Силвер Элизабет - Обреченная
– Я думала, что у нас встреча в пятнадцать ноль-ноль, – сказала я, глядя на воображаемые часы. – У меня есть еще дела и встречи.
Миссис Диксон села.
– Не надо сегодня сводить со мной счеты.
Когда она втиснулась в пластиковое кресло, мне показалось, что в ней чего-то недостает. Она по-прежнему была в своем обычном черном костюме, но двигалась неуклюже, словно все ей было теперь не по размеру.
– Вам нехорошо? – спросила я.
– А мне должно быть хорошо после таких новостей?
– Мы еще и говорить не начали, а вы уже готовы обвинять меня в своем плохом настроении? Я не обязана это выслушивать.
– Прости, – сказала Диксон, не глядя на меня. – Прости. Просто расскажи мне, что тебе известно, – потребовала она, теперь уже не так жестко, как прежде.
– Она выглядела счастливой.
– Нет-нет-нет! – взорвалась Марлин, вздергивая рукава. – Она не счастлива. Не счастлива. Все плохо.
Я закинула ногу на ногу под столом.
– Я знаю, вам не нравится, что они вместе, но такова жизнь, разве не так? Что вы можете с этим поделать?
– Аборт, вот что, – заявила дама. Пожалуй, в тот момент я должна была бы быть шокирована сильнее.
– Ого! – рассмеялась я. – Я думала, это мне повезло с матерью.
Миссис Диксон провела пятерней по волосам, вырвала довольно большую прядь и бросила ее под стол.
– Черт, Марлин, с вами всё в порядке? – удивилась я.
– Со мной все хорошо, Ноа, – сурово сказала она. – Она не может оставить этого ребенка.
– Вы уже это сказали.
– Я хочу, чтобы ты помогла мне, Ноа. Ты должна мне помочь.
Слова «в нужде» и «отчаяние» никогда прежде не применялись к Марлин, но она хотела поговорить со мной. Вот так просто. Эта властная женщина, эта искушенная совладелица большой межнациональной адвокатской конторы, нуждалась во мне. Ей нужно было выговориться и снять камень с души. И ей нужно было поговорить именно со мной. И это единственная болезненно позитивная вещь, которую я вывела из всего того, что случилось с моим отцом. Когда кому-то что-то нужно от тебя, дай ему это, даже если понимаешь, что итог будет мрачным.
– Прошу, Ноа, – взмолилась Диксон, протягивая перебинтованную руку. Под бинтом уже начал образовываться синячок. – Прошу тебя.
– И что теперь вам от меня надо?
Подошел официант и спросил Марлин, что она закажет. Та моментально взволновалась, когда не смогла найти меню, и просто заказала кофе. Нет, чай. Нет, апельсиновый сок. И печенье с маслом. Затем она посмотрела на меня, устроилась получше в пластиковом кресле и сообщила:
– Сара больше со мной не разговаривает.
– Поэтому у вас выпадают волосы?
Я не хотела. Не хотела такого говорить. Я не знаю, почему я так сказала. Я до сих пор не знаю, почему я столько всякого ей наговорила.
– Я пришла, чтобы отговорить ее от этих отношений, – продолжала Диксон. – И увидела эти книжки про беременность, одежду, все такое… Я узнала об этом еще до твоего сообщения.
– Я не верну деньги.
Опять же, не понимаю, почему я продолжала говорить с ней в таком тоне. Такое впечатление, что механизм фильтрации, который я утратила, привыкая к тюрьме, начал пропадать уже за год до того.
– У нас была страшная ссора, и она вышвырнула меня, – добавила мать Сары.
– Я думала, это ваша квартира. Период да Гама и все такое?
– Прошу тебя, Ноа, – взмолилась моя собеседница, – не перебивай меня! Мне и так тяжело.
Я кивнула. Подошел официант с апельсиновым соком.
– Простите, – сказала я. – Продолжайте.
Марлин взяла стакан и немного отпила из него. Я почти видела, как сок проходит по ее горлу, пока она приводила в порядок свою зарождающуюся лысеющую сущность для разговора со мной.
– Сара страдает от недуга, называемого гипертрофированной кардиомиопатией. Это врожденный порок сердца, который может привести к сердечному приступу и внезапной смерти… – Она немного помолчала, раздумывая. – Каждый год появляются сообщения о каком-нибудь здоровом активном атлете, который вдруг падает мертвым на баскетбольной площадке, футбольном поле или беговой дорожке. Ты наверняка о таком слышала. Ну так у них, скорее всего, был этот недуг, только они о нем либо не знали, либо он не был диагностирован. Или что-то подобное.
– И, позвольте высказать предположение, – начала я и сделала паузу, широко открыв глаза, – беременность его усугубляет?
Миссис Диксон кивнула, вернувшись ко мне взглядом.
– Именно.
Я немного испугалась.
– Я понимаю ваше неприятное положение, Марлин, но, как я вам уже сказала, это мне немного не по деньгам.
– Я заплачу больше.
– Это просто выражение.
– Я знаю. Знаю. Я просто…
– Что я, по-вашему, должна конкретно сделать? – спросила я, нервно пытаясь заполнить тишину. – Я в этом ничего не понимаю. Вы можете взять любого с улицы для этой «работы».
Для разнообразия я решила мысленно брать мои слова в кавычки. Я подумала, что это немного ее отвлечет.
– Я просто… – Моя собеседница пыталась не казаться расстроенной.
– Послушайте, Марлин, я не знакома с вашей дочерью. Я едва знаю своего отца. Вы помогли мне оплатить квартиру за последние два месяца, так что спасибо за то, что дали подзаработать, но теперь всё. Я не намерена разрушать отношения двух любящих родителей, которые хотят ребенка.
– Но твой отец…
– Да, вы правы, – поправилась я. – Может, один любящий родитель. Но это лучше, чем ничего, верно?
– Он…
– Да. Он лузер. Он преступник. Он не слишком умен. Так что с ним?
– Ты имеешь влияние на него, а он – на нее, – заявила Диксон, прежде чем схватиться за внутреннюю часть руки. – Не могу представить, чтобы ты хотела, чтобы он снова угодил в тюрьму.
Марлин говорила со мной так, словно я сидела за кулисами театра – одинокая слушательница ее заранее подготовленного монолога. И словно она и вправду могла контролировать будущее моего отца.
– Вы ошибаетесь, – сказала я ей. – Я не имею влияния на отца, и не пытайтесь шантажировать меня дочерними чувствами.
– Ноа, ты имеешь влияние на отца. Ты просто не знаешь. Ты должна понять, как пользоваться своей ролью. Своей силой.
– Значит, теперь у меня есть власть и влияние? – Я рассмеялась. – А у вас…
Диксон молча кивнула.
– Марлин?
– Сара для меня – все. А теперь у меня нет ничего, – сказала она. Ее голос был полон гнева и так сильно пронизан жалостью, что мне, по крайней мере, захотелось дослушать ее. – Она думает, что я хочу, чтобы она сделала аборт, потому что твой отец – не выпускник колледжа. Или потому, что он старше ее. Или потому, что у него есть приводы.
– Она думает, что вы считаете его ниже ее, – сказала я, подтвердив то, что этой женщине так откровенно трудно было выговорить из-за чувства вины высшего среднего класса, или профессионального смятения, или какого-нибудь еще вымышленного комплекса людей, имеющих дома расписанный вручную фарфор.
Диксон отвела взгляд.
– Так ведь, верно? Это классовый вопрос, – сказала я.
– Это Америка. У нас нет классовых проблем, – заявила моя собеседница.
Я рассмеялась.
– Вы шутите?
Марлин смеяться не стала.
– Нет, правда, вы шутите, – настаивала я. – Ваши туфли стоят дороже моей месячной квартплаты. Вы едете домой на Мейн-лайн, или где вы там живете, на «Мерседесе», «Лексусе» или «Ауди».
– Довольно.
– Чего?
– Я думаю, мы обе это знаем.
– Что? Что мой отец недостоин вашей священной дочери?
– Хватит.
– Вы знаете, что это правда. Зачем пытаться это скрывать?
– Довольно!
Миссис Диксон огляделась. По счастью, никому не было дела до того, повышала она голос или нет.
– Извините, – сказала я. Опять же, как просто было произносить это слово! Как просто было извиняться за то, чего я не делала… Именно из-за того, чего я не сделала, у меня возникало столько проблем.
– Так ты поможешь мне? – спросила Марлин наконец.
Я встала и бросила на столик несколько долларов, чтобы заплатить за ее апельсиновый сок.
– Теперь это не моя проблема. Извините.
Глава 24
– Мне нужна твоя помощь!
– Кто это? – спросила я в трубку. – Алло?
– Ты знаешь, кто это. – Он замолк, тяжело сопя в трубку. – Мне… мне нужна твоя помощь, Ноа. – Ураган его голоса отбросил меня в сторону. Его не было слышно больше шести месяцев, и вот мы снова на стадии налаживания отношений. – Пожалуйста! Мы не могли бы встретиться?
Я глубоко вздохнула – по правилам йоги, чтобы успокоиться.
– Ни за что, – сказала я затем и бросила трубку.
Но телефон звонил. Звонил. Звонил до тех пор, пока я снова не ответила.
– Я позвоню в полицию, – предупредила я. – Я не хочу тебя видеть. Я не хочу иметь ничего общего с твоими делами. Я пытаюсь устроить свою жизнь.
– Ноа, дорогая, – заныл он. – Я в жизни никогда ни о чем тебя не просил…
– Ты смеешься, что ли? – рассмеялась я. – Ну правда, Калеб! Ты что, себя не слышишь, что ли?
