Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)
Стишок, издревле ходящий среди жителей окрестных деревень и ферм, ясно передает повод и исход их интриг:
Волк в лесу рыщет,А Гленгайл золото ищет.
За много веков у замка Гленгайл не было ни одного порядочного хозяина. С началом викторианской эпохи можно было надеяться, что чудачества наконец закончились. Однако последний из Гленгайлов не стал отходить от семейной традиции и сделал единственное, что ему оставалось. Он исчез. Я не имею в виду, что он уехал за границу. Если этот человек вообще существовал, то, судя по всему, он находился в замке. Однако, хоть имя его значилось в церковной метрической книге и большой красной книге пэров, никто и никогда его не видел.
Единственный человек, который мог его видеть, – это одинокий слуга в замке, который был чем-то средним между конюхом и садовником. Он был настолько глух, что люди более практичные считали его тугодумом, а люди более проницательные объявляли слабоумным. Молчаливый, высокий, сухой, рыжеволосый трудяга с бульдожьей челюстью и подбородком, но бледно-голубыми глазами был известен под именем Израэль Гау, и кроме него во всем опустевшем замке слуг не было. Впрочем, то старание, с которым он копал в огороде картошку, и тот факт, что на кухню он уходил всегда в одно и то же время, наводили людей на мысль о том, что он обслуживал хозяина, и что странный граф все еще скрывался в замке. Еще одним доказательством этому было то, что слуга постоянно уверял, что хозяина его нет дома. Как-то раз в замок вызвали настоятеля и священника пресвитерианской церкви (Гленгайлы были пресвитерианами). Там они обнаружили, что садовник, конюх и повар в одном лице сделался еще и гробовщиком. Своего родовитого хозяина он самостоятельно уложил в гроб и сам заколотил крышку. О том, какое значение было придано этому странному обстоятельству, было еще не совсем ясно, поскольку никто не занимался официальным расследованием до того, как Фламбо прибыл на север дня два или три назад. К этому времени тело лорда Гленгайла (если, конечно, там было тело) уже довольно долго пролежало в могиле на небольшом церковном кладбище на склоне холма.
Когда отец Браун прошел через темный сад и вышел под стены замка, тучи сгустились, а воздух наполнился влагой и ощущением приближающейся грозы. В зеленовато-золотистых лучах зари он заметил черный человеческий силуэт. Это был мужчина в цилиндре с лопатой на плече. Подобное сочетание странным образом навело на мысль о могильщике, но когда Браун вспомнил о глухом слуге-огороднике, от удивления тут же не осталось следа. Он знал шотландских крестьян достаточно хорошо, чтобы догадываться, что принятые здесь правила приличия вполне могут заставить местных жителей носить «парадное» во время официального расследования. К тому же ему было известно и об их хозяйственности, из-за которой никто из них, даже ради такого важного дела, не стал бы терять и часа времени, отведенного на огородные работы. Даже удивление и подозрение, с которым человек в цилиндре проводил священника взглядом, в достаточной степени были созвучны его представлению о бдительности и недоверии к чужакам, характерным для подобного типа людей.
Дверь открыл сам Фламбо. Рядом с ним стоял сухощавый мужчина с серо-стальными волосами и бумагами в руках – инспектор Крейвен из Скотленд-ярда. В зале было пусто: мебели почти не осталось, стены стояли голые, лишь пара бледных, недобро улыбающихся лиц Гленгайлов прошлого в черных париках строго смотрела с темных холстов.
Отец Браун прошел вслед за ними в одну из комнат в глубине, там коллеги заняли свои места на том конце длинного дубового стола, который был завален исписанными бумагами. Там же стояло несколько бутылок виски, лежали недокуренные сигары. Всю свободную часть стола занимали предметы, разложенные на равном расстоянии друг от друга. Среди них и довольно неожиданные: нечто вроде кучки битого стекла, высокая горка какого-то коричневого порошка и деревянная палка.
– У вас здесь настоящий геологический музей, – сказал священник, усевшись и бросив быстрый взгляд на коричневый порошок и кристаллические фрагменты.
– Не геологический, – ответил Фламбо. – Скорее, психологический.
– О, прошу вас, – засмеялся инспектор, – не надо начинать разговор с таких длинных слов.
– Вы не знаете, что такое психология? – улыбнулся Фламбо. – Психология – это когда у кого-то не все дома.
– Все равно не вижу связи, – ответил следователь.
– Хорошо, – решительно произнес Фламбо. – Я хочу сказать, что пока что о лорде Гленгайле выяснили только одно: он был сумасшедшим.
За окном прошла черная фигура Гау, в цилиндре и с лопатой, несколько размытая на фоне темнеющего горизонта. Отец Браун проводил ее взглядом и сказал:
– Да, наверное, в человеке должно быть что-то необычное, иначе он не стал бы хоронить себя заживо… Да и, если бы был мертв, не стал бы так торопиться с похоронами. Но что натолкнуло вас на мысль о помешательстве?
– А вот вы послушайте список вещей, – ответил Фламбо, – которые мистер Крейвен обнаружил в доме.
– Нужно свечу зажечь, – неожиданно заговорил Крейвен. – Дождь приближается – темновато читать.
– А что, – с улыбкой поинтересовался Браун, – среди ваших диковинок были свечи?
Фламбо повернулся и серьезно посмотрел на друга темными глазами.
– Тут тоже что-то непонятное, – сказал он. – Двадцать пять свечей и ни одного подсвечника.
Ветер за окном быстро набирал силу, в комнате стремительно темнело. Браун встал и прошел вдоль стола к тому месту, где между других разрозненных предметов лежала связка восковых свечей. По дороге он нагнулся к красновато-коричневой кучке, и тут же тишину комнаты нарушило громогласное чихание.
– Ой! – сказал он. – Это табак!
Потом он взял одну из свечей, зажег ее и вставил в горлышко бутылки. Беспокойное дыхание вечера ворвалось через окно, длинный огонек затрепетал, словно знамя на ветру, и они почувствовали, как черный сосновый лес, простирающийся на многие мили вокруг замка, зашумел, словно черные бурные воды вокруг затерянного в море скалистого клочка суши.
– Я зачитаю опись, – заговорил Крейвен и взял со стола одну из бумаг. – Опись того, что при осмотре замка нам показалось странным или необъяснимым. Но сперва вам следует узнать, что замок этот большей частью запущен, но в одной-двух комнатах мы обнаружили признаки того, что в них кто-то жил. Обитатель их вел довольно простой образ жизни, но не нищенствовал. И это точно не был слуга Гау. Итак, читаю:
Пункт первый. Весьма большое собрание драгоценных камней, почти все – алмазы, и все без какой бы то ни было оправы. Конечно, нет ничего удивительного в том, что у Гленгайлов были фамильные драгоценности, но такие драгоценности, как правило, вставляют в драгоценные оправы. Гленгайлы же, похоже, просто носили их в карманах, как медяки.
Пункт второй. Нюхательный табак в большом количестве. Хранился он не в табакерках, и даже не в кисетах, а просто лежал кучами на каминных полках, на мебели, на пианино, повсюду. Похоже, старику было лень совать руку в карман или открывать табакерки.
Пункт третий. В разных местах по всему дому – странные кучки небольших металлических предметов. Некоторые похожи на стальные пружинки, некоторые – на микроскопические колесики. Все это выглядит так, будто распотрошили несколько механических игрушек.
Пункт четвертый. Восковые свечи, которые приходится вставлять в горлышки бутылок, поскольку во всем доме не нашлось ни одного подсвечника.
А теперь я хочу, чтобы вы заметили, что ничего подобного мы не ожидали. К главной загадке мы, конечно, были готовы, то, что с последним графом творилось что-то неладное, было видно с первого взгляда. Собственно, мы и прибыли сюда, чтобы разобраться, действительно ли он жил здесь, действительно ли он здесь умер, и какое отношение имеет его слуга, это рыжее пугало, похоронившее его, к смерти своего хозяина. Но можно предположить худшее, можно придумать любой, хоть страшный, хоть театральный ход. Можно вообразить, что слуга убил хозяина, что хозяин все еще жив, что хозяин выдает себя за слугу или вместо хозяина был похоронен слуга. Можно измыслить любой сюжет в духе Уилки Коллинза, и все равно это не объяснит, почему в доме есть свечи, но нет подсвечников, или зачем престарелый джентльмен из знатного рода насыпал кучки нюхательного табака на пианино. Суть всей этой истории мы представить себе можем, но обстоятельства – сплошная загадка. Человеческий разум просто не в силах соединить курительный табак, бриллианты, воск и разобранные механизмы.
– А я, кажется, вижу связь, – сказал священник. – Этот Гленгайл был ярым противником Французской революции и преклонялся перед старым режимом. Он хотел в прямом смысле слова воссоздать быт последних Бурбонов. Табак граф держал, потому что в восемнадцатом веке он считался роскошью. Восковые свечи – потому что другого способа освещения тогда не знали. Механические части символизируют увлечение Людовика XVI слесарным ремеслом. Бриллианты – это бриллиантовое ожерелье Марии Антуанетты.
