Куинн Фосетт - Новые приключения Майкрофта Холмса
– Да, сэр. Вы были правы, ему понадобился лейкопластырь. У него на пятке волдырь величиной с орех, – ответил Тьерс, забирая у меня плащ. – Я поставил чайник на огонь. Скоро согреетесь, мистер Гатри.
– Прекрасно, – отозвался я, чувствуя себя неловко, подавил зевок и выпрямился. – Прошу прощения. Я еще не совсем проснулся.
– Когда вы легли? – спросил Холмс, жестом приглашая меня в кабинет, находившийся в конце коридора.
– Во втором часу. Я занимался переводами из немецких газет, как вы велели. Должен признаться, не нашел ничего подозрительного. Ну разве что цены на свинину растут быстрее, чем обычно в это время года.
Мне все казалось, будто я упустил что-то очевидное. А когда мистер Холмс укажет на промах (я был уверен, что он непременно это сделает), мне будет стыдно оттого, что я сам этого не заметил.
– И что это может означать, как вы думаете? – спросил Холмс и постучал в дверь кабинета. – Можно войти, мистер Халиль Керем?
За дверью что-то проговорили, и немного погодя мистер Керем сам распахнул дверь. На нем был добротный английский костюм и пестрый широкий шелковый галстук, но в общем выглядел он вполне сносно, хотя было заметно, что турок не дипломат. Обут он был только в один ботинок, а другой держал в руке.
– Мистер Холмс! – сказал загадочный визитер на очень хорошем английском. – От души благодарю, что приютили меня. Да пошлет вам Аллах много достойных сыновей за вашу доброту!
– Это я вас благодарю, мистер Керем. Вы вовремя предупредили меня о проблеме, которая требует безотлагательного внимания.
Холмс пригласил гостя вернуться в мягкое кресло, с которого тот явно только что встал (рядом на полу валялся носок), а сам занял свое обычное место на старомодном диване перед камином.
– Подойдите, Гатри, я вас представлю. Это мой личный секретарь и главный помощник мистер Патерсон Гатри. Мистер Халиль Керем.
– Почту за честь познакомиться с человеком, которому дарована привилегия служить мистеру Майкрофту Холмсу, – произнес мистер Керем в той преувеличенно учтивой, цветистой манере, которая считается у турок хорошим тоном.
– А я почту за честь познакомиться с человеком, которому посчастливилось оказаться полезным мистеру Холмсу, – сказал я, надеясь, что тоже не ударил в грязь лицом.
– Гатри будет записывать нашу беседу: я хочу быть уверен, что предоставленная вами информация сохранится во всех подробностях, – объявил Холмс и тут же перевел взгляд на появившегося в дверях Тьерса: – Да? Что такое?
– Чай почти готов, мистер Холмс, – как всегда невозмутимо, произнес Тьерс. – Подать тосты и джем или желаете что-нибудь еще?
– Нет, пока что этого хватит. Позже мы позавтракаем, но сначала чай, если не возражаете, – ответил патрон, давая мне время достать кожаный портфель, в котором я держал бумагу и письменные принадлежности. – Вы, разумеется, присоединитесь к нам, мистер Керем? – Это был не вопрос, скорее, любезность по отношению к гостю, но турок ответил обстоятельно:
– Вообще я люблю чай, но не с молоком. Предпочитаю с сахаром. – Он улыбнулся, снова усаживаясь в кресло. – С вашей стороны было очень любезно спросить меня. Вы, англичане, часто наливаете в чай молоко без спросу.
– Да. Хорошо. – Холмс занял свое место и положил руки на стол. – Будьте добры, поведайте нам, что́ случилось с вами сегодня вечером. Возможно, я сумею вам помочь? Что привело вас ко мне?
Тьерс вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Я услышал его удаляющиеся шаги.
Мистеру Керему не понравилось, что его поторапливают, но он это стерпел.
– Теперь очень поздно, и я понимаю ваше нетерпение. Сейчас начну. – Он на мгновение умолк. – Это рабство, мистер Холмс… Рабство!
Я начал было записывать, но это гнусное слово заставило меня остановиться и ждать дальнейших указаний. Я посмотрел на Холмса, чтобы понять, какова будет его реакция.
– Дорогой мистер Керем, я оплакиваю грустную участь ваших порабощенных собратьев, однако не имею возможности вмешиваться во внутренние дела Турции. Все это очень прискорбно, но я бессилен что-либо исправить. Если вы хотите возбудить общественное негодование, вам нужен журналист, а не дипломатический служащий, коим я являюсь. – Холмс говорил довольно спокойно, но я заметил, как он начал в раздражении поигрывать часовой цепочкой.
– Я имею в виду не Турцию, мистер Холмс, – драматически воскликнул мистер Керем, больше похожий в этот момент на итальянца. – Нет. Ничего подобного. Рабство здесь, в Англии. – Он пару секунд выждал, затем прибавил: – Вы должны это прекратить.
– Рабство здесь, в Англии? – с отвращением переспросил Холмс. – Ничего подобного, мой милый. Ничего подобного. Наши законы… – Он умолк, и на его лице появилось нетипичное для него недоверчивое выражение. – Что дало вам повод так говорить?
– Я лишился родного брата, – сказал мистер Керем. – Ему было всего шестнадцать. И это не единственный случай.
Из дневника Филипа ТьерсаПриход этого турка, м-ра Керема, странным образом обеспокоил М. Х. Тот даже посреди ночи самолично съездил за Г., чтобы Г. записывал разговор; М. Х. получил мою записку, когда возвращался домой после тайных переговоров с Е. К. В. Э.[6] Мне кажется, что м-р Керем встревожил М. Х. куда сильнее, чем то было оправдано обстоятельствами. Поэтому я спрашиваю себя: что такого знает М. Х.? Вероятно, недавние события обострили его проницательность.
Вечером я сообщил М. Х., что за его квартирой следят с черного хода. В квартире напротив, через переулок, находился мужчина, одетый как слуга. Он ничего не делал, только наблюдал за переулком и за нашим задним крыльцом. Сначала я подумал, что ошибся, но теперь сомнений не осталось. Я рассказал об этом М. Х., он в ответ кивнул…
Что меня удивило, так это распоряжение М. Х. оказать м-ру Керему теплый прием. На М. Х. это не похоже. Бесспорно, в свое время он все объяснит.
Мне надо найти способ предупредить Саттона, чтобы не заходил в квартиру с парадного входа или чтобы переоделся. Он явится в течение часа; нам надо будет что-то придумать на ходу, так как М. Х. не хочет, чтобы Саттона видели в этой квартире, разве только в обличье самого М. Х.
Глава вторая
На лице Майкрофта Холмса недоверие боролось с тревогой. Я понял, что он, должно быть, уже слышал что-то подобное, иначе сомнениям не нашлось бы места. Я взглянул на нашего посетителя и сам обратился к нему:
– Почему вы так говорите, мистер Керем? У вас есть доказательства? Вы предъявляете ужасные обвинения.
– Увы, я располагаю лишь косвенными свидетельствами и подозрениями. Прямых доказательств у меня нет, – ответил мистер Керем. – Мне не по вкусу бросаться голословными обвинениями, но… – Он с сожалением пожал плечами. – Вам это может показаться невероятным, однако я расскажу все, что знаю, и пусть Аллах оделит вас большей мудростью, чем меня.
– Хорошо, – вступил в разговор Холмс. – Вы утверждаете, что здесь, в Англии, есть люди, которые промышляют работорговлей?
– Боюсь, что так, – ответил мистер Керем. – Думаю, брат пытался предупредить меня, но я его не слушал. Я не хочу сказать, будто все европейцы – негодяи. Казалось бы, чушь несусветная: европейцы занимаются работорговлей в Европе, где, как вы говорите, она запрещена. Но когда пропал мой брат, а полицейского, расследовавшего его исчезновение, нашли зарезанным близ порта, я понял, что был глупцом. Я должен был верить брату, так же как верю своим начальникам. – Он устремил в пространство невидящий взор. – Он был хорошим мальчиком, мой брат. Его звали Юджель. Англичанину нелегко выговорить это имя, но у нас, турок, оно считается очень красивым. – Он попытался улыбнуться, но безуспешно.
– Так вы полагаете, Юджеля похитили? – спросил Холмс деловым тоном, который свидетельствовал о том, что он не желает тратить время на сентиментальные воспоминания.
– Да, – ответил мистер Керем. – В наш город прибыл один человек, европеец, который утверждал, что собирается разводить сады и присматривает подходящее место, но присматривал он главным образом молодых людей. – Турок обреченно махнул рукой. – Виданное ли это дело? – Мистер Керем, подняв бровь, посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на Холмса.
Я не знал, что́ ответить, но, к счастью, моего патрона эти слова не поставили в тупик.
– Действительно, – вежливо согласился он. – Расскажите мне о том иностранце, что собирался разводить сады.
На кухне раздался какой-то грохот. «Должно быть, Тьерс что-то уронил», – подумал я и продолжал писать.
– Что ж, он был весьма похож на англичанина. А может, на голландца или даже шведа. Светловолосый, с цветущим лицом. При ходьбе прихрамывал. Средних лет, говорил с каким-то акцентом, утверждали, что с французским, но я так не думаю. Его речь была резче. – Турок откашлялся и продолжал: – Я говорил с ним всего однажды, по-английски, так что насчет акцента не скажу. Видел же его несколько раз.