Антология - Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)

Мистер Морриси был мастером переплетного дела. Он жил один, но его навещала племянница, к которой он был очень привязан. Разыскивая на его стеллажах томик Остин, она наткнулась на 5 шиллингов и 2 пенса в мелких монетах, аккуратно выложенных в форме квадрата между «Рождественской историей» Диккенса и «Дракулой» Брэма Стокера.

Она спросила у дяди, почему деньги хранятся между книг, и он вспомнил, что на их месте должен был стоять большой том полного собрания сочинений Шекспира, который стоил примерно 5 шиллингов и 2 пенса. Это редкое издание находилось в плачевном состоянии. Передняя обложка свисала на четырнадцати нитях трех разных материалов, потому что ее несколько раз перешивали и чинили. На 312-й странице остался круглый след от чайной чашки, а страницы с 394-й по 427-ю склеились какой-то неизвестной черной субстанцией, которая пачкала пальцы любого, кто пытался их разделить.

Мистер Морриси, осознав, что пропажа незначительна, и учитывая, что книга была оплачена и стоила совсем немного по сравнению с драгоценностями, решил не обращаться в полицию. Затем он вспомнил мои рассказы о приключениях Шерлока Холмса и его трагическом конце и решил узнать, не пожелаю ли я ему помочь.

Я долго обдумывал свой ответ, и все это время мистер Морриси терпеливо ожидал моего вердикта, вежливо попивая чай. Постепенно я перешел к мыслям о том, как бы Холмс отнесся к моему отказу, и мало-помалу я пришел к уверенности, что он был бы им разочарован. «Неужели вы не научились ничему из моего метода, Уотсон?» – спросил бы он. И я согласился поехать с моим новоиспеченным клиентом к нему домой, в Ист-Энд.

Пока мы ехали по извивающимся улочкам Лондона, такси скрипело и дергалось, а я изо всех сил старался вспомнить как можно больше из того, чему учил меня Холмс. Первое, на что он обратил мое внимание при нашем первом расследовании (рассказ о котором я назвал «Этюд в багровых тонах»), – необходимость внимательно осмотреть отпечатки на земле. Чтобы воспользоваться советом на практике, я попросил таксиста остановиться в конце улицы, на которой жил мистер Морриси, и мы двинулись к его дому пешком. Улица оказалась мощеной, как и дорожка, которая вела к его порогу. Дождя не было уже некоторое время, и я не заметил ничего примечательного, кроме неухоженных фиалок под окошком первого этажа. На клумбе были помяты цветы, но они находились на приличном расстоянии от дорожки, и мне показалось, что ни животное, ни человек не смогут перепрыгнуть его так, чтобы не повредить что-нибудь еще на клумбе. Я подумал, что это вряд ли имеет отношение к делу, но вспомнил слова Холмса о том, что расследованию редко идет на пользу отнесение важных улик на счет совпадений и случайностей.

– Ох! – воскликнул мой клиент, когда я спросил его о помятых цветах. – Я этого раньше не видел! Мисс Джексон, моя племянница, всегда очень тщательно ухаживает за садом. А это дело явно беспокоит ее сильнее, чем она показывает. – И он бросился в дом, зовя племянницу.

Я последовал за ним.

Мисс Джексон Мортимер была вторым ребенком покойной старшей сестры мистера Морриси, Айрин. Невысокого роста, среднего телосложения, с длинными светлыми волосами, в распущенном виде доходившими ей до пояса, она производила впечатление человека доброго и приятного. Однако, войдя в дом в сопровождении стареющего мастера по переплету, я застал ее склонившейся над фотоальбомом, и в тот момент ее лицо выражало смесь горя, злобы и обиды. Она явно была поглощена тем, что было изображено на фотографии, потому что не замечала нас до тех пор, пока мой спутник не заговорил с ней.

Девушка испугалась и подпрыгнула на стуле. Но она быстро справилась с эмоциями, а взгляд на ее дядюшку сказал мне, что он либо не заметил перемены, либо сознательно не придал ей значения.

Мисс Джексон пыталась отвлечься от переживаний, рассматривая семейный альбом. Я же решил пока ее об этом не расспрашивать.

Мистер Морриси показал мне комнату, из которой исчезла книга, и я попросил у него пятнадцать минут на ее осмотр в одиночестве. Он с готовностью согласился, и я не стал терять времени зря: оперся о подоконник и внимательно рассмотрел клумбу под окном. Мои подозрения не замедлили подтвердиться: пропавшая книга была наполовину закопана под высокой декоративной травой, возможно выращенной специально для этой цели. Или же вору просто повезло, что трава росла именно там, где украденную вещь было удобнее всего спрятать. Однако последнее предположение я быстро исключил. Никакой вор не доверит свой улов такому ненадежному хранилищу. Мистер Морриси обмолвился, что за садом ухаживает мисс Джексон, поэтому было логично предположить, что именно она спрятала книгу там, совершив это «преступление». Единственная проблема заключалась в отсутствии мотива. Но мне не удалось подумать над этим, потому что я услышал, как открывается дверь, и, выпрямившись, увидел мисс Джексон, с тревогой глядящую на книгу, зажатую в моих ставших липкими пальцах.

– Я правильно понимаю, что вы хотите мне что-то рассказать? – спросил я спокойно, вспоминая о том, насколько бесстрастен был мой учитель.

– Дайте мне книгу и двадцать четыре часа, – ответила она. – Клянусь вам, вы поймете, в каком затруднительном положении я оказалась. Я не сделала ничего дурного, я лишь хотела сохранить покой.

Тут я заметил золотой блеск вокруг шеи девушки.

– Не шевелитесь, пожалуйста, – сказал я.

Мисс Джексон замерла, и я осторожно к ней приблизился. Правда, сначала я перепрятал найденную книгу в траве, так как точно не знал, что предприму дальше.

Вернув черный липкий носовой платок в карман, левой рукой я вытащил из ворота девушки золотую цепочку с маленьким круглым медальоном.

Когда я его открыл, на меня с фотографий посмотрели две женщины. Старшая из женщин была на снимке одна. Сидя на высоком стуле, она держала в руках ту самую книгу, которая пряталась в траве. Правда, на фотографии книга была в гораздо лучшем состоянии. На противоположной створке медальона была изображена более молодая женщина, прижимавшая к груди сверток, должно быть ребенка, и за ее плечом стоял молодой человек.

– Это вы? – спросил я, указывая на младенца на фотографии.

Мисс Джексон кивнула, потеряв от напряжения дар речи.

Женщина на снимке могла быть ее матерью, я видел их сходство, а мужчина был ее… братом, наверное? Он был слишком молод, чтобы быть мистером Морриси, потому что ко времени ее рождения ему должно было быть по меньшей мере лет двадцать, если не больше. Трудно было судить о снимках с точностью, но, как выяснилось позднее, женщиной с книгой была бабушка мисс Джексон по материнской линии.

Теперь ценность этой книги стала понятна, она была фамильным достоянием, наследием, и я был рад, что в тот день мистер Морриси не понесет больше никаких убытков. Я сказал мисс Джексон, что прежде чем вернуть книгу, хотел бы услышать объяснения ее поступка. Объявив мистеру Морриси, что вернусь на следующий день с новыми известиями, я отправился домой, дав себе зарок пока не думать об этом деле. Мне не хотелось больше выдвигать предположений, основанных лишь на домыслах. Я пребывал в уверенности, что грядущий день принесет все необходимые разъяснения.

Я не ошибся в своих ожиданиях. На следующий день в два часа пополудни ко мне зашла мисс Джексон. Она нервничала и эту ночь явно не спала. Мне оставалось лишь надеяться, что она так нервничала не по моей вине.

Разумеется, я принял меры предосторожности и подготовил револьвер на случай, если события примут непредвиденный оборот. Время, проведенное с Холмсом, пошло мне на пользу. Он внушил мне мысль о том, что внешность может быть крайне обманчивой. К тому же я старался не показать настороженности, чтобы не волновать гостью. Без всяких предисловий она начала рассказывать свою историю.

– Мой отец был военным моряком и погиб за три месяца до моего рождения. Пока он был жив, они с моим дядюшкой очень дружили. «Как родные братья», – говаривала моя бабушка. Когда папа умер, он оставил все моей матери, а дядюшка не получил даже запонки. Он ничего не имел против, во всяком случае сначала.

Когда мне было чуть больше десяти, у дядюшки стали заканчиваться средства. Его книжное дело не приносило дохода, и ему пришлось выехать из своего дома… Он был слишком горд, чтобы попросить денег, но часто намекал, что, если бы ему дали взаймы, он бы с радостью воспользовался этой возможностью.

Мама же никогда не понимала намеков. «Говори, что думаешь, и думай, что говоришь» – в этом она была вся. По-моему, она даже не замечала намеков дяди, а он думал, что она игнорирует его, и стал реже заходить, и семьи постепенно отдалились друг от друга.

Шекспир всегда был любимым бабушкиным писателем. Я никогда не понимала ее страсти, как и дядюшка, но мама и Том оба разделяли ее вкусы. Том – это мой брат. Когда бабушка умерла, оказалось, что она не оставила завещания, и все ее имущество автоматически перешло дяде. Мама умоляла отдать ей книгу, ее единственную память о бабушке, но дядюшка отказал ей: она же ничего ему не давала.