Майкл Иннес - Смерть в апартаментах ректора
– Упомянули о звонке?
– Да, сэр. Его посылка пролежала здесь весь вечер, и когда он зашел за ней без четверти одиннадцать, я вдруг подумал, что надо было ему сказать, когда он звонил чуть раньше. Так вот, я извинился, что не уведомил его о посылке, когда он звонил ректору.
– И что он ответил?
– Он просто махнул рукой и сказал: «Ничего страшного, Тэнтрипп». Или что-то в этом роде, после чего ушел.
– Вы не припомните, какие еще звонки проходили через коммутатор тем вечером?
– Только два, сэр. Ректор звонил по внешней линии. Разумеется, я не знаю, кому именно, я просто соединил его с городской станцией.
– Во сколько это было, вы можете сказать точно?
– Чуть раньше половины одиннадцатого.
– А второй звонок?
– Звонил декан касательно одного джентльмена, лишенного права покидать колледж. Я помню, что он закончил свой разговор со мной, когда часы показывали без пяти одиннадцать.
Несколько минут Эплби допрашивал Тэнтриппа касательно его собственных перемещений. Готт оказался прав насчет алиби привратника: Тэнтриппу не составит труда доказать, что во время совершения убийства он находился на месте службы. Декан же теперь исключался окончательно. Однако Эплби не оставляли мысли об Эмпсоне, и он продолжал думать о нем, когда несколько минут спустя шел по темным дворикам. Стало более чем ясно, почему Эмпсон не смог отрицать, что звонил ректору. Он не только воспользовался ручным коммутатором и его мог узнать привратник, но и машинально подтвердил факт звонка, когда Тэнтрипп при случае упомянул его. И все же некую долю секунды Эмпсон раздумывал, стоит ли отрицать звонок, отрицать то, что неизбежно откроется. При всем том он обладал не тем складом ума, чтобы даже долю секунды размышлять над очевидной глупостью. Возможно ли, что за всем этим скрывалось нечто мрачное? Если да, то почему бы не воспользоваться автоматическим коммутатором? Эплби не мог отделаться от предчувствия, что расследование вступает в критическую фазу…
Был уже двенадцатый час, и Эплби машинально свернул в сторону своих апартаментов, чтобы завершить день, второй день своего пребывания в колледже. Думая о теплой комнате, он вспомнил Готта с его полушутливой рекомендацией не терять время и поскорее отсеять прислугу. Старший привратник теперь не в счет… Эплби снова проскользнул через западную калитку в Садовый сквер.
«Взломанные» окна кабинета ректора были заперты на висячий замок, ключ от которого лежал у него в кармане. Инспектор проник в кабинет, задернул шторы и включил свет. Мрачная комната с разбросанными костями, холодным пеплом в камине и нарисованными мелом символами смерти выглядела устрашающе и уныло, но совсем не зловеще. В ней все застыло и замерло. Казалось, здесь все еще царит атмосфера тайны. Эплби не терял времени. Он включил верхний свет и настольную лампу, сел в кресло Амплби и позвонил. Через полминуты появился Слотуайнер, невозмутимый и спокойный, словно его хозяин был жив и вызвал его. Но на сей раз он поклонился Эплби так, как кланяются тому, чей статус в колледже является общепризнанным. Эплби подумал, что перед ним хладнокровный субъект, которого не вывести из равновесия звонком из кабинета покойника. Эплби решил с порога «опрокинуть» его.
– Слотуайнер, – начал он, – мы вынуждены рассматривать вас как подозреваемого.
– Вы должны рассматривать все версии, сэр.
– Стало очевидно, что выстрел, слышанный мистером Титлоу и вами, был отвлекающим.
– Да, сэр. Я никогда не исключал эту возможность.
– В самом деле? В таком случае вы, возможно, представляете себе причину, по которой он был произведен?
– Я представляю себе более чем одну причину, сэр. Но одна из них обеспечит алиби мистеру Титлоу или мне, если исходить из виновности одного из нас. Полагаю, все дело сведется к поминутному выяснению обстоятельств.
Слотуайнер, если не обращать внимания на в высокой степени книжный стиль его речей, довольно достойно «отбивал подачи». Эплби решил действовать напрямую.
– Если ректор не был убит выстрелом, который слышали вы с мистером Титлоу, его, очевидно, убили не в кабинете, а в Садовом сквере, где шум машин мог заглушить звук выстрела. Исходя из этого, мне нужно просчитать временные интервалы. Вы можете сообщить что-то в свою пользу?
Слотуайнер задумался.
– Я понимаю, о чем вы, сэр. И считаю, что у меня есть, по крайней мере, частичное алиби. Позволю себе предположить, что для того, чтобы проследовать с ректором из кабинета в сквер, а затем вернуться с… с телом и костями, потребовалось бы семь-восемь минут, не так ли?
Эплби согласился. На самом деле он знал, что на это требовалось гораздо больше времени с учетом возвращения к профессорским апартаментам с креслом для мытья.
– Знаете, сэр, мне кажется, что я недолго находился в одиночестве в период с половины одиннадцатого. Миссис Хагг, кухарка, как выяснилось, занималась на кухне разгадыванием кроссворда. И она несколько раз поднималась ко мне в кладовку, чтобы посоветоваться. Хищник на букву «П» из четырех букв и все такое, сэр. Полагаю, вам следует ее подробно расспросить. Касательно периода до половины одиннадцатого (предположительно ректора уже не было в живых в то время, когда я обычно приносил ему напитки), боюсь, я ничего не могу сказать в свое оправдание.
– Не волнуйтесь, – тихо произнес Эплби. Он начинал верить в то, что Слотуайнер говорит правду. – Не беспокойтесь. Мне известно, что около половины одиннадцатого ректор был жив: он звонил по телефону. Вы ничего такого не слышали?
Слотуайнер немного расслабился.
– У меня, если можно так выразиться, сэр, от сердца отлегло. Однако мне ничего не известно о телефонном звонке: у ректора имелся параллельный аппарат, и он мог позвонить так, что я об этом понятия не имел. Ректор всегда говорил по телефону очень тихо, и из своей кладовки в конце коридора я бы не услышал ни звука. Когда я там работаю, я часто не обращаю внимания на разговоры в этой комнате. Однако я должен рассказать вам о том, что я действительно слышал. Я вспомнил об этом после нашего предыдущего разговора. По-моему, я слышал стук костей.
– Стук костей?
– Да, сэр. Незадолго до прихода мистера Титлоу я вышел из кладовки в коридор. И помню, что из кабинета раздавался какой-то странный шум. Было непохоже, чтобы ректор перемещал книги или двигал стулья, и я не смог определить, что это за звуки. Вы позволите, сэр?
После утвердительного кивка Эплби величавый и чопорный Слотуайнер словно преобразился. В мгновение ока он пересек комнату и собрал большую часть разбросанных костей. Завернув их в газету, он протянул сверток Эплби.
– А теперь, сэр, не откажите в любезности…
С этими словами Слотуайнер выбежал из комнаты, закрыв дверь. Эплби объял какой-то задорный интерес. Он дождался приглушенного крика и, развернув газету, вывалил кости на пол. Они упали с удивительно громким грохотом. В этот момент в кабинет вернулся Слотуайнер, явно возбужденный.
– Именно так, сэр, все и было! – воскликнул он.
Эплби задал главный вопрос:
– Вы можете сказать, когда именно это произошло?
– С большой долей уверенности, сэр, в пределах пяти минут. Это произошло между десятью сорока пятью и десятью пятьюдесятью.
Эплби на мгновение попытался представить себе следовавшие из этого выводы, насколько это было возможно, после чего вернулся к допросу Слотуайнера. Однако тот больше ничего не слышал и не мог пролить свет на события того трагического вечера. Когда Эплби перешел к более общим вопросам касательно отношений Амплби с другими членами Ученого совета, Слотуайнер отвечал очень сдержанно. Тема была весьма деликатной, однако в подобных делах Эплби никогда не позволял себе роскоши потворствовать этикету и тонким чувствам. И вскоре его настойчивость была вознаграждена. Слотуайнер, признав, что имел довольно точное представление о дрязгах, в последние годы раздиравших колледж Святого Антония, в конце концов поведал о сцене, свидетелем которой он стал совсем недавно. Амплби проводил у себя в кабинете нечто вроде совещания с Титлоу и Поуноллом. Слотуайнер не мог положительно утверждать, изобиловало ли оно какими-либо резкими и нелицеприятными выражениями. Однако во время встречи его вызвал ректор, который всегда старался играть роль радушного хозяина, и попросил принести чай. Атмосфера в кабинете показалась ему напряженной, хотя (и наверняка недаром) в его присутствии не было сказано почти ничего. Но когда чуть позже он открыл дверь, чтобы принести еще гренок с маслом, то услышал, что Поунолл говорил с таким необычным жаром, что дворецкий замер в дверях. Он слышал, как Поунолл сделал весьма примечательное заявление: «Господин ректор, вы должны радоваться, что для совершения убийства нужны два лица, ибо вы являетесь главной жертвой!» После этого Слотуайнер ретировался в кладовку вместе с гренками.
