Кэрол Дуглас - Танец паука
Дверь предупреждающе скрипнула, и мы снова приняли изящные позы, словно находились на чаепитии в высшем свете.
Вошел мужчина лет шестидесяти в темно-сером костюме с белым воротничком вокруг шеи. В волосах лишь наметилась седина, а морщины на лице появились скорее из-за привычки часто улыбаться, чем хмуриться.
– Рад вас видеть. Миссис Нортон? – Ирен кивнула и улыбнулась, тогда он обратился ко мне: – И мисс Хаксли? Могу я предложить вам что-нибудь?
– Я не отказалась бы от чая, – сказала я.
– Увы, мисс Хаксли, у нас подают по утрам кофе, а по вечерам шерри. – Видимо, он заметил мою презрительную гримасу, поскольку сразу же предложил: – Лимонад? И печенье? У нас есть отличное имбирное печенье.
Уж не знаю, что это за имбирное печенье, но непритязательный епископ был так рад предложить его нам, что я поняла: придется съесть хоть одно из вежливости. Вежливость – то бремя, которое с годами все труднее нести.
Сам же Поттер уселся на гобеленовый стул с ручками под знакомым образом Господа, молившегося на коленях перед алтарем в виде огромного камня. Это являло странный контраст между корнями религии и современными послаблениями для последователей Иисуса.
– Я так понимаю, – сказал епископ, – что вы явились источником щедрого пожертвования, миссис Нортон.
– Кто здесь щедр, так это вы, – ответила Ирен. – Мое пожертвование ничтожно по сравнению с вашим согласием принять нас, но я хотела бы в ответ получить кое-какую информацию, простите за прямоту.
– Не стесняйтесь выражаться так, как изволите. Вы удивитесь, когда узнаете, какие условия иногда ставят жертвователи.
– О, у меня нет условий, лишь небольшая просьба. Мне… нам хотелось бы передать деньги приюту Магдалины, но существует ли он сейчас?
– Да, существует, хотя и не под первоначальным именем, к которому в последнее время относятся предвзято. А почему вы хотите помочь именно этому учреждению?
Ирен сделала вид, что взволнованно сжимает ридикюль. Волнение незнакомо ни одной фибре ее существа, по крайней мере видимое волнение, но в некоторых случаях она находила полезным подражать ужимкам менее храбрых сестер. Выуживание информации из ничего не подозревающих епископов – как раз такой случай.
– Дело в том, что я пытаюсь выяснить, кто моя мать, и, возможно, ею была миссис Элиза Гилберт.
Епископ еле заметно вздрогнул, что лично я сочла обнадеживающим знаком.
Ирен была не менее наблюдательна, чем я.
– Вы знаете это имя? Должна признаться, что мне оно известно не так давно, сначала…
Епископ отвернулся (с облегчением?), когда вошла горничная с серебряным подносом. Через несколько мгновений она уже разлила лимонад в высокие охлажденные стаканы. Епископ не стал пить, а я не отказалась: в комнате было довольно душно из-за теплой погоды и тяжелых портьер, не пускающих в помещение свежий воздух.
– Очень освежает, – сказала Ирен, отставляя свой стакан после первого же глотка. – Правильно ли я поняла, что вам знакомо имя Элизы Гилберт?
– Да, это так. – Епископ сложил руки и печально улыбнулся. – Честно говоря, я услышал его после долгого перерыва лишь несколько недель назад. Что натолкнуло вас на мысль, что миссис Гилберт приходится вам матерью?
– Во-первых, – сказала Ирен, – вы должны понимать, что у меня не было настоящей семьи. Я даже привыкла к мысли, что никогда не узнаю, кем рождена, но недавно довольно известная в Нью-Йорке Нелли Блай прислала мне в Париж телеграмму, в которой сообщила, что якобы выяснила, кто является моей матерью. Я приехала сюда, и мне показали могилу Элизы Гилберт на Гринвудском кладбище.
– Миссис Элизы Гилберт, – вставила я, чтобы священник не подумал, что Ирен незаконнорожденная.
Епископ Поттер задумчиво кивнул:
– Если вы знаете о приюте Магдалины, тогда вам известно и другое имя, которое носила эта женщина, я прав?
– Лола Монтес. – Ирен позволила имени прогреметь как фанфары.
– Вы замужем? – Поттер чуть подался вперед.
– Да. За английским адвокатом, живущим за границей. Все в рамках приличий.
Я заметила, как Ирен прикусила язык, удержавшись от того, чтобы продолжить: это единственный в ее жизни факт, попадающий в рамки приличий.
– Адвокат, – повторил епископ с одобрением. – Возможно, если бы ваш супруг был тут, он отговорил бы вас продолжать поиски матери, которую вы никогда не видели. Быть сиротой сложно, но куда сложнее быть дочерью женщины, которую во всем мире признают авантюристкой, как Лолу Монтес.
– Мать – это мать, – Ирен резко изменила свое мнение всего за неделю или же просто притворялась, – и о ней стоит знать.
Епископ несколько минут внимательно рассматривал мою подругу, и пауза вскоре стала неловкой.
– Вы очень красивая женщина, миссис Нортон, но я не вижу сходства.
– Значит, вы ее видели? – Ирен с жаром подалась вперед.
– И слышал.
– Слышали? Но она танцевала, а не пела.
– Когда Лола Монтес жила в Нью-Йорке в конце пятидесятых – а именно наш город дал ей пристанище в последние, как потом оказалось, годы жизни, – то уже не танцевала. Но зато она читала лекции и, надо сказать, производила глубокое впечатление. Я был тогда молод, недавно посвящен в духовный сан и только что стал приходским священником церкви Пенсильвании. Меня избрали епископом провинции, так что время от времени я наведывался в Нью-Йорк. Признаюсь, я во всеуслышание возражал против того, чтобы женщина с подобной репутацией читала лекции под сенью церкви, но был покорен, когда посетил лекцию мисс Лолы Монтес о Католической церкви. Она очень сердилась за мое былое отношение к ее персоне, но простила, и лекции проводились в епископальной церкви.
– Насколько я понимаю, танцевала она комично.
– Я могу оценить лишь ее красноречие, миссис Нортон. Говорила мадам Монтес превосходно, проповедники краснели от зависти. Тогда она еще была здорова, по крайней мере внешне, и совершенно покорила публику, сидевшую на церковных скамьях. Я помню ее стройную фигуру, темные волосы, убранные за уши, выразительные черты и неземные темно-синие глаза, которые излучали свет и энергию жизни. Я был, признаюсь, очарован сильнее, чем пристало священнослужителю.
Ирен нахмурилась. Это был вовсе не тот образ Лолы Монтес, который рисовали в книгах, хотя мы пока не прочли их все.
– У вас тоже живые и яркие глаза, – продолжал священник, – но определенно карие.
– Но ведь своим существованием я обязана еще и отцу, – заметила Ирен.
– Его личность вы тоже пытаетесь установить? Надеетесь на наследство?
– Нет, предпочитаю не быть ни перед кем из мужчин в долгу.
Епископ поднял глаза с удивлением и даже толикой личной обиды.
– Но, разумеется, я понимаю, что вклад мужчин в коммерческую деятельность в нашем мире неоценим. – Самая привлекательная из улыбок Ирен снова растопила сердце Поттера. – Я удивлена, что вы находите Лолу Монтес столь значительной фигурой. Если честно, то я ожидала отыскать следы ограниченной, поверхностной женщины, склонной к импульсивным поступкам и инфантильной.
– Она убедительно говорила, и говорила правильные вещи. Вот почему я никогда не верил в рассказы о ее выходках. Мне казалось, что слишком много скандалов для столь недолгой жизни, ведь ей не было и сорока, когда она умерла.
– Но на могильной плите написано, что ей было сорок два, – вмешалась я.
– Это неправда, мисс Хаксли. Отец Хокс посещал могилу и очень волновался из-за ошибки. Вот так ложные факты остаются в истории, высеченные в камне. Я не апологет Лолы Монтес, – он снова обратился к Ирен, – но ту женщину, которую я видел за кафедрой, когда был двадцатисемилетним юнцом, вы могли бы назвать матерью без стыда.
Ирен остолбенела. Епископ словно высказал тот скрытый страх, в котором она не признавалась даже себе.
– Разумеется… – Поттер подавил улыбку, вызванную нахлынувшими воспоминаниями, – дядюшка, к сожалению, запретил ей выступать в церкви Доброго пастыря. И Лола пылала негодованием, узнав об этом. Однако, когда она смертельно заболела два года спустя, то, несмотря на болезнь, искала утешения у отца Хокса и умерла, уже примирившись с епископальной церковью и имея хорошую репутацию. Ее уход тронул даже моего дядю.
– А вы бы разрешили ей выступать, если бы занимали тогда должность епископа?
Священник на минуту задумался:
– Наверное. Газетчики умеют поливать грязью, а нам нужно думать о добром имени Церкви. Мы с радостью приняли бы ее в наши ряды как обычную прихожанку, но не как знаменитость.
– Иногда говорят, что Церковь в некоторых отношениях довольно лицемерна.
– Мы обещаем адские муки, миссис Нортон, но давайте назовем это не лицемерием, а политикой.
– Тогда вы в хорошей компании. Но я не намерена спорить о событиях тридцатилетней давности, мне хочется понять, что тогда случилось. Как вы считаете, возможно ли, чтобы у Лолы Монтес около пятьдесят восьмого года родился ребенок, о котором никто не знал?
