Майкл Иннес - Смерть в апартаментах ректора
Воцарилось минутное молчание.
– За исключением того, что когда вы вернулись в колледж, вы услышали, что Амплби убит?
– Да.
– И никто из вас не рассказал эту историю?
– Мы берегли ее для вас. – Готт предпринял слабую попытку отшутиться: он явно размышлял о том, что его ждет дальше.
– Прежде чем вы продолжите, – поднажал Эплби, – ответьте мне на один важный вопрос. Кому-нибудь из вас во время этого дивного приключения удалось проникнуть в кабинет Амплби во вторник вечером?
– Точно нет.
– И вы там не были раньше, скажем, когда вы якобы находились в кабинете проктора? Вы не производили в кабинете некий предварительный осмотр?
– Точно нет.
– Рэнсом и Кэмпбелл тоже?
– Кэмпбелл точно нет. Рэнсом нет, если не врет.
– И вы не искали там сейф?
Готт покачал головой.
– Я его там разыскал гораздо раньше, – ответил он.
– И вы не возились там со свечой? – Последнее слово прозвучало как выстрел.
И снова отрицание было полным, на сей раз с долей удивления.
– Мистер Готт, вы только что сказали, что кража представлялась дурацким предприятием. А то, что оно совпало с убийством, делало его весьма опасным. Что побудило вас повторить попытку следующей ночью?
– Упрямство, – ответил Готт, – и представившаяся возможность.
– Вы имеете в виду то, что у вас оставался еще один ключ?
– Именно. Полиция забрала девять ключей, десятый был у нас. В этой связи я подумал, что, зная о существовании десятого ключа в чьих-то руках, вы везде выставите охрану. Но этого не произошло… Так вот, мы все еще обладали доступом в Садовый сквер и в какой-то мере – в кабинет. И об этом никто не знал. Вчера днем мы встретились и спланировали вторую попытку. На сей раз все было предельно просто. Рэнсом со своим ключом в двенадцать пятнадцать входит в Садовый сквер через турникет. Он рисковал, поскольку, как я уже сказал, вы могли выставить охрану. Однако нам сопутствовала удача… Затем ему предстояло открыть западную калитку в Епископский дворик и впустить меня в сквер. Мы должны были сделать все, что в наших силах.
Все шло хорошо, по крайней мере, сначала. Мы пробрались в кабинет и достали из сейфа бумаги…
– Вы знали о сейфе? Знали комбинацию?
– Я знал, что там что-то есть. Вот и все. Задолго до этого я достаточно тщательно изучил кабинет Амплби, чтобы заметить стеллаж с муляжами. Я догадался, что за ним, возможно, находится сейф…
– И были уверены, что сможете открыть его? Ведь даже в романах это весьма трудно, не так ли?
Готт осклабился в улыбке.
– Я полагался на свой ум и интуицию. Вот почему мне пришлось самому присутствовать при краже. В результате моей литературной деятельности и, возможно, как вы сказали, оттого, что я библиограф, у меня появилась некая способность… И там действительно оказался сейф, и я его действительно открыл. Не так ли?
Готт снова стал рассказывать с явным удовольствием. Эплби ввел в бой свой «последний резерв».
– Дорогой мой, – произнес он, – но каким же образом? Неужели вы мне скажете, что с помощью стетоскопа выслушивали щелканье механизма или нечто вроде? Возможно, что и так. Вы проникли в кабинет почти что хрестоматийным методом: с помощью холста и патоки, прости господи! Вероятно, вы и сейф открыли столь же абсурдным способом?
– Нет, – скромно ответил Готт, – я ничего не выслушивал. Я просто смотрел.
– Смотрели? На что?
– На стеллаж с муляжами и на свидетельство эксцентричности ума Амплби. Вы не помните, что за муляжи там стояли?
– Длинные узкие полки с примерно пятьюдесятью томами сочинений британских авторов, – быстро ответил Эплби. Временами его память становилась фотографической.
– Именно так. Пятьдесят корешков томиков, аккуратно приклеенных к доске. Возможно, вы не удосужились внимательно взглянуть на последние десять томов?
– Нет, не удосужился!
Готт расплылся в широкой улыбке.
– А я вот удосужился. Они стояли не по порядку. Не томики не по порядку, заметьте, а муляжи, размещенные не по порядку. Нечто вроде 49, 43, 46, 41, 47, 42, 50, 45, 48, 44. Другими словами, удобная подсказка для Амплби, что код к сейфу 9361720584. Элементарно…
– Ватсон, – заключил Эплби и выбил трубку. – Так, значит, трюк, демонстрирующий эксцентричность ума вашего покойного ректора.
Он снова набил трубку и пододвинул Готту жестяную баночку с табаком. Он явно настраивался на долгий разговор со знаменитым мистером Пентрейтом…
– А теперь, – предложил он, – перейдемте к весьма деликатному делу.
Готт указал на корзину для белья, все еще стоявшую посреди вестибюля.
– Вполне в стиле Рэнсома, – произнес он, – хотя и не скажешь, что он не получил око за око… Нехорошо так отзываться о коллеге, но на Рэнсома иногда накатывает недомыслие. Не мог он просто так выйти из колледжа со своими драгоценными бумажками. Обязательно ему надо было явиться ко мне, чтобы выпить за нашу победу. За победу над покойником, подумать только! Так вот, вышли мы оба в Епископский дворик, и у калитки он сказал, что защелкнул замок и что мне можно двигаться дальше. Я и двинулся, а после обнаружил, что этот осел не только оставил калитку открытой, потому что она скрипела, но еще и ключ забыл в этом чертовом замке.
Эплби усмехнулся:
– Ошибка номер один, которая весьма меня озадачила. Вижу, вы не очень-то верили в то, что Рэнсом в одиночку сможет вскрыть сейф. Или в то, что он не сможет врезать кому-то по затылку, даже если припрет. Однако, возможно, вы стояли рядом и давали указания?
– Нет, не стоял. Мне бы и в голову не пришло бить кого-то по затылку – разве что в романе. Слишком рискованно. На месте Рэнсома я бы, пожалуй, просто сдался или же на ходу сочинил нечто правдоподобное. Однако кажется, что он действовал довольно искусно. Он обнаружил, что путь отхода охраняется, затаился, пока не пошел по вашим следам и вы снова лишились ключа.
– Я лишился другого ключа.
– Ага, значит, он совершил еще одну ошибку. Да, маловато у Рэнсома хватки, если его не загонят в угол.
– Или не упрячут в корзину для белья, – сказал Эплби. Затем он добавил: – А зачем Рэнсому болтаться нынче по соседству в этом дивном маскарадном наряде?
– Изначально я сам изменил ему внешность, – ответил Готт. – Меня всегда интересовали переодевания и грим: насколько хорошо они срабатывают и прочее. Рэнсом наивно верил в накладные бакенбарды, а когда он перепугался, что ударил знаменитого сыщика, он решил продолжить скрываться в своем убежище. Он обосновался в весьма уютном логове, пока его не нашли наши юные друзья.
Готт встал и прошелся по комнате. Подойдя к книжному шкафу, он, как и Эплби чуть раньше, уперся взглядом в «Последнее дело Трента», вытащил эту библию своего ремесла, наугад открыл ее и на несколько минут погрузился в чтение. Затем он резко захлопнул книгу и заговорил:
– Интересно, теперь-то вы верите всему этому? Знаете, я мог бы на ходу легко сочинить несколько сказок для подгонки под факты. Вы верите тому, что я вам сказал?
Эплби молча попыхивал трубкой и напряженно размышлял. «Величайшее дело Эплби»… Или «Самое запутанное дело Эплби»… Тоже ничего себе. Интуиция подсказывала ему, что надо рискнуть, но лишь потому, что она же твердила ему: нет никакого риска.
– Я верю сказанному вами, – ответил он. – Буквально и дословно.
– И что я ничего не утаил?
– И что вы ничего не утаили.
– Тогда, – обходительно произнес Готт, словно благодаря за доверие, – нам лишь остается найти настоящего убийцу. А теперь, если я еще не под арестом, намереваюсь выскочить в город и принести немного пива… Вам мягкого или горького, Эплби?
– Горького, Готт.
Глава 13
I
Размышления, которым предавался Эплби, пока сидел в ожидании возвращения местного взломщика с местным пивом, представляли собой смесь удовлетворения и недовольства. Предполагаемая верная «добыча» оказалась обманным маневром. Результатом его расследования стало приобретение вероятного ценного союзника. Однако продвинулся ли он в работе над самим делом? Казалось, что да, хотя и не настолько, насколько надеялся.
Для начала следовало вычеркнуть явные исключения. Кэмпбелл оказывался вне игры. Его алиби в «Чиллингворте» касательно времени убийства было абсолютным. Картина того, как известный альпинист лазает по стенам колледжа Святого Антония с целью убить ректора, ушла в небытие. Чалмерс-Патон также выбыл из игры: благодаря сместившемуся часу преступления его алиби, безусловно, становилось действенным. Разумеется, исключался Готт. Человек, идеально спланировавший полночное ограбление, вряд ли предварил бы его совершенным кое-как убийством. Убийством, кстати сказать, которое на первый взгляд он вполне мог совершить. Убийство без чего-то одиннадцать с последующим алиби на полночь представлялось полностью абсурдным. И если Додд или кто-то еще скажет, что оснований для исключения Готта недостаточно, что ж, тогда за ним следует тщательно понаблюдать.
