эбби свернула на стоянку крупного торгового центра. Свидетелей и здесь было предостаточно. Покупатели выкатывали тележки. Те, кто еще собирался что-то купить, искали свободные места на стоянке. Здесь они и встретятся лицом к лицу.
Эбби затормозила.
«Вольво» с визгом остановился в нескольких дюймах от ее заднего бампера.
Эбби выскочила наружу, подбежала к «вольво» и сердито забарабанила в окошко водителя.
– Открывайте, черт вас побери! Открывайте!
Водитель опустил стекло. Посмотрел на Эбби, затем снял темные очки.
– Доктор Ди Маттео? – сказал Бернард Кацка. – Я так и думал, что это вы.
– Зачем вы меня преследовали?
– Я видел, как вы отъехали от одного дома.
– Не сейчас. Раньше. Зачем вы ездили за мной по пятам?
– Когда?
– В субботу. На фургоне.
– Я не знаю, о каком фургоне вы говорите, – покачал головой Кацка.
Эбби дала задний ход.
– Ладно, забудем фургон. Не надо больше за мной ездить, договорились?
– Я подавал вам сигналы, прося остановиться. Вы видели, как я мигал фарами?
– Я не знала, что это вы.
– Вы не откажетесь рассказать, что вы делали в доме доктора Леви?
– Хотела навестить Элейн. Я не знала, что она съехала.
– Здесь стоять нельзя. Почему бы вам не проехать на стоянку? Я хочу с вами поговорить. Или вы и сейчас откажетесь отвечать на вопросы?
– Смотря на какие.
– О докторе Леви.
– Вы только о нем будете спрашивать? Только об Аароне?
Кацка кивнул.
Эбби задумалась и решила: вопросы могут быть обоюдными. Даже молчаливый детектив Кацка способен ненароком выдать какую-нибудь нужную ей информацию.
Эбби обвела глазами торговый комплекс.
– Видите закусочную? Можем поговорить там, за чашкой кофе.
Копы и пончики. Два эти слова воскрешали в памяти городские шутки о бостонских полицейских. Каждый коп с внушительным животиком и каждая патрульная машина возле дверей закусочных «Данкин донатс» только подкрепляли их. Однако Бернард Кацка не любил пончики. Он взял лишь чашку черного кофе, да и тот пил без особого удовольствия. Эбби он казался человеком, за которым не только не водится грешков, но и который совершенно равнодушен к радостям жизни. Ничего лишнего и бесполезного.
И первый вопрос, заданный им, был строго по существу:
– Почему вы оказались в этом доме?
– Я же вам сказала: поехала навестить Элейн. Мне хотелось поговорить с ней.
– О чем?
– О личных делах.
– У меня сложилось впечатление, что вы были едва знакомы.
– Это она вам так сказала? – спросила Эбби.
– Вы согласны с такой характеристикой ваших отношений? – спросил Кацка, не отвечая на ее вопрос.
Эбби шумно выдохнула:
– Думаю, что да. Мы были знакомы через Аарона. Вот так.
– Тогда почему вы решили ее навестить?
Теперь Эбби медленно втягивала воздух, мысленно оценивая себя со стороны. Она нервничает. Это заметно. А у такого человека, как Кацка, ее нервозность вызывает подозрение.
– В последнее время со мной происходили странные события. О них я и хотела поговорить с Элейн.
– Какие события?
– В минувшую субботу кто-то меня преследовал. За мной ехал бордовый фургон. Я его заметила на мосту Тобин. И потом снова, когда ехала домой.
– Что-нибудь еще?
– А вы считаете, этого мало, чтобы выбить человека из колеи? – спросила Эбби, в упор глядя на детектива. – Мне стало страшно.
Кацка молча разглядывал ее, словно пытался понять, настоящий ли страх написан на ее лице.
– Какое отношение тот фургон имеет к миссис Леви?
– Это ведь вы заставили меня задуматься о смерти Аарона. Вы усомнились, была ли его смерть самоубийством. Потом я узнала о смерти еще двух бейсайдских врачей.
Кацка нахмурился. Вероятно, он слышал об этом впервые.
– Шесть с половиной лет назад погиб некий доктор Лоренс Кунстлер. Он был торакальным хирургом. Спрыгнул с моста Тобин.
Кацка молчал, но Эбби заметила, как он чуть-чуть подался вперед.
– А три года назад погиб анестезиолог Алан Хеннесси. Отравление угарным газом. В газете его смерть назвали несчастным случаем. Дефект отопительной системы.
– К сожалению, такие смерти бывают каждую зиму.
– И вот совсем недавно… Аарон. Трое врачей. Все они работали в команде трансплантологов. Вам не кажется, что это уж слишком странное совпадение?
– К чему вы клоните? Вы считаете, что у команды трансплантологов есть тайный враг или враги? И эти враги периодически убивают врачей?
– Я просто обращаю внимание на странное стечение обстоятельств. Вы – полицейский. У вас принято проверять все версии. Думаю, стоит проверить и эту.
Кацка откинулся на спинку стула:
– Но как вы оказались в этой гуще?
– Друг, с которым я живу, тоже из команды трансплантологов. Марк хоть и не признаётся, но я чувствую его настороженность. Думаю, что вся команда обеспокоена. Каждый задает себе вопрос: кто следующий? Но они никогда не говорят об этом. Пассажиры, ожидающие посадки на самолет, тоже ведь не говорят об авиакатастрофах.
– То есть вы тревожитесь за вашего друга?
– Да, – ответила Эбби.
